не худшее зло?! Мог я им помешать?! Нет! Могли это сделать королева, принц Элодисский, твой отец, в конце концов. Но они не помешали – не поняли величины угрозы… Так в чем мой грех? В чем грех волка, сожравшего овцу? Он таков, каков есть. Да, я волк, я тварь, я хищник! И делаю то, что могу и умею. Поздно меня менять, родничок зарос. – Он стремительно подошел к Фиби, присел подле, жадно любуясь ее лицом, шеей, руками и плечами. – Но знаешь, о чем я мечтаю?.. Только тебе я могу открыться… Ибо верю: ты поймешь меня. Хоть ты меня и ненавидишь, и желаешь, чтоб я сдох, и не простишь меня, но поймешь, верю, ты – не обычная глупая баба, ты – особенная! И каким бы ни было твое сердце, голова у тебя ясная. Сердцем ненавидя, умом – ты поймешь! – Фиби, не смутившись, хоть чувствовала его взгляд всей кожей, прилежно клала стежок за стежком, не ошибаясь ни на йоту, и руки ее не дрожали. Он встал, отошел к перилам, глядя на море. – Мальцом я мечтал о том, что у меня нормальная семья, мать, братья, сестры, отец, дедушка, бабка… Не судьба была мне такую семью иметь. И в какой-то час понял я, что если и будет у меня все это, то только если я САМ это создам. С песчинки, с ростка, выращу свое собственное древо фамильное, свою СОБСТВЕННУЮ семью, и через тридцать лет вот тут, – он ожесточенно, не глядя на Фиби, ткнул указательным пальцем в плиты пола, – будет сидеть МОЯ дочь, и МОИ внуки будут играть, а я – смотреть на них.
– Пока не придет новый волк. – Раздался сзади тихий, но спокойный голос. – Молодой, жадный и самоуверенный, и не разрушит ТВОЙ мир.
Смерть Корнелия, убитого не иначе, как по дьявольскому наущению, потрясла его последователей и посеяла смуту в его войско. Рыцари были уверены, что смогут повести их за собой, заклиная светлой памятью их вождя, но, как водится, кое-чего не учли. А именно: мотивов, которые привели к Корнелию очень многих из простого люда. Тех, кто пошел не за сектантом, не ради борьбы с ересью, до которой, по большому счету, им вообще никакого дела не было, а за правдой, как они это понимали. Люди шли, чтобы как-то изменить свою постылую жизнь, ненавистные порядки, скинуть груз проблем, отомстить кровососам-рыцарям и попам… особенно попам. Особого представления о том, как они всего этого добьются, и что будут делать после, у них не было, но зла и обид накопилось столько, что требовалось хотя бы выпустить пар. И после похорон Корнелия, торжественных, с молебном, всеобщим плачем и покаянием, началась свара между рыцарями и мгновенно образовавшимися вождями от толпы: Майклом Гречкой, Тедди Ангелом и Петром Дулей. В устье Вопли, у Зеркального, корнелиты перессорились и разделились: с Гречкой, Ангелом и Дулей ушли те, кто пришел не ради религиозных идей, то есть – большинство. И самое боеспособное большинство. Пока их вел Корнелий, люди шли за ним, особо не раздумывая и не задаваясь вопросом, куда они идут и зачем. Ведет – идем. Корнелия не стало, и потребовалась какая-то программа действий, какая-то цель. Петер Дуля, беглый монах, которого разыскивали церковные власти за грехи и преступления, коих у него был целый букет, от прелюбодеяния и содомии до воровства и убийства, первым обозначил эту цель: монастыри и кафедральные города. «Ибо сам кардинал Стотенберг в грехе закоснел, прелюбодействует, бастардов плодит, в Хефлинуэлле предается чревоугодию и распутству, пока простой люд кровавым потом обливается, от зари и до зари добывая хлеб свой, который весь уходит в прорву какую-то! Люди горбатятся от зари до зари, а дети голодают! А за его высокопрелюбодейством и иные попы стыд и совесть потеряли, обжираются, срамотой занимаясь при свете дня, не стыдясь ни людей, ни Бога!». Слова были справедливые и понятные, цели – тоже. И корнелиты, избрав своим новым символом сосновую шишку, как знак траура по любимому вождю, – сосновые ветви в Нордланде шли на изготовление погребальных венков, – направились на юго-восток. А остальные, оставив своим символом крест в огне и назвав себя Верными, направились за рыцарями Зоном и Вальтером Лысым в сторону Фьесангервена, по-прежнему имея своей формальной целью Эльфийское побережье и всяческих прелюбодеев и скотоложцев.
Город Торхвилл, несколько дней пребывающий в смятении и страхе, все это время собирал выкуп за себя, памятуя о судьбе Брэдрика. Когда Верные подошли к его стенам, горожане выслали переговорщиков с выгодным предложением, и Зон и Вальтер это предложение приняли. Солидная сумма золотом и кое-какие драгоценные вещички осели ненавязчиво в рыцарских сундуках. Но Верным тоже перепало кое-что. В ознаменование «бескровной победы» им выкатили двадцать бочек не самого плохого пива. Напившись и хорошо отпраздновав, Верные разорили окрестные деревни, сожгли все, что горело, потравили посевы, и направились дальше. Торхвилл и укрывшиеся за его стенами крестьяне вздохнули с облегчением. После Брэдрика пожар и потравы казались уже не самым большим злом.
В знак траура по Лайнелу Еннеру, его супруге и сыну, а так же по Ардоберту Бергквисту, в Хефлинуэлле приспустили флаги и отменили все пиры и развлечения на ближайший месяц. Большая часть гостей разъехалась, гости издалека засобирались домой. Гэбриэлу это даже понравилось: столпотворение в замке его начало раздражать; нельзя было шагу ступить, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из гостей или их челяди. Но и жаль было отца, который искренне переживал о своих друзьях и родственниках. Да и Гарет приуныл. Он хорошо помнил Лайнела Еннера, и очень жалел, что, побывав в Урте, не добрался до Фьесангервена и не возобновил знакомство с Еннерами.
– Нужно было снова голубей завести. – Говорил он, сидя с братом поздно вечером под замком, на берегу рва, искупавшись и отдыхая. В отдалении, на заливном лугу, паслись кони Хефлинуэлла, которых выгоняли сюда в ночное, и Гэбриэл любовался ими, то и дело бросая в воду мелкие камешки. Лошади вкусно хрустели травой, фыркали, топали порой ногами, отгоняя насекомых. Гор блаженно вытянулся в траве неподалёку: он тоже купался и активно участвовал в драке, которую затеяли братья; потом, как оно водится, встряхнулся прямо возле хозяина, заставив его подпрыгнуть и заорать, и наконец успокоился. Подрёмывал в полглаза: хозяин расслабился, не заботится ни о чём, по сторонам не глядит… всё на нем, всё на верном псе! Надо и за вещами приглядывать: пока хозяин купался, Гор деловито собрал его разбросанные вещи в кучу и сидел