Казуки откинулся на спинку стула, закинул руки за голову.
«Как же хочется закурить, — подумал он, глядя на серый потолок. — Сейчас я имею более честную цепочку событий. Если смотреть всё вместе, то видно, как Алекс обороняется, старается как можно меньше причинить вреда и применяет летальные средства только тогда, когда необходимо. Да, у него есть механические мышцы доспеха, которые могут запросто размазать обычного человека по стенке, но ими он пользуется только для побега. Только от чего бежал Алекс и куда? Надо проверить транспортные узлы, может быть, Алекс был раньше в порту или на вокзалах и там можно найти след, весомые улики».
— Господин, смена заканчивается, — сказал Ичиро, перекатываясь с пятки на носок.
— Хорошо, на сегодня я закончил, — ответил Казуки, поправив пиджак и сжав зажигалку. — Подготовь к завтрашнему дню информацию с ваших транспортных узлов, примерно за весь этот день.
— Д-да, господин, — промямлил Ичиро, поклонившись.
Бывший контрразведчик достал бумажник и, вытянув из него четыре десятитысячных купюры, положил их под клавиатуру. Глаза продажного копа заблестели.
Казуки хмыкнул и подошёл к двери.
«Надо расслабиться, слишком много информации разгребать тоже плохо», — подумал японец, открывая дверь.
Ичиро тут же вырвался вперёд, оглядываясь на контрразведчика. Казуки наблюдал за продажным копом: немного сгорбленная фигура, мелкие шаги, много разных неспокойных моторных действий, постоянно подтягивает штаны.
«И такое служит в полиции. Что ж, какой город, такие жители в нём и его слуги», — подумал бывший контрразведчик, спокойно идя за провожатым.
Выйдя за пределы полицейского участка, Казуки тут же запустил руки под пиджак, достал сигарету и закурил. Нервная дрожь, накопившаяся за время просмотра видеозаписей, рассеивалась с каждой затяжкой, расслабляя и отравляя. Малая цена за успокоение, но большая для здоровья. Однако каждая последующая затяжка больше вводила в медитативный транс от ритуала, нежели расслабляла.
«Может, в тот бар пойти? В котором есть коктейль по рецепту Алекса, — задумался бывший контрразведчик, выкурив половину сигареты. — Надо почтить память. Решено. Иду».
Казуки закрыл глаза, наслаждаясь последними мгновениями этого тихого момента единения с сигаретой. И вот она закончилась. Бывший контрразведчик затушил сигарету об урну и выбросил бычок в пустой зев мусорки.
Поймав такси, Казуки попросил водителя доехать до того бара в западном стиле. Таксист всё понял, кивнул и тронулся.
Ночной Нагасаки завораживал. Яркие вывески на центральных улицах казались высокими до небес, борясь за внимание случайного прохожего, меряясь своими эпатажными образами.
Неоновая вывеска гейши в классическом японском изобразительном стиле, дама застенчиво подмигивала из-под веера, явно зазывая. Казуки скривился и отвернулся от борделя.
На другой стороне гигантский осьминог словно вылезал из здания и медленно шевелил двумя щупальцами, утыканными лампочками. Раменная.
Или большая трубка посреди классического австралийско-немецкого фасада, из которой каждую минуту выстреливало облачко красного пара.
И люди. На улицах очень много людей.
Казуки наблюдал за центральными улицами и просветами подворотен. На одних вполне цивильные японцы веселились, пили, а на других уже ползли вдоль стеночек, блевали, а иногда их прессовали мелкие хулиганы, падкие на лёгкую добычу.
«И куда смотрит полиция… Бесчестье», — подумал Казуки, увидев очередную пьяную драку в подворотне.
Такси остановилось возле нужного бара, японец отсчитал пять тысяч и отдал водителю. Тот поклонился, насколько позволял ремень безопасности.
Казуки зашёл внутрь. Знакомый интерьер, всё тот же бармен за стойкой. Хозяин заведения протирал до блеска бокалы. Завидев посетителя, он поклонился и улыбнулся.
Слабая улыбка сорвалась у Казуки в ответ. Внутри стоял тихий гул и было немного дымно. Бывший контрразведчик ощутил внимание на себе. За одним из столиков сидели двое: лысый японец, который курил трубку, и китаец, жадно поглощавший закуски из рыбы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Лысый внимательно наблюдал за действиями Казуки.
