Читать интересную книгу Расплата. Цена дружбы - Ярослав Зуев

– Чуть ниже, и вилы б доценту. – Согласился Волына. – По-любому. Ладно, зема, погнали наши городских. Заезжай, короче, во двор.

За забором было темно и тихо. Волына предположил, что хозяева давно спят. Планшетов заглушил мотор. Они обошли машину и вытащили несчастного банщика на свежий воздух. При этом Планшетов брезгливо морщился. Волына вел себя сдержаннее.

– Сам сейчас блевану, чувак.

– Ты в глотке звук прикрути! – предостерег Вовчик. – Сейчас хозяйку разбудим, будут вырванные годы.

Вась-Вась ни бельмеса не понимал и находился в совершенно нетранспортабельном состоянии.

– Вот отрубило чувака, – понизил голос Планшетов, – видать, те клоуны, – тут, очевидно, подразумевались покойные Журба и Ещешин, – таким фуфловым пойлом его накачали, чтобы и без душегубки концы отдал.

– По-любому. – Согласился Вовчик.

– Его бы на капельницу, – сказал Планшетов. – А то еще окочурится. – У него был соответствующий опыт.

– Отсюда, по-любому, забирать надо. – Вовчик с опаской покосился на окна комнаты, где спала Ирина. – А то хозяйка дырку в голове прогрызет.

Планшетов поинтересовался, где проживают земы. Вовчик показал на самую дальнюю дверь, выходящую в заброшенный сад.

– Только он нам там все провоняет. По-любому, зема. – Засомневался Волына. Сомнения были обоснованными, скажем так. Планшетов придерживался того же мнения. Наконец, Вовчика осенило.

– О! – изрек Вовчик. – Я знаю одно подходящее местечко. Заодно и протрезвиться, хорек.

Бесчувственное тело поволокли через сад к давно заброшенной летней кухне.

* * *

– Там же холодно, как в морге?! – воскликнул Протасов. Кухня ему хронически не нравилась. Ирина ею не пользовалась, а дети обходили стороной. Доставшаяся в качестве наследства от отца кухня, якобы переоборудованная в столярку, простояла невостребованной много лет, на границе сада и огорода. За огородом пролегало поле, соседствующее со старым кладбищем.

– Ты хотел, чтобы Васек околел?! – в свою очередь завелся Андрей. – Совсем с головой не дружите? – Впрочем, теперь это не имело значения. Пневмония Вась-Васю не грозила.

– А ты, что, где-то слыхал, что для протрезвления полезно полежать на печи? – огрызнулся Волына.

– И потом, куда его было тащить? – поставил точку Планшетов. – В той дыре ни ванной, ни душа. Васек был грязный, как черт. Куда, спрашивается, еще?

* * *

Обустроив Бонасюка в летней кухне, приятели подперли дверь колышком, чтобы пленник, очухавшись, не сбежал. Замка там не было отродясь, а запиравшие вход гвозди Волына отогнул прихваченными из машины плоскогубцами. На обратном пути Планшетов нагнулся на ходу:

– Ух ты, Вовка, секи.

– Чего там? – хмуро спросил Волына.

– Кроссовок, – сказал Планшетов, демонстрируя приятелю находку. – «Найк», между прочим. Жирный тапок. Не газовая баронесса потеряла?

Вовчик, которого Планшетов уже достал своими шуточками насчет барона, баронессы и прочих персонажей из сказочек Протасова, только фыркнул в ответ:

– Выкинь, блин! Задолбал. Иркины оборванцы в рванье ходят. Им до таких лаптей, срать и срать, короче говоря.

– Откуда тогда он тут взялся?

– От верблюда, зема. Отвянь!

Пожав плечами, Юрик метнул кроссовок в кусты. Они вернулись к дому, намереваясь плотно поужинать. Планшетов не ел с утра, а Волына с начала запоя. Сначала, впрочем, следовало тщательно вымыть руки и почистить перепачканную одежду. Приятели прошли к «журавлю». Вовчик, лучше разбиравшийся в колодцах подобного типа, первым вытянул ведро.

* * *

– А если бы Васек сбежал? – Протасов не знал, к чему еще придраться. Он не испытывал ни малейшей симпатии к Василию Васильевичу, чей последний день выдался переполненным треволнениями и смертными муками. Впрочем, теперь все было позади. Но, и Валерию стало не по себе, когда он представил Бонасюка в заброшенном строении, которое он совершенно искренне считал плохим во всех отношениях местом. – Я бы через окна рванул. – Добавил Протасов, поежившись.

Стекла заброшенной летней кухни были обклеены пожелтевшими от времени газетами. Но, не выглядели от того прочнее. Правда, оконные проемы закрывали доски, вбитые крест-накрест. Но, они не казались существенной преградой, если здорово припечет выбраться. Или, наоборот, забраться, смотря кому куда. Протасов бы даже сказал, что было нечто иное, защищавшее летнюю кухню от незваных визитеров. Она действительно порождала страх, один из лучших сторожей.

– Ничего бы он не сбежал, – заверил Планшетов. – Мы его бечевкой связали. По рукам и ногам.

