Читать интересную книгу Дом, в котором... - Мариам Петросян

Курильщик нехотя сползает с кровати.

— Что значит «подышим уличной копотью»? Очередной прикол?

— Почему ты не слушаешь, когда тебе что-то говорят? — спрашивает Сфинкс на ходу. — Когда отвечают на твои вопросы?

Курильщик не поспевает за ним:

— Кого слушать, Табаки?

Коридор пропускает их через себя, щерясь сочувственными улыбками. Стены кричат: «УБЕЙ В СЕБЕ КУКУШКУ!» «ПЕРЕЙДИ НА НОВЫЙ ВИТОК!»

— А хоть бы и Табаки. Табаки отвечает на вопросы лучше любого из нас. Пытается, во всяком случае.

Курильщик притормаживает:

— Ты это серьезно?

— Абсолютно.

Встречаясь глазами с девушками, Курильщик краснеет. Сфинкс шагает стремительно, словно имея в виду какую-то цель, и Курильщик вспоминает «уличную копоть», насчет которой так и не получил разъяснений.

— Мы что, и правда идем на улицу?

— А как ты думаешь?

— Черт! Хватит отмахиваться от меня этими «А как?». Никак! Никак я не думаю! Тебе что, лень лишний раз рот раскрыть? — он вжимает голову в плечи, испуганный своей внезапной вспышкой и еще тем, что лицо Сфинкса вдруг оказывается у самого его лица.

— Курильщик… — говорит Сфинкс. — Хочешь поползать по полу?

Курильщик отчаянно мотает головой.

— Я почему-то так и предполагал, — выпрямившись, Сфинкс отталкивает его коляску коленом. — Тогда веди себя прилично и не повышай на меня голос. Я понимаю: интересно проверить, где у Сфинкса кончается терпение. Мне и самому это иногда интересно, но не сегодня. Сегодня я не в том настроении. Так что давай договоримся… — он уходит вперед, так и не сказав, о чем они должны договориться.

Курильщик едет следом, хотя не знает, стоит ли. Кажется, Сфинкс уже жалеет, что потащил его с собой. Но он не сказал, чтобы Курильщик остался, и поразмыслив, Курильщик решает все же ехать за ним, как будто ничего не случилось. У лестницы он теряет Сфинкса из виду, но, съехав по пандусу, обнаруживает, что тот ждет его на площадке первого этажа.

— Не расстраивайся, Курильщик. Когда я спрашиваю, как ты думаешь, это означает только одно: что мне на самом деле хочется заставить тебя думать. Давай начнем сначала. Серьезно ли я говорил о том, что Табаки лучше слушать, чем не слушать?

— Перестань Сфинкс. Я просто так спросил.

Сфинкс заглядывает в урну, набитую окурками:

— Тебе нравится этот запах, Курильщик? Которым тянет из этого сосуда? Полагаю, что нет. Даже учитывая твою кличку, это было бы извращением.

— Тогда зачем ты спросил?

Сфинкс пинает урну и принюхивается.

— А как насчет уличной копоти? Ответь на этот вопрос — и я отвечу на твой. Ты думал, что я веду тебя в наружность? Что я прогуливаюсь там вечерами, когда у меня плохое настроение, и теперь решил взять тебя с собой? Прямо так, неодетого?

Курильщик достает сигареты:

— Мне просто было интересно, что ты имел в виду, говоря об «уличной копоти». Это неправильно?

— Ты не так спросил. Ты спросил, правда ли мы идем на улицу.

— Зачем придираться к словам? Ты ведь прекрасно понял, что я имел в виду.

Сфинкс опять пинает урну.

— Это ужасно, Курильщик. Когда твои вопросы глупее тебя. А когда они намного глупее, это еще ужаснее. Они как содержимое этой урны. Тебе не нравится ее запах, а мне не нравится запах мертвых слов. Ты ведь не стал бы вытряхивать на меня все эти вонючие окурки и плевки? Но ты засыпаешь меня гнилыми словами-пустышками, ни на секунду не задумываясь, приятно мне это или нет. Ты вообще об этом не думаешь.

Бледный Курильщик мусолит в пальцах сигарету.

— Я действую тебе на нервы. Так и скажи. Я могу ни о чем не спрашивать.

— Спрашивай о том, чего не знаешь.

— Да. Например, о матушке Анне. Чтобы потом ничего не понять из ваших ответов. Это, конечно, очень интересно…

— Табаки попробовал о ней рассказать. Не его вина, что ты не поверил ни единому слову. Даже не попытался понять.

— Потому что он болтал чепуху. Почему его мусор тебя не раздражает, Сфинкс? Почему его слова не кажутся тебе мертвыми? Он болтает без умолку — если бы каждое его слово превращалось в окурок, Дом бы давно погребло под ними. Осталась бы одна гигантская гора окурков.

