Что эти туристы нуждались в отдыхе, само собой разумеется. Другие же, для того чтобы оправиться, должны были хорошо поспать две ночи.
Капитан Пип видел их позавчера возвратившимися один за другим. Первые прибыли раньше полудня, потом с промежутками следовали другие, до Пипербома включительно, вернувшегося последним в семь часов вечера без какого-либо иного страдания, кроме гложущего аппетита.
Не обошлось, однако, без потерь среди пассажиров. Дело в том, что усталость меньше измеряется исполненной работой, чем сделанным усилием. Все более или менее страдали, каждый своей болезнью. Один чувствовал разбитость, другой – воспаление глаз, вызванное белизной снега Лас-Канадас, третий – сильную простуду, причиненную ледяным горным ветром.
В общем, не особенно серьезные болезни, потому что не прошло и часу, как и эти инвалиды начали выходить из своих убежищ. Как раз в это время «Симью» огибал мыс Тено, которым на западе оканчивается остров Тенерифе.
В недалеком расстоянии виднелся остров Гомера. «Симью» быстро приблизился к нему и пошел на расстоянии трех миль от берега.
Около двух часов плыли мимо Сан-Себастьяна, главной резиденции острова, местечка незаметного, но великого по вызываемым им воспоминаниям. Из этого пункта 7 сентября 1492 года Христофор Колумб отплыл в неведомую даль. Тридцать четыре дня спустя путешественник открыл Америку.
Наконец показался Железный остров (Ферро), отделенный от острова Гомера проливом в двадцать две мили, на прохождение которого «Симью» употребил два часа.
Было половина пятого, когда шли подле этого острова, самого южного в архипелаге. Находясь у 28°30 северной широты и 20° западной долготы, он не имеет никакого коммерческого значения и относительной известностью своей обязан лишь географической особенности: в продолжение долгого времени его меридиан считался начальным и долгота различных мировых пунктов выражалась в градусах на восток или на запад от Железного острова.
К счастью пассажиров «Симью», этот остров представляет еще другой интерес помимо упомянутого, слишком специального. Вид его, особенно страшный и дикий, объяснял объезд, предпринятый Томпсоном. Менее возвышенный, чем острова Тенерифе и Пальма, даже Большой Канарский, этот передовой страж архипелага более отталкивающего вида, чем эти земли, уже и без того малоприветливые. Со всех сторон Ферро окаймляют скалы, поднимающиеся вертикально больше чем на тысячу метров над волнами и делающие его почти недоступным. Ни одной расщелины, ни одной бухточки в этой каменной стене.
Островитяне ввиду невозможности поселиться на побережье должны были большей частью устроиться внутри острова. Тут они живут отдельно от остального мира; не многие суда решаются приближаться к этим беретам, усеянным рифами, и подвергаться сильным течениям и опасным ветрам, которые окружают их.
Эти ветры и течения не могли беспокоить пароход. «Симью» поэтому мог невозмутимо следовать пустынным берегом, дикое величие которого в течение трех часов не оживлялось ни единым домом, ни единым деревом.
На северо-востоке высился Тенерифский пик, весь затуманенный тучами, показывая пассажирам свою вершину, которой очень немногие из них успели достичь. Около половины седьмого она исчезла, спрятавшись за мыс Рестинга, который огибал «Симью».
Взоры всех туристов приветствовали тогда в последний раз дивную гору, которой уже больше не увидят, между тем как пароход постепенно сворачивал к северу.
В семь часов пассажиры в полном составе были за столом, причем Томпсон, по обыкновению, председательствовал, а капитан сидел против него.
Море было тихое, меню – хорошее; все складывалось так, чтобы этот обед освятил эру примирения между администратором и туристами.
Между Алисой и Робером замечалась очевидная принужденность. Они слишком много и вместе с тем слишком мало высказали друг другу на вершине Тейда, и ни он, ни она не смели возобновлять разговора. Робер все время хранил упорное молчание, тогда как Алиса была задумчива. Рожер, искоса наблюдавший их, был неприятно удивлен результатом своей дипломатии.
«Вот так влюбленные!» – говорил он себе иронически.
Между тем смущение их было очевидно, когда Долли и он поднялись на вершину пика. В этом отношении он не мог ошибиться. Но не менее верно было теперешнее отступление, и Рожер с досадой заключал отсюда, что он немного рано прервал их tete-a-tete.
Хотя и в силу других причин остальные пассажиры находились тоже в каком-то хмуром настроении.
Что Джек Линдсей был мрачен – в этом не было ничего удивительного. Это было теперь обычным его состоянием. Изолированный от прочих, он с яростью перебирал вчерашние происшествия. Что происходило тогда, когда, несмотря на свою ненависть, он, побежденный, должен был остановиться на полдороге? Недовольный тем, что слишком легко угадывал причину, он хотел бы еще убедиться в ней. Злость брала его. Ах, если б он мог одним ударом пробить этот проклятый пароход! С какой радостью низвергнул бы он своих товарищей и сам бросился бы в волны, лишь бы погубить в них в то же время свою невестку и ее ненавистного спасителя!
Но если дурное настроение Джека легко объяснялось, то что была за причина хмурости остальных? Почему после завтрака не собрались они в группы, как в начале путешествия? Почему не обменивались они впечатлениями, плывя вдоль этого мрачного острова, а остались разъединенными и молчаливыми?
Потому что они потеряли самое необходимое благо – надежду, которая в случае надобности может заместить все другие. До тех пор будущее заставляло их переносить настоящее. Возможно было, что удавшаяся экскурсия, комфортабельная гостиница, приятная прогулка вознаградила бы за неудавшуюся экскурсию, постыдную гостиницу, изнурительную дорогу. Теперь же книга была закрыта. Закончившееся путешествие не оставляло более никакого сюрприза туристам, и они проводили время, восстанавливая в памяти перенесенные неприятности, и потому-то их неудовольствие дошло до крайней степени вследствие их последнего разочарования и они хранили молчание, стыдясь друг перед другом, что попались в такую западню.
Сондерс глубоко наслаждался этим настойчивым молчанием. Он чувствовал, что тут кроется электричество. Бесспорно, готовилась буря. Он мог ускорить ее вспышку и искал благоприятного случая. Случай скоро представился.
Он уже пустил несколько едких колкостей, не встретив, однако, на них отклика. Но вот, шаря глазами, он открыл по соседству два пустых места, обыкновенно занятых.
«Два умных пассажира, незаметно улизнувших в Лас-Пальмас», – подумал он сперва.