* * *

Покончив с умыванием у колодца, Планшетов и Волына гуськом отправились в дом, стараясь ступать бесшумно, как коты, чтобы не потревожить хозяйский сон. Волына отомкнул замок ключом, и они зашли в комнату.

– Не включай свет, – предупредил Вовчик вполголоса. – А то Ирка будет вонять.

– Будем сидеть в потемках, как подпольщики? – иронично поинтересовался Планшетов.

– Сейчас, зема, сейчас. – Вовчик занялся поисками в темноте, потом чиркнула спичка, и комнату тускло осветила допотопного вида керосиновая лампа.

– Ничего у вас шмоток? – удивился Юрик.

– Каких шмоток? – переспросил Волына, и в изумлении раззявил рот. Это был первый неприятный сюрприз, поджидавший приятелей в Пустоши. Как вскоре выяснилось, не последний. Комната оказалась занята. Не людьми, слава Богу, но чемоданами и большими баулами с вещами. Дорожная кладь лежала в углах и на койках, которые раньше занимали Протасов и Волына.

– Твою мать, а? – Вовчик растерянно глядел на приятеля. – Хорошие дела, зема. Корова выставила нас на улицу. По-любому.

– Вот что значит расторжение договора в одностороннем порядке. – Блеснул юридическими навыками Планшетов.

Только тут Вовчик припомнил слова хозяйки о родственниках из Средней Азии.

– Видать, брат к ней из Чуркистана приехал. Из этой, как ее, Бухары. Она еще на прошлой неделе предупреждала.

– Ты же говорил, что до пятницы комната за вами, Вовка?

Волына поднес к носу часы. Было далеко за полночь.

– Уже пятница, зема. По-любому.

– А до какого числа за комнату оплачено?

– В феврале Валерка бабки давал. За декабрь.

– А… – протянул Планшетов. Картина стала более или менее ясной. Последний ответ исчерпывал все вопросы касаемо юридической стороны аренды. Протасова и Волыну выселили. – А где тогда ваши шмотки, чувак? Она их что, тупо выкинула на помойку?

Волына хлопнул себя по лбу, в отчаянии всплеснул руками:

– Твою мать, зема! Я и не подумал! Ну и голова у тебя. Варит, по-любому. Где ж тогда Валеркин чемодан? Е-мое, зема?! Протасов меня казнит!

– Тебя за что? – удивился Планшетов. – Пускай хозяйке предъявы кидает.

– Ей кинешь, зема.

– А где они лежали?

Волына ринулся по проходу между койками, упал на колени, и кряхтя, нырнул под ближайшую.

– Нет! – сокрушался Вовчик мгновением позже. – Бляха-муха, сам погляди!

– Хозяйка забрала, – предположил Планшетов.

– Ну, я ей… – начал Волына, яростно вращая белками.

– Смотри, Вовка, как бы она в ментовку не стукнула.

Зрачки Вовчика расширились от страха:

– И то верно…

На какое-то время Волына потерял способность соображать. В отличие от Планшетова, который сохранял трезвый рассудок.

– Куда они, тогда, спрашивается, подевались, а, Вовка? Родственники, я имею ввиду.

– Не знаю. – Честно признался Вовка. – Видать, на хозяйской стороне. Отмечают.

– Как, интересно, если окна темные? Сколько их человек?

Волына наморщил лоб, подсчитывая.

– Ну, брат, вроде. Жена. И дочери. Хозяйка говорила, на выданье. То есть взрослые, почти. Мол, совсем им в Чуркистане невмоготу стало. Ни работы, ни прохода. Вырванные годы, а не жизнь.

– Могли они на хозяйской половине расположиться? – уточнил прагматичный Планшетов.

– Навряд ли, зема. – Прикинув, сказал Вовчик. – У Ирки в спальне койка. «Та самая, в какую мы с Валеркой метили, а она так, понимаешь, и не пустила». Да у детей ее две кровати. Кухня и коридор. Тесно там. Негде разместиться. И потом, если б они туда все заперлись, зачем шмотки тут кидать?

– Твоя правда, – кивнул Планшетов. – А ты все равно, сходи, разведай.

Молча кивнув, Волына выскользнул за дверь. Как только он ушел, Юрик бегло осмотрел пожитки новых постояльцев. Чемоданы были обтрепанными, ветхими, вещи тоже не блистали новизной. Обыкновенный скарб, который тащат с собой люди скромного достатка, когда перебираются с место на место. Когда их подхватывает Великое Переселение Народов, представляющееся Великим только на страницах учебника истории, а изнутри оказывающееся пропитанным вонью плацкартов и вокзалов, дискомфортом и страхом не найти работу на новом месте. Затем его внимание привлек ридикюль, потертый, но еще вполне добротный. Юрик подумал, что он вполне годится для документов. Его догадка немедленно подтвердилась. Он завладел тремя серпасто-молоткастыми паспортами граждан исчезнувшего с политических карт Союза ССР и одним зеленым Свидетельством о Рождении, из чего сделалось ясно, что младшая девочка беженцев не достигла восемнадцати лет.