Сфинкс вздыхает:

— Нет. Это гора окурков лишь для того, кто не умеет слушать. Научись слушать, Курильщик, — и тебе станет легче жить. Научись у того же Шакала. Слушай его внимательно. Как он задает вопросы. Он берет только то, что ему нужно. А болтовня… Он действительно болтун. И любит приврать. Но в мусоре его слов всегда прячется честный ответ. А значит, это уже не мусор. Просто Табаки надо уметь слушать. И не говори, что это невозможно. У других получается.

Курильщик смотрит на Сфинкса с возмущением:

— Сфинкс, не делай из Табаки великого гуру. Пожалуйста! Просто признай, что он на привилегированном положении. Что ему можно то, чего нельзя другим.

Сфинкс кивает:

— Хорошо. Он на привилегированном положении. Ему можно то, чего нельзя другим. Ты доволен? По-моему, нет. Чего ты хочешь на самом-то деле?

Курильщик молчит. Сфинкс выходит с лестничной клетки в коридор первого. Чуть отставая, Курильщик едет следом. Обида заткнула ему рот. Он едет, думая о том, как трудно быть белой вороной. Как тяжело им живется и как их никто не любит.

— Возможно, я избалован, — говорит Сфинкс, не оборачиваясь. — Еще Македонским. Его бессловесным пониманием. Или даже Лордом, слишком гордым, чтобы задавать вопросы. Возможно, я пристрастен или раздражен, но, мне кажется, что и ты ведешь себя странно, Курильщик. Так, как будто мне есть в чем перед тобой оправдываться.

Курильщик догоняет его и едет вровень.

— Это правда, что ты бил Лорда, заставляя его ползать?

Сфинкс останавливается.

— Правда. Правда Черного.

— Но это было?

— Было.

Коридор первого — лампы-фонари, линолеум, испещренный следами шин… В актовом зале кто-то насилует рояль, из раздевалок доносится Песье потявкивание. Сфинкс мимоходом заглядывает во все двери. Ищет Слепого и думает: неужели Курильщик не видит, как все это похоже на улицу? Неужели не чует копоть и невидимый падающий снег?

На Слепого они натыкаются в самом конце коридора. Он избивает автомат с газированной водой в надежде вернуть проглоченную монетку.

— Мучает жажда? — спрашивает Сфинкс.

— Уже нет.

Слепой в последний раз бьет по автомату, и на пол падает картонный стаканчик. Слепой поднимает его.

— Девятый, — говорит он. — И хоть бы один полный.

— Слепой, из этого автомата уже сто лет ничего не вылезало, кроме стаканов.

По соседству Пузырь из третьей рулит по автостраде, сбивая встречные машины и сотрясая игральный автомат.

— Тебе Рыжий в этих краях не попадался?

— Что у тебя с голосом? — интересуется Слепой. — С чего это ты осип?

— Оберегая стайное имущество от длинноногих шлюх, — мрачно отвечает Сфинкс.

— Да? Габи заходила?

Сфинкса охватывает жгучее желание пнуть Слепого. Разнести ему щиколотку вдребезги, чтобы любимый вожак надолго охромел.

— Заходила, — цедит он, борясь с собой. — И надеюсь, что больше не зайдет. Что ты об этом позаботишься.

Слепой вслушивается, склонив голову. Потом предусмотрительно заходит за автомат, убирая ноги из пределов досягаемости Сфинкса.

— Мое упущение, — признает он. — Впредь буду более бдителен. Кто это с тобой? Курильщик?

— Он самый. Вытащил его прогуляться.

— Нервничает? — равнодушно спрашивает Слепой. — А я тебе говорил. Черный его попортил.

Онемев от возмущения, Курильщик смотрит на них снизу вверх. На двух наглых, самовлюбленных ублюдков, обсуждающих его, словно его здесь нет. У Пузыря выключается экран, автомат с дребезгом проигрывает ему несколько тактов похоронного марша. Он слушает, обнажив голову.

В актовом зале прыщавый Лавр отодвигает от рояля стул-вертушку и платком вытирает пот со лба.

— А теперь сыграй что-нибудь не такое занудное, — просят его.

Лавр надменно усмехается в пространство. Никто ничего не смыслит в джазе. Просвещать их бесполезно. Колясники в ошейниках дружно аплодируют. Его улыбке, а не его игре.

Потерянный, Курильщик катается по первому этажу. «Дышит уличной копотью». Он демонстративно отъехал от Сфинкса и Слепого и теперь жалеет об этом. Стоило послушать, что бы они еще о нем сказали. Когда первый приступ злости прошел, Курильщик заподозрил, что сказанное было адресовано ему. Что как только он отъехал, они заговорили о другом, а Сфинкс еще раз убедился, что он не умеет слушать.

— Ну и черт с вами, — говорит он. — Не обязан я выслушивать ваши дурацкие замечания.

— Чьи? — с интересом спрашивает кто-то, и, подняв глаза, Курильщик натыкается на улыбку Чеширского кота в исполнении Рыжего.

— Неважно, — растерянно бормочет он. Ему никак не удается привыкнуть к тому, что с ним заговаривают члены других стай. Их готовность к общению сбивает с толку, как будто он все еще Фазан. Рассердившись на себя, он поправляется: