С нашей стороны было бы весьма благоразумно захватить его во время переправы, но генерал упустил из виду такую возможность. Индейцы сразу это сообразили, и, прежде чем мы спохватились, они уже перемахнули через перешеек и заняли островок. Последствия этого искусного маневра сказались незамедлительно. Индейцы начали обстреливать лодки, переправлявшиеся через реку. Лодки сносило течением вниз, как раз напротив лесистого островка. Из зеленой тени деревьев непрерывно струился синеватый огненный дымок, а свинцовые пули делали свою разрушительную работу. Люди падали с плотов или тяжело опрокидывались через борта лодок в воду раненые и мертвые. А частый огонь наших мушкетов, направленный на островок, никак не мог выбить дерзких врагов, которые притаились в густой листве.
Там было не очень много индейцев. Когда они перебирались туда по перешейку, мы могли их всех пересчитать. Но, по-видимому, это были лучшие воины и самые меткие стрелки: ни один их выстрел не пропадал даром. Это был момент наивысшего напряжения боя. В других местах схватка шла с более равным соотношением сил. Обе стороны дрались под прикрытием деревьев и не несли больших потерь. Но засевшие на острове несколько индейцев причиняли нам больший урон, чем все остальные силы неприятеля.
Единственным средством заставить индейцев отступить с островка была штыковая атака.
Таков был замысел генерала. Это казалось безнадежным предприятием. Тот, кто решился бы двинуться вперед под убийственным огнем скрытого противника, безусловно подверг бы свою жизнь серьезному риску.
К моему удивлению, выполнить этот долг предназначалось мне. Признаюсь, я никогда не проявлял особой храбрости или пыла во время сражения. Но приказ исходил непосредственно от генерала, и действовать надо было немедленно. Я приготовился выполнить его, хотя и без особого энтузиазма.
При мне находилось несколько человек, вооруженных винтовками. Их было не больше, чем индейцев. Вместе с ними я направился к полуострову.
Я сознавал, что иду на верную смерть. Вероятно, то же самое чувствовали и солдаты, которые шли со мной. Но, даже зная это, мы не могли отступить. Глаза всех были устремлены на нас: мы должны идти вперед и победить или умереть!
Через несколько секунд мы были уже на перешейке и стремительно двинулись к острову.
Мы надеялись, что индейцы не заметят нас и нам удастся обойти их.
Напрасная надежда! Враги с самого начала внимательно следили за нашим маневром и, зарядив винтовки, были готовы встретить нас.
Едва сознавая всю опасность своего положения, мы продолжали идти вперед и наконец оказались на расстоянии двадцати ярдов от рощи.
Вдруг из-за деревьев взвился голубой дымок и мелькнуло красное пламя. Над головой у меня просвистели пули. Позади раздались крики и стоны. Я оглянулся и увидел, что все мои товарищи упали — мертвые или умирающие.
В это время из чащи леса до меня донесся голос:
— Вернитесь, Рэндольф! Вернитесь! Символ, который вы носите на груди, спас вас. Но мои воины в ярости, кровь в них так и кипит! Не искушайте их! Вернитесь! Назад! Назад!
Глава LXVIII. ПОБЕДА, ЗАКОНЧИВШАЯСЯ ОТСТУПЛЕНИЕМ
Я не видел человека, который говорил это, густая листва полностью скрывала его. Но я сразу узнал голос: это был Оцеола.
Не могу даже передать, что я почувствовал в эту минуту, и не помню, как я поступил. В моем уме царили хаос и смятение, удивление было смешано со страхом. Я помню только, что еще раз оглянулся на своих товарищей и заметил, что не все они убиты. Одни лежали неподвижно, но другие шевелились и стонали. Значит, они еще были живы!
С великой радостью я увидел, что некоторые поднялись и спешили скрыться, а другие пытались ползти на четвереньках.
Из рощи продолжали стрелять, и я, застыв в нерешительности на месте, видел, как двое или трое упали на траву, сраженные роковой пулей.
Среди раненых, лежавших у моих ног, был один юноша, которого я хорошо знал. Пуля пробила ему обе ноги, и он был не в силах двинуться. Он умолял меня помочь ему, и это вывело меня из оцепенения. Я вспомнил, что когда-то этот юноша оказал мне большую услугу. Почти машинально я наклонился, схватил его и потащил. Стараясь выбраться с перешейка, я полз со своей ношей так быстро, как мне позволяли силы. Я остановился передохнуть только тогда, когда огонь индейских ружей уже не был опасен для меня.
Меня встретил взвод солдат, высланный для того, чтобы прикрыть наше отступление. Я оставил раненого товарища на руках солдат, а сам поспешил с печальным донесением к генералу.
Мне не пришлось ничего докладывать. За нашим продвижением наблюдали, и весь отряд знал о постигшей нас неудаче. Генерал не сказал ни слова и без всяких объяснений отправил меня на другой фланг.
Все порицали генерала за его необдуманный приказ захватить остров столь ничтожными силами. За мной же укрепилась репутация храброго офицера.
Перестрелка продолжалась еще около часа. Это были отдельные стычки в болотах и между деревьями. Ни нам, ни индейцам не удалось добиться здесь реального преимущества. Обе стороны по-прежнему занимали захваченные вначале позиции. Однако впереди весь лес удерживали за собой индейцы. Отступить
— значило погубить весь отряд, ибо был только один путь к отступлению: обратная переправа через реку. Но нам пришлось бы переправляться под неприятельским огнем. Оставаться дальше на нашей позиции было тоже опасно. Мы не могли ничего предпринять, ибо, по существу, были осаждены на берегу реки. Мы тщетно пытались выбить индейцев из рощи. Потерпев неудачу один раз, мы не могли рискнуть на вторую подобную же попытку. Это было бы гибельно, но оставаться на том же месте было не менее рискованно. У войск было с собой очень мало провианта, он подходил к концу, и голод уже давал себя знать. С каждым часом наше положение ухудшалось.
Мы убедились, что враг окружил нас. Около нас полукругом толпились индейцы, причем каждый воин стоял за деревом, которое его защищало. Мы образовали оборонительную линию, такую же мощную, как линия укрепленных траншей. Прорваться через эту линию без большой потери людей не представлялось возможным.
Теперь было видно, что число наших врагов заметно увеличилось. Особый клич, знакомый старым солдатам, возвещал о прибытии все новых и новых отрядов индейцев. Мы начинали опасаться, что теряем превосходство в силах, что нас вскоре одолеют. Всех охватило мрачное отчаяние.
Во время перестрелки мы увидели, что многие из индейцев были вооружены винтовками и мушкетами. На некоторых были военные мундиры. Особенно бросался в глаза наряд одного из главных вождей. С его плеч ниспадал большой шелковый флаг, наподобие тех плащей, которые носили испанцы времен конкистадоровnote 76. Были ясно видны красные и белые полосы с голубым звездным полем в углу. Взоры всех солдат устремились на флаг. В этом фантастическом одеянии, столь вызывающе подчеркнутом, все узнали любимый флаг нашей родины.