В местном исправительном доме сидели люди, осужденные за мелкие преступления и провинности. Но в обычной жизни слуги, осужденные за мелкие грехи, имели не больше шансов получить работу, чем осужденные за тяжкие проступки. Ребекка не зря так старалась, скрывая грехи своего мужа и зятя от избирателей. И неудивительно, что она так всполошилась, когда Элизабет нарушила ее планы.
— Значит, вы хотите получить от меня рекомендации, — заметила Элизабет, тщательно выговаривая каждое слово, — хотя все вы знали, что Томми собирался навредить мне.
— Нет, мэм. Это мистер Петре заставил Томми следить за вами, а миссис Уолтерс хотела напугать вас, чтобы вы не выходили из дома.
Элизабет теперь не могла понять, кто больше виноват. Она сама, отказываясь видеть очевидное, ее слуги, которые из-за криминального прошлого боялись потерять работу, Рамиэль, который оказался не таким, каким она хотела его видеть?
Никто не был таким, каким хотел казаться!
— Ну ладно, приводи их сюда завтра. Я дам им рекомендации. И тебе тоже, если захочешь.
Эмма присела в реверансе.
— Большое спасибо, мэм.
Элизабет вдруг почувствовала, словно тяжелая ноша свалилась с ее плеч. Слуги не шпионили за ней. По крайней мере из ее ближайшего окружения. И даже, как это было с ее служанкой, покрывали ее ложь.
— Эмма, — неожиданно позвала она.
— Да, миссис Петре?
— Я рада, что ты нашла кого-то, кто будет о тебе заботиться.
Эмма низко опустила голову.
— Джонни… он ведь не тот, за кого вы его принимали.
— Да. — Элизабет догадывалась, что Джонни не был лакеем.
— Его наняли, чтобы следить за мистером Петре.
Мелкая изморось перешла в настоящий дождь, ледяная вода текла по лицу Элизабет.
— Его нанял лорд Сафир, — сказала она прямо. Эмма подняла голову и взволнованно посмотрела в лицо Элизабет.
— Он схватил за руку мистера Петре, мэм. Когда я сказала ему, кто, по-моему, задул вашу лампу… В общем, он заботится о вас. Вы были хорошей хозяйкой. И вы заслуживаете счастья. — Подняв руки, чтобы прикрыть свой капор, Эмма спустилась с лестницы. Мужская рука открыла дверь экипажа, чтобы впустить служанку.
«А ты была хорошей служанкой, — подумала Элизабет. — И смелой женщиной, не побоявшейся полюбить чужака».
Рамиэль нанял человека следить за ее мужем, человека, который в итоге спас ей жизнь. Он же обеспечил безопасность ее сыновей в Итоне…
Дворецкий открыл дверь под хлещущим ливнем, едва ли не раньше, чем раздался глухой стук медного молотка. Она отдала ему насквозь промокшие плащ и капор, такой же черный, как у Эммы.
— Графиня дома, Энтони?
— Она в гостиной, — ответил дворецкий, беря ее перчатки. — Вам следовало взять зонт, миссис Петре.
Элизабет много чего следовало сделать. И зонт значился последним в этом списке.
Графиня сидела за письменным столом у камина и что-то писала. Ее лицо посветлело при виде Элизабет, вошедшей в гостиную, отделанную скорее в западном, нежели в восточном стиле, в которой, однако, чувствовалась женская рука.
Графиня ни разу не спросила Элизабет, почему она оставила ее сына или почему Элизабет не возвращается к собственной матери.
— Вы не поможете мне соблазнить вашего сына?
Тонкие выгнутые брови удивленно поднялись.
— Почему?
— Потому что он не заслуживает одиночества.
Элизабет заморгала в ответ на улыбку, осветившую лицо графини. И тут же, спохватившись, добавила:
— Конечно, если вы уверены, что ему это понравится.
На ухоженное стараниями Жозефы тело Элизабет надела подбитое атласом черное бархатное платье с рукавами раструбом. Платье принадлежало графине и было на четыре дюйма длиннее, чем нужно. Под платьем на ней ничего не было.
Поднимаясь в ожидавший ее в вечерней тьме экипаж, она старательно подобрала полы платья, чтобы грум увидел не больше, чем ему положено. Когда горничная Люси впустила ее в дом Рамиэля и захотела взять ее плащ, она едва не бросилась обратно к экипажу графини. Настоящая леди, независимо от ее намерений, не наносит визиты мужчине, одетая подобным образом, В особенности мужчине, которого она так бесцеремонно отвергла и который вполне мог найти менее щепетильную леди для утешения. Но грум бросился к карете, как только Люси открыла дверь, тут же раздался щелчок хлыста, сопровождаемый возгласом: «Ну, трогай!»— и у Элизабет не осталось пути назад.
— Не надо, и так хорошо, Люси. — Элизабет прижала плащ к себе обеими руками. — Лорд Сафир дома?
— Он в библиотеке, мэм.
— Тогда я пройду сама.
— Хорошо, мэм. Сейчас или никогда.
— Люси.
— Да, мэм?
— Поставь, пожалуйста, две бутылки шампанского прямо за дверью библиотеки.
Люси попыталась сдержать понимающую улыбку, но ей это не удалось.
— Слушаюсь, мэм.
Слуги Рамиэля были в курсе всего происходившего, как и слуги Петре. Поддерживая волочащееся за ней платье, Элизабет прошла по коридору. Она чувствовала, что вернулась домой.
С бьющимся сердцем она тихонько постучала в дверь. Все ее сны были полны Рамиэлем и воспоминаниями о пережитых вместе моментах экстаза. Ее тело готово было снова принять его. Лишь бы…
Приглушенный голос пригласил ее войти.
Понимая, что сейчас решается ее будущее, Элизабет открыла дверь. И пока он не успел прогнать ее, закрыла ее за собой и прислонилась к ней спиной.
Рамиэль сидел за письменным столом, перед ним лежала открытая книга. В камине уютно потрескивал огонь, а в оконные стекла непрерывно стучал дождь. Свет газовой лампы окрашивал золотом его волосы, оставляя в тени смуглое лицо.
Бирюзовые глаза пробежались по ее плащу, мокрым волосам, собранным в узел. В них не было ни доброжелательности, ни желания.
— Зачем ты пришла сюда?
Прежние сомнения вновь зашевелились в ее душе.
Напрягшись, она оторвалась от спасительной двери.
— Я пришла, чтобы доставить тебе наслаждение.
Презрительная ухмылка скривила его губы.
— А разве не следовало бы сначала выяснить мои пристрастия?
Слезы жгли ей глаза. Элизабет хотелось плакать из-за боли, которую она ему причинила.
— Я не могу изменить прошлое.
Он откинул голову назад, словно ее вид был ему невыносим.
— И я не могу изменить его.
Дрожащими руками она расстегнула пуговицы плаща. Теплый шелк скользнул вниз по ее плечам, спине и рукам. Бархат горкой лежал у ее ног, а он даже не посмотрел на нее.
— Я не смогу соблазнить тебя, если ты даже не смотришь на меня! — гневно произнесла Элизабет.
Он опустил голову и открыл глаза.
Элизабет вспомнила, как тикали часы на камине в доме Ребекки. Но даже тогда ей было не так страшно, как сейчас, когда она совершенно голая стояла перед мужчиной, который однажды дрожал от страсти к ней, а сейчас смотрел на нее, как на лошадь на аукционе.