Читать интересную книгу Каратель - Иван Тропов

Получи, сука!

Я увидел, как вздрогнул силуэт, отшатнувшись к перилам, переваливаясь через них, за них… если что-то и было дальше, это было уже неважно. Ничто на всем свете было больше не важно.

Боль в руке ослепила меня.

Это были уже не иглы, это были бритвенные лезвия, копошившиеся в руке, решившие устроить себе гнездо в моих костях, и сейчас все разом – тысячи, миллионы, миллиарды – они вгрызлись в мои кости, от кончиков пальцев до плеча, до ключицы, до правых ребер…

Кажется, я кричал.

Я хотел, чтобы оно пропало все, что угодно, отдам, лишь бы оно пропало! Что угодно сделаю, чтобы это исчезло! О, если бы кто-то, милостивый палач, рубанул по руке, отрезал ее, оторвал от меня прочь – до самого плеча, вместе с этими жалящими лезвиями! А лучше с плечом, вместе с ключицей, вместе с ребрами… Все махом… Я бы отдал и вторую руку, только бы это кончилось…

Не знаю, сколько это длилось.

Когда в голове освободилось место для чего-то кроме боли, я стоял, привалившись плечом к стене, прямо передо мной – ступени крыльца. Иглы рвали руку изнутри – было совершенно невозможно поверить, что вот эта целая на вид рука в невредимом рукаве плаща содержит в себе это!

Но теперь я мог различить что-то и кроме игл. Пистолета в руке не было.

Не было и силуэта на крыльце. Куда она делась, сука?

Упав на колени, я шарил по земле руками – рукой! – левой рукой, правой я не шевельнул бы сейчас ни за что, ни за что!

Где-то – за крыльцом? – шуршало, скрипела кожаная одежка.

Стон – не мой, чужой стон.

Шаги…

Все-таки поднялась, сука? Не насмерть?

Ну же! Где ты, Курносый?!

Подвывая и кусая губы, чтобы не выть в голос, я шарил по серым, шершавым плиткам, ребристым от канавок для стока воды. А в правой руке все танцевали, не думая униматься, миллионы игл.

Вот он, свернутый кусочек зеркала, светящийся в темноте.

Стиснув рукоять, я поднялся на ноги, уже развернувшись к крыльцу.

Быстрее!

Левая нога как чужая. Ковыляя, я обогнул крыльцо – что-то шуршало позади, ломало кусты… Там уже было пусто. Лишь темный след, будто отпечаток мокрого касания на серых плитках.

Это у стены. А слева – ряд кустов, облетевших, но даже одними прутьями плотных. Аккуратно подрезанные сверху. Не кусты, а стена. Двухметровая стена. А вот и поломанные ветви, затягивающийся пролом…

Далеко за кустами мелькнул черный плащ, я перебросил револьвер в правую руку – и взвыл от нового приступа боли, чуть не выронил револьвер. Первое же прикосновение к металлу затанцевало укусами по коже – и глубже, глубже, глубже, раскатываясь по кисти, по руке, занозясь в костях, высвобождая там новый рой игл…

Я заставил себя стиснуть рукоять. Поднял револьвер.

Боль пульсировала в руке. Усиливалась с каждым ударом пульса. Взрывалась при одной лишь попытке напрячь кисть. Больно, очень больно.

Я должен.

Но иглы пронзали руку от одного только касания металла. Курок ударил указательный палец разрядом тока, и совершенно невозможно было сжать оружие пальцами. Слишком больно.

Я перебросил пистолет в левую руку.

За проломом в кустах уже никого не было.

Я нырнул в продавленные ветви, продрался на ту сторону.

Дорожка из таких же серых плиток. За ней опять кусты, но теперь не сплошной стеной, а разбитые дорожками на квадраты, провалы, выступы… Лабиринт.

Но я видел, куда она побежала. И даже если бы не видел, мог бы догадаться… Эта тварь бежала. Она бежала от меня!

Стиснув револьвер в левой руке, я побежал за ней – попытался бежать. Левая нога едва двигалась.

Но и ей, суке, досталось… На сереющих плитах дорожки черные пятнышки. Одинаковые, небольшие, равномерно через полшага. Разбившиеся капли. Нить, которая приведет меня к ней. И ее черные стежки шли все чаще. Кровь шла сильнее? Или эта сука бежала все медленнее?..

Слева и справа, за краями этого парка-лабиринта, чернели черепичные крыши корпусов. Сука упрямо бежала в глубину парка. В глубину пансионата. В лес. Там нет дорожек из серых чистых плит. Там моя путеводная нить оборвется.

Я старался бежать быстрее, но у меня едва получалось переставлять левую ногу.

Я уже видел конец лабиринта, когда наконец-то почувствовал ее. Холодный ветер скользнул сквозь меня, ушел дальше – и вернулся. На этот раз чтобы заняться всерьез.

Я обогнул выступ живой изгороди и увидел ее.

