Читать интересную книгу Опасность - Лев Гурский

После простодушного его признания в убийстве Маши мне стало мучительно трудно продолжать с ним спокойный разговор. Однако и молчать долго было бы опасно. В любую минуту он мог приблизиться и проверить, крепко ли я привязан. Вдох — выдох, вдох — выдох… Надо спросить еще что-нибудь, раз он пока расположен поговорить. Ну, например…

— А зачем вам бомба эта, Юлий? — спросил я.

Вместо ответа Партизан Маковкин залез в карман, вытащил свернутую в несколько раз какую-то цветную бумажку, развернул и издали показал мне.

— Вот она, красота, — торжественно произнес он.

Я напряг зрение и увидел, что Юлий держит в руках страницу из газеты, наподобие «Собеседника». А на ней — несколько ярких картинок, исполненных в самой реалистической манере.

Фантазия живописца была небогатой. Ядерный гриб над американским Капитолием. Ядерный гриб над Эйфелевой башней. Над Тауэром. Над Колизеем. И самая большая репродукция — грибовидное облако, взметнувшееся над Красной площадью. Подробности издали я не увидел, но все было понятно уже и так. Колизей и Тауэр были далеко, а Красная площадь — вот она!

— Американский художник, — благоговейно прошептал Юлий. — Гений. Вот кто бы меня понял. Одного он только не догадался: надо быть внутри! Свидетелей будет миллионы, а внутри — только счастливцы. И из них мы двое, вырастившие этот цветок…

От таких слов меня пробрал озноб.

— Юлий, — попытался я образумить впавшего в транс Партизана. — Если бомба взорвется, мы ведь тоже погибнем, понимаете? И я, и вы сами…

— Прекрасная смерть, — торжественно сказал Юлий. — Не пугайтесь, это доли секунды. Превратимся в пар. А наши души, воспарив над взрывом, увидят все великолепие ядерного распада. Я прочитал в одной книжке…

Судя по дальнейшему пересказу, книжка сильно смахивала на «Откровения Иоанна Богослова». Дурдом, мрачно подумал я. Каждый лезет не в свое дело. Визажисты готовят перевороты, официанты пролезают в Сияющие Лабриолы, а милицейские капитаны толкуют Апокалипсис, намереваясь под этим соусом взорвать пол-Москвы. И только я, капитан Минбеза Макс Лаптев, занимаюсь своим прямым делом: лежу на больничной каталке, слушаю бред и пытаюсь отвязаться. Видимо, и я тоже — псих. Веселая компания, прими меня, прими.

— Юлий, — сделал я последнюю попытку воззвать к остаткам его разума. — Но что, если никакой бессмертной души у человека нет? Что тогда?

Чего-чего, а религиозного фанатизма у моего напарничка вовсе не обнаружилось.

— Может, и нет души, — легко согласился он. — Но какая разница? Красота-то останется. — Он бережно сложил свою вырезку из газеты и снова спрятал где-то на груди. — И я, маленький ничтожный человек, сделаю это…

Он вдруг очень внимательно поглядел на меня. Радостная мина на его лице показалась мне на мгновение приклеенной маской.

— Вы думаете, я псих, — полувопросительно-полуутвердительно сказал он. — Псих вроде того, что мы поймали в восемьдесят втором, да?

Я не ответил. Рука моя была почти свободна, я берег силы.

— Это неправда, — сообщил мне Юлий. — Я не псих. У того типа ничего не было, он все придумывал. А у меня — есть!

Он погладил стенку как-то особенно бережно.

— В школе меня дразнили малявкой, клопом, гномиком. Они у меня всегда все отнимали… Мои бенгальские огни! Хлопушки! Я пошел в милицию, чтобы сам все у всех отнимать… — Радостная улыбка то и дело превращалась в болезненную гримасу. — И вот, наконец, я отнял у них. Очень Большую Хлопушку! И я сам дерну за веревочку!

Он отошел от стенки и очень спокойно прикинул расстояние от полу до кнопки. Потом он осмотрелся в поисках подставки. Я тем временем судорожно старался высвободить руку. Осталось совсем немного.

— Пожалуй, я возьму вот это, — сам себе сказал Юлий и взялся за вторую каталку. Пыхтя, он приподнял ее край, и старик Лебедев сполз на пол. — Молодец, — сам себя похвалил Юлий и уже вознамерился подкатить свободную больничную каталку к стене.

И тут он укоризненно проговорил:

— Ай-яй-яй!

Я и опомниться не успел, как Юлий снова ловко прикрутил к каталке мою руку, которую мне только что удалось почти освободить. Заодно он проверил и остальные путы и удовлетворенно кивнул: — Вот теперь полный порядок. Отвязаться хотел капитан, надо же!