«Запомню его. Лицо только стандартное, без определённых черт. Типично японское: правильный овал лица, средне посаженные тёмные глаза, небольшой нос, узкий рот», — подметил бывший контрразведчик, присаживаясь за барную стойку.
— Вам коктейль Алекса с хикарумизу? — спросил бармен, на миг прервав протирание стаканов.
— Да, — кивнул Казуки.
— Отлично, — сказал хозяин бара. — Кстати, вам та женщина просила передать записку, если вы ещё раз посетите моё заведение.
Бармен отложил стакан, достал из-под стойки белую картонку и передал Казуки.
На одной стороне был написан номер телефона и стояла подпись — «Джейн». На обороте же находилась иная надпись: «Если не сомневаешься, то позвони».
«Что бы это могло значить?» — задумался Казуки, положив записку в нагрудный внутренний карман пиджака и достав оттуда сигарету с зажигалкой.
Глава 28
Мисаки Юдзу. Империя Восходящего Солнца, юго-восток Африки, префектура Сунаджи, город Кокуё, 26 января 2012 года
Темнота. Словно вокруг ничего нет. Не хватает воздуха. Мисаки попыталась двинуться — не удалось. Казалось, что её сковали, спеленали в смирительную рубашку.
Не видно ни зги. Как в киселе, девушка приподняла руку, насколько смогла. И ударилась с глухим стуком об невидимую стенку. Мисаки ощупала преграду: шершавая, с ребристым рисунком.
На всю площадь, куда доставала рука, везде были стены. По бокам, за головой.
Попробовала стукнуть ногой вперёд. Там тоже деревянная стена.
Гроб.
Тело обмякло.
Мисаки лихорадочно вращала глазами, пытаясь в абсолютной тьме зацепиться хоть за что-то. Не получалось. Мелкая дрожь поселилась в каждом уголке тела. Дрожь готова вот-вот вырваться наружу. Но Мисаки старалась подавить в себе страх.
На секунду она замерла и прислушалась.
Тишина, нарушаемая собственным дыханием и звоном в ушах от давления крови.
«Как я здесь очутилась? Кто меня заказал? Это кара главы?» — подумала Мисаки, замедляя дыхание.
Девушка попыталась согнуть руку и выпрямить, но не получилось до конца.
Глубоко вздохнула, прогоняя из себя страх, и ударила кулаком со всей доступной силой. Из-за невозможности полностью использовать размах руки удар получился слабым. Недостаточным, чтобы деревяшка начала трескаться.
Мисаки продолжила использовать тело, чтобы выбраться из ловушки.
Удар коленом вверх. Ступнёй вниз. Локтями в сторону. Деревянный гроб не поддавался.
Она заметалась внутри, словно накатила острая фаза приступа эпилепсии: руки, ноги, голова беспорядочно ударялись о любую поверхность.
Мисаки обмякла.
«Похоже, конец близок, — подумала она. — Но я лучше сдохну, расшибив лоб, чем умру от бессилия!»
Упёршись руками в близкий потолок, девушка ударила головой деревянную доску. Раз, два, три… Каждый удар девушка считала. В каждый она вкладывала всю силу. На тридцатом ударе потекла струйка крови из рассечённой кожи. На пятидесятом кровь заволокла глазницы.
На сотом ударе прозвучал треск. Дерево оказалось слабее воли девушки.
Внутри у Мисаки словно открылся новый источник силы. Она как обезумевшая продолжала бить лбом гроб, пока не услышала новый треск.
Девушка просто перестала считать после двухсотого удара. Она вошла в чуждый логике самосохранения ритм, в котором бесконечно долбила лбом одну точку.
Треск! С крышки гроба посыпались осколки. Цепной реакцией пошли трещины, сквозь которые проникал зловещий красный свет. Со всей поверхности «потолка», из каждой щели сыпалась рыхлая земля.
— Ах-ха-ха! — во весь голос засмеялась Мисаки.
В открытый рот стекала кровь и падали кусочки земли. Но девушке было всё равно.
С каждой секундой прибывала земля. Почему-то ноги быстрее засыпало, чем туловище и голову.