Раздетая армия не годилась для проведения даже небольших операций. Лафайет попытался побудить Вашингтона нанести все же удары по англичанам, напомнить о Трентоне и Принстоне. «Французский двор, — писал он генералу, — часто жаловался мне на неактивность американской армии, которая до заключения союза отличалась предприимчивостью. При дворе мне постоянно говорили: «Твои друзья бросили нас воевать за них, а сами не хотят рисковать». На что Вашингтон ответил: «Невозможно, дорогой маркиз, желать более страстно, чем я, закончить кампанию удачным ударом. Но нам следует сообразовываться с имеющимися возможностями, а не желаниями и не пытаться улучшить наше положение предприятиями, которые могут только ухудшить ее». Собственно, Вашингтон пожинал плоды американской политики — США всецело положились на союз с Францией, а армия Бурбонов пока не рвалась в бой на американской земле.
Континентальная армия была низведена до жалкого положения. Только «невероятная пассивность» врага, писал Вашингтон, позволила удержать в ту осень Вест-Пойнт, «дала нам возможность маячить у их квартир (у Нью-Йорка. — Н. Я.), в то время как у нас едва-едва хватало солдат, чтобы выставлять обычное охранение». Накануне нового, 1781 года Вашингтон писал генералу Кедваладеру: «Я не вижу ничего впереди, кроме новых бед. Половину времени мы сидим без продовольствия, и так будет дальше. У нас нет складов и нет средств на создание их. Очень скоро мы останемся и без солдат, ибо у нас нет денег, чтобы платить им. Мы кое-как держались, но всему приходит конец. Одним словом, история этой войны — история ложных надежд».
1 января 1781 года случилось то, что давно предсказывал и ожидал Вашингтон, — войска восстали. Поднялись все полки из Пенсильвании, расквартированные в Морристауне, — 2400 человек. Солдаты убили капитана, ранили несколько офицеров и, захватив шесть орудий, пошли на Филадельфию. Полки возглавили сержанты. Генерал Вайн попытался задержать восставших, он угрожал зачинщикам пистолетами, в ответ над его головой прогремел залп. Вайн расстегнул мундир и драматическим жестом предложил поразить его сердце. Солдаты разъяснили, что они не таят зла на боевого генерала, а намерены добиться справедливости у конгресса, забывшего об армии. Нельзя, кричали они, потрясая мушкетами, больше так жить и служить — голодными, без обмундирования, получать жалованье бумажками.
Вашингтон, узнавший о восстании, осмотрительно не покинул Вест-Пойнт, солдаты крепости были ненадежны, «они только дожидались результатов мятежа пенсильванцев». Он поручил разузнать настроения частей из Новой Англии, результат обескураживающий — солдаты не выступят на подавление своих товарищей. Лафайет попробовал свои силы — он встретился с восставшими. «Эти смелые люди, — писал он, — страдали вместе с нами четыре года». Они не получали жалованья пятнадцать месяцев, их задержали на год против обещанного срока службы. «Было бы весьма неуместно», признался он, поднять меч на восставших, ибо «вероятность сокрушения их недостаточна, чтобы решиться нанести удар». Полк, посланный отобрать орудия, уже присоединился к восставшим.
Волей-неволей пришлось идти на уступки. Вашингтон рекомендовал конгрессу не бежать из Филадельфии, а отрядить представителей для переговоров с мятежными пенсильванцами. Одновременно он обратился с требованием к губернаторам штатов Новой Англии немедленно предоставить деньги и обмундирование. Президент конгресса Рид встретил восставшие полки в Принстоне. Начался унизительный для конгресса торг. Ветераны демонстрировали свои рубища, шрамы от ран, заверяли, что «сама идея стать арнольдами им ненавистна», но упорно отказывались передать до удовлетворения их требований двух английских эмиссаров, которых успел прислать к ним Клинтон с самыми соблазнительными посулами.
Рид уступил всем требованиям. В обмен на выдачу английских агентов (оба были немедленно повешены) и прекращение восстания пенсильванцы получили все просимые материальные компенсации, были одеты, обуты, накормлены. Половина восставших с разрешения конгресса немедленно расходилась по домам, вторая половина последовала за ними в середине апреля 1781 года. Пенсильванские полки, по крайней мере временно, перестали существовать. Вашингтон лишился многих ветеранов, на подготовку которых было затрачено столько сил и средств.
Пример пенсильванцев оказался заразительным. 21 января восстали солдаты из Нью-Джерси. Вашингтон вздохнул с облегчением — мятежников всего около двухсот, они направились на столицу штата Трентон с требованиями, аналогичными выставленным пенсильванцами. У Вашингтона был наготове карательный отряд — шестьсот человек генерала Хоу, которых первоначально хотели использовать против пенсильванцев, но не решились. С начала января этих людей кормили и поили на убой. Они были тепло одеты и отлично вооружены. Вашингтон приказал Хоу подавить восстание.
Сообщая циркуляром губернаторам тринадцати штатов о принятых мерах, Вашингтон писал: «Будучи убежденным, что, если решительными мерами не подавить этот опасный дух, им будет заражена вся армия, я приказал отряду, максимальному по численности, который мы только смогли выделить, проследовать во главе с генерал-майором Хоу с приказом заставить мятежников безоговорочно капитулировать, не выслушивать никаких их условий, пока они готовы оказать сопротивление, а по капитуляции немедленно казнить нескольких зачинщиков. Я не знаю, как поведут себя посланные для этой цели войска, но льщу себя надеждой, что они выполнят свой долг. Я предпочитаю любые эксцессы со стороны войск из Нью-Джерси компромиссу».
Вашингтон считал это небольшое восстание небесным даром — представлялся случай преподать урок всей армии. Что случилось бы, если восстание было большое по масштабам! Он выехал в санях вслед за отрядом Хоу. Когда каратели прибыли к месту назначения, Вашингтон был обескуражен — офицеры уже договорились с мятежниками — им обещали, если они разойдутся, освободить от наказания. Вашингтон был вне себя от бешенства — глупцы в офицерских мундирах сорвали великолепный замысел на примере мятежников проучить армию. Он вызвал офицеров и подробно опросил, кто-то заметил, что солдаты все еще «полностью не повинуются». Вот он, искомый предлог! Вашингтон постановил — мятеж продолжается, и каратели приступили к делу.
Хижины нью-джерсийских солдат окружили, удивленным людям приказали построиться, и двое зачинщиков были на месте расстреляны. Это поручили двенадцати их ближайшим товарищам. Они роптали, плакали, но повиновались.
«Само существование армии, — комментировал Вашингтон, — требовало примера». Он добавил: «гражданские свободы» не могут существовать, если солдаты «диктуют свои условия родине». В общем приказе по армии 30 января Вашингтон разъяснил: «Генерал глубоко понимает страдания армии. Он делает все, чтобы облегчить их, и убежден, что конгресс и ряд штатов также прилагают все усилия для достижения этого. Однако, когда мы ожидаем от страны выполнения ее обязательств, мы должны помнить о ее сложном положении. Мы начали борьбу за свободу и независимость с очень ограниченными средствами для ведения войны, полагая, что патриотизм компенсирует нехватку их. Мы ожидали тяготы, и мы не должны пасовать перед ними, равно как не бросать вызов закону и порядку, дабы добиться облегчения».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});