Вероятно, у меня стал такой смешной вид, что Юлий не преминул добавить:

— Не сердитесь, Максим Анатольевич. Я все сделаю как надо.

Надеюсь, что нет, подумал я про себя, наблюдая, как Юлий ловко встает на каталку и, балансируя, подбирается к кнопке.

Подобрался, глубоко вздохнул и сказал:

— Поехали!

Юрием Гагариным он себя, что ли, в этот момент вообразил? Чужая душа — потемки, как говорил Конфуций. Особенно если ее нет.

Палец Партизана коснулся кнопки.

Нажал.

Ничего не произошло.

— Развяжите меня, Юлий, — устало попросил я. — Видите, вы добились своего, взорвали бомбу… мы уже на небесах. Развяжите мою бессмертную душу, раз все кончено.

Юлий соскочил с каталки. Лицо его потемнело, он сердито погрозил мне кулаком.

— Какого черта? — крикнул он. Затем лицо его прояснилось и засияло ярче прежнего. — Я вспомнил! — он радостно потер руки. — Ну, конечно, чтобы заработал аварийный генератор, надо вырубить основное питание. Правильно?

— Понятия не имею, — откликнулся я. — Я вам не электромонтер.

— Не скромничайте, Максим Анатольевич, не скромничайте, — Юлий обнаружил, наконец, два больших рубильника, попытался дотянуться, не смог и стал подкатывать к ним свою лестницу-каталку. — Ваш ученый спор с товарищем Лебедевым я, правда, слушал не с начала… — бормотал он на ходу, — но ваша версия мне понравилась… Обесточивают мумию, включается аварийное питание и… — Юлий уцепился за самый большой рубильник и повис на нем, как обезьянка.

— Смотрите не упадите, — посоветовал я, ощущая странное спокойствие. Кто-то зашевелился внизу, рядом с моей каталкой. Или воскрес Сокольский, или, что вернее, очнулся старик Лебедев. Ну, слава Богу!

— Не упаду-у-у! — На последнем «у-у» Юлия рубильник под его тяжестью сдвинулся с мертвой точки. Верхние лампы, ярко вспыхнув, погасли, а через несколько секунд тускло зажглись снова. Одновременно с этим за стеной генераторного зала глухо заработали какие-то механизмы… Но не в том месте, где висел жестяной череп.

Юлий Маковкин, капитан МУРа, он же террорист по прозвищу Партизан, все еще держался за рубильник, мутным взором уставившись на плафоны.

— Это… почему?.. — захныкал он. — Я все сделал… правильно…

— Правильно, — успокоил его я. — Отключили основное питание, включилось резервное, бомба взорвалась, мы уже на небесах… Развяжите меня, какого черта вам еще надо?

Кто-то осторожно тронул узел, потом вцепился в него. Нет, это вовсе не Юлий снизошел к моей просьбе. Бывший напарничек все еще стоял, раскорячившись, на каталке и держался за рубильник. А вот освобождал меня старик Лебедев — в меру своих старческих сил, медленно, но мне грех было жаловаться. Через каких-то пару минут руки мои и ноги были свободны.

— Как вы себя чувствуете? — спросил я у Лебедева.

— Как человек, которого сильно стукнули по голове, — подумав, ответил Валентин Дмитриевич.

— Идти можете?

— Попробую…

— Тогда позовите сюда людей, — попросил я Лебедева. — Тут кое-что успело произойти, пока вы… пока вас…

Старик показал себя молодцом.

— Я уже заметил, — только и сказал он, мельком глянул на трупы мордоворотов, а потом заковылял к выходу из зала. Разминая на ходу руки и ноги, я подошел к Юлию. Тот по-прежнему висел на рубильнике и громко хныкал. Никто бы не подумал, что этот маленький человечек всего каких-то несколько минут назад намеревался испепелить половину Москвы — просто так, для эстетического удовольствия.

Я обыскал Маковкина и перво-наперво сунул себе за пояс Юлиев пистолет с глушителем. В карманчике пиджака нашлась и пара наручников, и я нацепил «браслеты» на руки Партизана. И только потом обхватил его и, как куклу, поставил на пол.

— Я все сделал правильно… правильно… — тоненько ныл несчастный Партизан. — Не было никакой ошибки…

— Не было, — не стал спорить я. — Кроме одной.

— Какой?! — Юлий отчаянно дернул меня за рукав. В наручниках делать это было неудобно, и я легко высвободился.

— Вы забыли про шестьдесят первый год… Тогда Никита Сергеевич очень воевал с культом и клялся в любви к ленинским нормам…

— При чем тут год?! — отчаянно взвизгнул Маковкин. — При чем тут Хрущев?! Ведь Кукурузник точно не нашел ее!

Я испытал сильное и острое желание оставить все его вопросы без ответа. Пусть бы помучился. Это отравило бы ему остаток его дней.