Дальше были только газоны, эта неестественно ровная мурава, а между газонами смутно-оранжевые дорожки, но теперь не лабиринт, все в строгом порядке. В центре был маленький плац, и она была уже там, у флагштока, а вон уже и опушка, и первые стволы сосен…

Она бежала ссутулившись, схватившись рукой за левое плечо. Ее вторая рука висела плетью, рукав отяжелел и лип к руке. И сгорбилась еще сильнее, будто почувствовав мой взгляд.

А ее ледяные щупальца ворочались в моей голове, отыскивая, к чему бы присосаться, на чем затянуться кольцами, намертво – чтобы рвануть меня, разорвать на части…

Я вывернулся, но она навалилась снова.

Налетала раз за разом, словно порывы ледяного ветра. И каждый раз – иначе. Пробуя со всех сторон. Перебирая все составляющие моего оборонительного букета ощущений, отыскивая слабину…

Только я был готов. Диана показала мне все эти варианты наскоков, и именно в этой манере. Почти так же, как сейчас она сама делала это…

Я отбивал ее касания и ковылял вслед за ней. Я нагонял ее. Шагов двадцать пять до нее… Ближе, ближе! Мне нужно еще чуть-чуть ближе, чтобы наверняка.

Я шагал за ней, бросая левую ногу вперед, как непослушный протез. А она семенила прочь от меня. Уже на краю плаца, но я быстрее. Я быстрее! Прямо к ней. Наискосок через газон, по дорожке, под каблуками скрипела кирпичная крошка. Словно эхо, долетал хруст ее шагов. Шагов двадцать пять до нее… Двадцать…

Я сбрасывал ее щупальца, и она пропадала на удар сердца, чтобы навалиться снова. Снова пробовала свой финт, но опять иначе, каждый раз иначе, еще сильнее меняя его, делая его еще непривычнее…

Вместе с ее касаниями я чувствовал и отзвуки ее чувств. Ее удивление, ее страх. Ее растерянность. Ее панику.

Да, сука. Да. Мы тебя взяли.

Я вскинул револьвер, целясь, но что-то было не так. Почему-то кисть держала пистолет под таким углом, что отдача уйдет не в плечо, а дернет кисть назад и вбок, выбьет ствол с прицела еще раньше, чем пуля успеет пройти по стволу…

По привычке я целился правым глазом. Надо левым. Вот так. Теперь пистолет лег в руку как надо.

Но она слишком далеко… Ближе к ней, ближе!

Я опять заковылял за ней. И почувствовал, как где-то там, за сплетением ее ледяных щупальцев, судорожно атакующих меня, в глубине за ними, среди недоумения и неуверенности стальной проволокой натянулась воля. Какая-то мысль. Какая-то надежда, которой я не мог разобрать. На что-то эта сука все еще надеялась…

Не разобрать что. Но, кажется, я знаю.

Ее финты менялись слишком быстро. Все дальше уходили от того способа, каким она атаковала меня в своем логове. От ее любимого финта, атаковать которым она привыкла, – в других просто не возникало необходимости, и от этого-то никто не уходил.

Но теперь, с каждым ее судорожным наскоком, финт менялся. Я еще успевал предугадать по первым касаниям, куда придется ее главный удар, успевал увести мою волю и мысль, отбить ее наскок, а потом задавить наведенные ею желания. Но все труднее… Она вот-вот доберется до границ того пятачка вариантов вокруг ее обычного финта, который мы с Дианой истоптали, к которому я привык, который знаю как свои пять пальцев и где могу предсказать каждый ее шаг…

На этом пятачке я мог бы долго танцевать, уклоняясь от ее атак, мог бы сопротивляться ей, даже если бы она давила так же сильно, как тогда, в своем поселке. Сейчас она не давила и вполсилы так, как тогда… только вот-вот выберется с этого пятачка.

И тогда мне не выскользнуть из ее хватки. Без форы я не смогу. Слишком сильна она на таком крошечном расстоянии. Даже сейчас, раненая, напуганная и теряющая силы с каждой каплей крови… Слишком сильна.

Снова налетела, и на этот раз я едва вывернулся из ее хватки. Ее щупальца схлынули, но я знал, что это только на пару секунд. Соберется с силами, сообразит, куда еще можно свернуть, и опять навалится – и, может быть, так, что я уже не угадаю, куда придется ее главный удар, не узнаю, как ей противостоять, и она прорвется. Затуманит мою волю и начнет рвать мысли, менять желания, играть памятью…

Все, сейчас! Сейчас, или будет поздно!

Сей-час! – билось сердце в груди. Торопливо понукало: сей-час! Сей-час!

Теперь можно. Отсюда уж не промахнусь, даже с левой… Уж одну из двух-то пуль положу в эту широкую, почти мужскую спину. Получай же, сука!

Я замер и перестал дышать, ловя на мушку ее шею. Пониже, между лопатками. Если и дрогнет рука, непривычная к стрельбе, и пуля уйдет чуть в сторону, все равно попаду, не в позвоночник, так в бока, или в поясницу, или в голову…

Что-то мешало мне целиться. Накатило ее касание – она почти добралась до края моих укреплений, но я все же сбросил ее липучую хватку. На этот раз сбросил, а следующего раза не будет, ей уже не успеть навалиться на меня еще раз…