— Ну послушай этот грудной голос! О, Дэви, я сейчас расплачусь… 0-о-ох, ну и зассыха!
Дорога к востоку от гор через некоторое время привела нас к западному лазурного берегу чудесного Коникута, и мы задержались в этой замечательной стране, полной маленьких деревенек, каждая из которых хороша для торговли. Папаша никогда не объяснял, какая причина заставляла его обходить стороной Ну-ин: это был вопрос, который просто не задавали. Но он был родом из Нуина и знал всю его историю, причем большую ее часть не одобрял. Я помню, как мы шли вдоль реки, приближаясь к маленькому городу-государству Холи-Оук, к северу от Ломеды. Старый Уилл Мун был слишком пьян, чтобы управлять мулами — имелся у него такой недостаток, — и папаша Рамли сел на козлы сам, пока тот отсыпался. Папаша любил править и постоянно сердито понукал Старую Молнию, заднего левого мула в фургоне-штабе. Старая Молния, казалось, никогда не обращал на него никакого внимания, но обычно мог понять по голосу папаши, когда можно безнаказанно заснуть на ходу. Сэм в тот день сидел на переднем сиденье вместе со мной, а папаша сгорбился между нами держа в руках поводья, и великолепная лазурь Коникута творила под ласковым солнышком прекрасную музыку цвета.
Одного имени Холи-Оук было достаточно, чтобы папаша пустился в рассказы об истории Нуина, затронув тему, которая его всегда раздражала.
— Эта маленькая страна была частью Нуина, — рассказывал он нам, — в давние дни Моргана Первого, Моргана Великого — так называли старого засранца. Думаю, после войны за независимость они отделились так же, как Ломеда и другие долбанные страны на этом берегу реки. Дух-черт-побери-овные государства — вот как их называют. Морган Великий… Слушайте, джентльмены вы не поверите своим ушам, больше того, и никогда бы не смогли поверить, во всяком случае, в отношении Моргана Великого. Заявляют, что вы больше не увидите никого похожего, и я вам скажу, это здорово. Поскольку он был тот еще дятел. Говорят, эта маленькая страна, Холи-Оук, названа в честь дерева[31], которое посадил Морган Великий. Я видел его — ничего особенного, просто дуб. Но давайте взглянем на то, что говорит история. Вы представляете себе, сколько гадских дубов, как говорят, посадил этот старикан? Да если бы у меня на шкуре росло столько волос, сколько, по слухам, старик посадил дубов, я ходил бы на четвереньках, как медведь, до тех пор, пока бы с меня не сняли шкуру на коврик. Вы могли бы спросить, почему он не мог пойти и посадить вишню или орех пекан, или еще что-нибудь для разнообразия… Подымайся, Старая Молния, ты, драная треть ублюдочной конской задницы, подымайся, говорят, подымайся!.. Так вот, вы могли бы спросить, и я отвечу вам. Чертова общественность бы ему не позволила, вот и вся причина. Дуб, и все тут — вот вам и вся королевская власть.
— Тем не менее, — заметил Сэм, — он называл себя президентом, а не королем, против этого не попрешь.
— Да, — закричал папаша, — и это самая большая куча конского дерьма, которую когда-либо оставляли неубранной! — (Вообще-то Сэм сделал свое заявление только для того, чтобы папаша и дальше продолжал рассказывать.) — Президент моей прославленной задницы! Он был королем, и это единственное его оправдание. То есть, королю надо делать скидку, потому что он над всеми и должен командовать с утра до ночи — сажать дубы, акладывать краеугольные камни, и все такое, яйца Авраама и исуса Христа, они никогда не оставляли этого парня в покое… подымайся, Молния, разрази Господь это гребаное мышиное дерьмо, которое у тебя вместо души, мне что, взяться за тебя как следует?.. Никакого покоя ему не давали. Хотел бы я знать, как он вообще находил время для того, чтобы командовать! Ведь как все было?.. В любой обычный день, когда этот бедный старый поганец пытался выступить в Сенате по вопросу жизни и смерти, думаете, у него был шанс? Вы только послушайте! Нет, мать их, нет, — а почему? Да потому что тут же возникает министр по общественным связям: «Простите, Ваше Величество, у нас тут срочное сообщение относительно кровати в Вустере, в которой еще не спал ни один король, только Ваше Величество должно спать в ней, так что давайте быстренько, уладьте все с Лоуэллом, чтобы отправить доллар через Мерримак, потому что в этой книге сказано, что вы делали это 19 апреля. К тому же, Ваше Величество, мы только что получили новую партию дубов»… Боже, джентльмены, как тут можно жить, особенно великому человеку? Так же всю душу вытрясти можно! Разве можно ожидать, что мальчик захочет стать президентом, если он знает, что его будут изводить весь день напролет?.. Эй, Молния, черт подери твою драную бессмертную душонку, ты подымешься, наконец?..
Но не только история Нуина так раздражала папашу Рамли. На самом деле он не любил никакую часть истории и никого в ней, кроме Клеопатры. Он говаривал, что с удовольствием повстречался бы с нею в ее родной Калифорнии, когда был чуточку моложе и у него было побольше жизни в карандаше. Никакие доводы мамочки Лоры не смогли убедить его в том, что Клеопатра не жила в Калифорнии. Иногда даже я сам верил ему.
Из Холи-Оука мы переехали через другие маленькие Нижние Земли в Коникут, где все еще чувствуется реакция на «забастовку» Бродяг, о которой я вам рассказывал. Бизнес там был очень оживлен, но мы появились слишком поздно, когда многим таборам пришла в голову такая же идея. Мы добрались до Рода, маленькой сонной страны, которая едва ли больше Ломеды и где главное занятие жителей — прибрежное рыболовство, а главное развлечение — пробные браки (это единственное государство, где Святая Мурканская Церковь дозволяет разводы по соглашению). Церковь называет Род «площадкой общественных испытаний»; они там испытывали пробный брак пятьдесят с лишним лет и не поняли ничего, кроме того, что он нравится почти всем. Насколько я понимаю, Церковь считает это несущественным, так что они продолжают испытывать — в надежде пролить на проблему больше света. Мы пробыли там большую часть лета, и я, естественно, провел столько испытаний, сколько было возможно: Бонни тогда уже впала в вечную верность своему Джо Далину, а Минна (пусть мне и неприятно говорить это) временами бывала просто занудой. Испытания прошли замечательно, и я не пришел ни к одному заключению, которого не мог бы избежать.
Поскольку в Нуин отправиться мы не могли, пошли обратно через Коникут, через границу в южный конец Леваннона, перезимовали в Норроке, где шум великого моря большую часть времени много тише, чем то, что через несколько лет я услышал в Олд-Сити — там мы с Ники жили в шуме сильных ветров и воды в бухте. В ясные дни с нашего лагеря на холме мы могли разглядеть далеко на юге размытое пятно песчаного берега — тот самый Лонг-Айленд, о котором нам рассказывал Джед Север. Это казалось далеко в прошлом, равно как и его смерть, и мои игры с Вайлет, и стрелы зеленовато-золотого света, падающего с небес, напоминали теплую тишину леса в Мога. И у океана всегда один и тот же голос, стары вы или молоды и где бы вы его ни слушали-в Олд-Сити или в Норроке. Один голос — мечтаете вы о грядущих приключениях, живя на тянущемся на многие мили побережье Южного Катскила или думаете о покое на пляже острова Неонархей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});