— Это ваше свадебное платье, — сказал маркиз д'Андижос, который вошел в комнату вслед за сестрами. — Граф де Пейрак очень долго искал среди тканей, заказанных из Лиона, ту, которая бы подошла к цвету ваших глаз.
— Но он никогда их не видел, — возразила Анжелика.
— Господин Молин описал их очень подробно: море, которое видишь с берега, когда солнечные лучи пронизывают его до самого песчаного дна…
— Чертов Молин! — воскликнул барон. — Вы не заставите меня поверить, что он так поэтичен! Я подозреваю, маркиз, что вы несколько приукрасили его слова, чтобы заставить улыбнуться невесту, польщенную таким вниманием со стороны будущего мужа.
— А это! И это! Посмотри, Анжелика! — повторяла Мари-Аньес, чье личико, напоминающее мордочку маленькой пугливой мышки, светилось от возбуждения.
Вместе с двумя маленькими братьями, Альбером и Жан-Мари, она вертела в руках изысканное белье, открывала коробочки, где лежали ленты, кружевные украшения и веера из пергамента и перьев. Там еще был очаровательный дорожный несессер из зеленого бархата с подкладкой из белого дамаста, окованный позолоченным серебром. В нем находились две щетки, золотой футляр с тремя гребнями, два маленьких итальянских зеркальца, квадратная подушечка для булавок, два чепчика, ночная рубашка из тонкого батиста, подсвечник из слоновой кости и зеленый атласный мешочек с шестью восковыми свечами. Было еще множество более простых, но не менее элегантных платьев, перчатки, пояса, маленькие золотые часики и бесконечное количество вещей, о назначении которых Анжелика даже не догадывалась. Как, например, маленькая перламутровая коробочка, в которой на покрытой клеем тафте находились разные по форме крохотные кусочки черного бархата.
— Это мушки, считается хорошим тоном приклеивать их, чтобы подчеркнуть цвет кожи и красоту лица, — пояснил граф де Карбон.
— У меня не настолько светлая кожа, чтобы была необходимость ее так подчеркивать, — ответила Анжелика, закрывая коробку.
Находясь под впечатлением от увиденного, она радовалась как ребенок и в то же время впервые ощутила восторг женщины, которую инстинктивно тянет к нарядам и всему красивому.
— А что вы скажете об этом? — спросил маркиз д'Андижос. — Это сияние тоже не подойдет для вашего оттенка кожи?
Он открыл плоский футляр, и в комнате, где толпилась служанки, лакеи и работники с фермы, раздался дружный возглас изумления, а затем восхищенный шепот. На белом атласе сверкало ожерелье ослепительного, в три ряда, жемчуга с золотистым отливом. Лучшего украшения для юной невесты нельзя было и придумать. Набор дополняли жемчужные серьги и две нитки более мелкого жемчуга, которые Анжелика сначала приняла за браслеты.
— Это украшения для волос, — объяснил маркиз д'Андижос, который, несмотря на свое брюшко и манеры вояки, подобно пажу разбирался в тонкостях моды. — Нужно приподнять волосы, хотя, по правде говоря, я не очень-то представляю, как это делается.
— Я причешу, мадемуазель, — вмешалась в разговор высокая крепкая служанка, приближаясь к Анжелике.
Она была молода, но удивительным образом походила на Фантину Лозье. То же сарацинское пламя — память о давних нашествиях — опалило ее кожу. Обе женщины бросали друг на друга враждебные взгляды.
— Это Маргарита, молочная сестра графа де Пейрака. Она прислуживала самым знатным дамам Тулузы и подолгу жила вместе с хозяевами в Париже. Отныне она будет вашей горничной.
Служанка ловко подняла тяжелые золотистые волосы Анжелики и искусно обвила их жемчугом. Затем она решительно вынула из ушей девушки скромные сережки, подаренные бароном на первое причастие, и вдела роскошные серьги. Настала очередь ожерелья.
— Ах! Вырез у платья должен быть больше! — воскликнул барон Сербало, чьи черные, как лесная ежевика после дождя, глаза разглядывали декольте Анжелики.
В ответ маркиз д'Андижос, не церемонясь, стукнул его тростью по голове.
— Не забывайте о приличиях, барон!
С зеркалом в руках к Анжелике подбежал паж.
Она увидела себя в новом облике. Все в нем казалось сияющим, вплоть до гладкой кожи, едва тронутой румянцем на скулах. И внезапно удовольствие заполнило ее, поднявшись до самых губ, которые расцвели в очаровательной улыбке.
«Я красива», — подумала она. Но тут все окуталось туманом, и ей показалось, будто из глубины зеркала она слышит ужасный, насмешливый голос:
— Хромой! Хромой! Страшнее дьявола! Ах, у вас будет прекрасный супруг, мадемуазель де Сансе!
* * *
Свадьба по доверенности должна была состояться через три дня. Предполагалось, что скромная церемония благословения пройдет в часовне замка на закате дня, а затем большой банкет с новобрачными во главе, родственниками, именитыми гостями, владельцами соседних замков и дворянами, приехавшими издалека.
Однако уже по всей округе начали праздновать заранее. Празднества в честь этого великого события должны были длиться несколько дней и продолжиться даже после отъезда невесты. В Монтелу устроили фейерверк, в воздух взлетали ослепительные ракеты и петарды. Вокруг замка вплоть до соседних лугов тянулись накрытые столы с кувшинами вина и сидра, разными сортами мяса и фруктами. Крестьяне, то и дело подходившие туда угоститься, насмехались над гасконцами и тулузцами, чьи бискайские барабаны, лютни, скрипки и соловьиные голоса посрамили деревенских музыкантов с их виолами и свирелями. Впрочем, последние вовсе не собирались покидать свои помосты и продолжали играть для неистовых танцоров бранля и буре.
* * *
В последний вечер перед отъездом невесты в далекий Лангедок, во дворе замка был устроен пир, на который пригласили именитых соседей и владельцев окрестных поместий. Пришел и господин Молин с женой и дочерью.
В большой комнате, где она в детстве столько раз по ночам прислушивалась к поскрипыванию флюгера на крыше старого замка, Анжелика ждала кормилицу, чтобы та помогла ей одеться для церемонии.
В спальне поставили большое зеркало, в которое Анжелика могла видеть себя во весь рост. Барон в этот момент прошептал: «Такие зеркала есть только в королевских апартаментах!»
День клонился к вечеру, красный свет заката освещал все вокруг. Кормилица долго с любовью причесывала великолепные волосы Анжелики. «Прекрасные волосы», — то и дело раздавались вокруг нее восхищенные голоса.
Анжелика двумя руками приподняла волосы, и они, словно ореол, осветили ее лицо. Черты его были подобны изображениям святых, достойных людскому поклонению. Это было то самое лицо, в которое так жадно вглядывался Николя в тот день на лесной тропинке. Он тоже был красив. Вспомнив о нем, Анжелика нетерпеливо встряхнула головой, ее волосы разметались по плечам, словно золотой плащ. Она была красивой — ей часто это повторяли. Она могла спасти свою семью благодаря своей красоте. Она вновь ощутила гордость. К чувству гордости примешивалась и тоска, и радость, потому что она любила своих родных. Но больше всего она была возмущена… Возмущена так, что готова была сбежать.