А потом, на следующий день, она шла на очередное «свидание» с лордом канцлером, даже не понимая, что делает это не по своей воле. Точно кукла-марионетка, которую дергают за нитки.
В тот раз встречались в самом респектабельном клубе столицы, в недосягаемой роскоши «Серебряного клинка». Только милорд вошел через парадный вход, а его визави незаметно шмыгнула в подъезд для прислуги, пряча недешевый наряд под широким потертым плащом.
— Что же вы хотите взамен, мистрис? — спросил лорд Джевидж.
Женщина в элегантном темно-сером платье аккуратно сложила на коленях руки, затянутые в серебристо-стальной шелк перчаток, и выпрямила спину.
— Официального развода с Уэном, — сухо молвила она. — Надеюсь, это в вашей власти, милорд?
— В моей, можете не сомневаться, мистрис Эрмаад, — ухмыльнулся канцлер. — Что же касается денежного вознаграждения…
— Благодарю за предложение, но, пожалуй, я обойдусь. У меня хватит собственных средств, милорд.
— Вот как? — удивился он. — Позволите узнать, что вы имеете в виду?
— Не позволю, — дерзко отстранилась Фэймрил.
— Почему? — удивился Джевидж. — Я вас не выдам.
В его присутствии она не стеснялась курить, тем более что лорд канцлер и сам не отказался от сигары ради общества дамы. Терпкий сандаловый запах, холодный усталый взгляд еще нелюбимого, еще незнакомого, еще чужого Росса, его широкие ладони, расслабленно лежащие на подлокотниках кресла. Фэйм еще не знала, как нежно и деликатно он умеет прикасаться, вкладывая в каждое движение множество тончайших оттенков, так, чтобы невозможно было перепутать дружеское одобрение, сдержанное раздражение или интимную ласку. Но все равно доверила лорду канцлеру самую главную тайну:
— Бабушка оставила мне домик в Сангарре…
Значит, даже покалеченный мнемомашиной Росс помнил об этом разговоре. И не только о нем. Джевидж знал, что именно мистрис Эрмаад заманила его в смертельную ловушку. Знал и молчал все эти три года. Неужели простил? Росс Джевидж, никому и ничего не прощавший?..
Плонт искромсал одежду Фэйм, он безуспешно пытался разрезать повязки на груди, затем исступленно рвал верхнюю и нижнюю юбки, прерываясь только затем, чтобы впиться вонючим ртом в губы женщины.
— Рыба ты снулая, а не баба! — бесился он. — Стань на четвереньки, сучка! Счас я тебя…
Юбка окончательно разошлась по шву, лезвие ножа вспороло нижнее белье, задевая кожу…
«О ВсеТворец-Крушитель, дай мне все это пережить!»
Убийца расстегнул штаны…
«Нет! Пожалуйста, нет!»
Неожиданно он закричал и мешком повалился сверху.
Почти сразу же Фэймрил схватили под руки, вытащили из-под бесчувственного Плонта, и, увидев лица склонившихся над ней людей, она завизжала так, что едва не порвала голосовые связки.
Полумаски, изображающие змеиные морды, раздвоенные языки, подпиленные зубы — кого угодно повергли бы в трепет и душевное смятение, но не это было самым страшным. А то, что один из незнакомцев держал в руке отрезанную голову рыжего похитителя. Прямо за волосы. Остекленевшие глаза мертвеца взирали на мир с немым укором и странным изумлением.
«Из огня да в полымя, ВсеТворец, из огня да в полымя! За что?» — мысленно причитала леди Джевидж.
Пятеро взрослых мужчин, которые разговаривали между собой на дамодарском, но не на обычном, а на каком-то диалекте с едва заметным пришепетыванием.
— Мы приш-шли за тобой, Избранница, — прошелестел один из дамодарцев. — Не крич-чи! Страш-шно не будет.
Но страшно все-таки стало. Впрочем, назвать страхом чувство, которое Фэйм испытала в следующие четверть часа, все равно что обозвать море лужей, а дубренские горные хребты — холмами. То, что «спасители» сделали с мистрилом Плонтом в наказание за покушение на честь Избранницы, находилось где-то за гранью человеческого рассудка. И слава ВсеТворцу, что леди Джевидж время от времени благополучно теряла сознание.
Красные шторы в чужом окне… черный женский силуэт…
Фэйм!
Ищи, Ночной Пес, ищи! Не жить тебе без нее, не дышать, не увидеть грядущего рассвета… без нее… без той, по чьему следу ты идешь от самого заката…
Город огромный, он хищный, он охотится на слабых и беззащитных, опереди его, Ночной Пес, обгони его. Нырни в подворотню, скользни в щель в заборе, протиснись через решетку…
Так она и ушла… ее поманили… обманули… а в решетке прореха… Ночной Пес знает… и о дыре, и об отчаянии… все-все знает…
«Фэ-э-эйм! Где ты?»
— Выпить не желаете ли, господа хорош-ш-шие? Сла-а-а-аденькое виниш-ш-ш-шко! Крепенькое! Отведайте, господа!
Прелая старая шуба… блохи… немытые волосы… вши… черные зубы… мутные глаза… красное-красное вино, густое, похожее на кровь… пахнет кровью, свежей, теплой и пряной… весь мир красно-черный…
Стон? Больно… ему больно…
Где? Кто?.. Вот они, липкие следы на стене…
Первый, ты видишь? Второй, ты чуешь? Следы… следы… следочки… кап-кап-кап… кровью забрызгана стена…
— Кайр! Кайр! Ты живой? Потерпи! Хорошо? Только потерпи!
Третий… тоже мой… мой солдат… его кровь… его боль… его страх… густой слой крови, а под ним тягучая патока боли, а на Дне… на самом-самом дне, там смоляным комком лежит страх… спрятался… затаился…
Не бойся, Третий, ты настоящий воин, ты дрался, как мужчина… как волк… как медведь… как охотник…
— Они повезли Фэйм дальше… в сторону доков…
Ты шел по ее следу, Третий… ты — мой солдат… я не оставлю тебя умирать… я никого не оставлял… я, Ночной Пес!
— Их двое — рыжий коротышка и высокий тощий…
Два фонаря… два золотистых глаза… две прохладные руки… Два крыла… две дороги…
Торопись, Ночной Пес, ты опаздываешь, ты все время опаздываешь! Следы не просто горят рубиново-алым, они кричат, они ведут закоулками, подворотнями, черными лестницами, грязными подъездами, вонючими углами… не останавливайся, Ночной Пес. Не болит у тебя ломаная-переломаная нога, не режет усталость глаза, и сердце не вздрагивает от пронзающих его насквозь разрядов… Нет ни боли, ни страха… только кровавые следы под ногами и кровавые звезды над головой…
Быстрее, еще быстрее, свистит в ушах ветер, заливает лицо холодный дождь, чавкает грязь под ногами…
Скоро зима, скоро все станет белым… скоро, скор-р-ро, к-р-р-ро… так кричат черные птицы над погостом… на рассвете… в призрачно-сером небе…
Фэйм!
Ночной Пес слушает, как мягко ступает по кромке небес грядущий рассвет… но пока небо черное, мокрое и равнодушное, а кровавый след теплый… он ведет… к смерти…
— А ну-ка, убирайтесь отсюда! Бр-родяги! Пошли вон! Нечего вертеться под окнами…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});