товарищ! — сказал Яков Яковлевич. — Вам и в самом деле надо бы одуматься! Погуляли — и будет. У всех нас бывают такие увлечения. Но подумайте сами: она ведь даже языка не знает! У вас там подруга, у нее здесь родные. К чему все эти метания, пошлые буржуазные страстишки? Ангеликанцам предстоит большое социалистическое строительство, да и нам с вами есть чем заняться…
Кирпичников грустно кивнул.
— Заборский прав, — добавил подошедший Юбер. — Мы стоим на пороге великих событий. Сколько всего предстоит еще! Кстати, вы слышали о восстании в Шармантии?
— В Шармантии? — встрепенулся Краслен.
— Революционные массы взяли штурмом все тюрьмы в столице! Рабурдену отрубили голову. До коммунизма уже рукой подать!
— А в Эскериде республиканцы одержали окончательную победу над силами реакции! — вставил Вальд. — После того, как сторонники диктатуры лишись помощи шпицрутеновских войск, это оказалось на удивление легко!
— Вот так скорость, не так ли? — поддакнул Заборский, стремясь отвлечь Краслена от грустных мыслей. — Думали ли вы, что однажды станете современником столь стремительных и ярких событий?
— После смерти Шпицрутена меня уже ничего не удивляет, — отозвался Кирпичников. — Когда здоровый и полный сил диктатор как по мановению волшебной палочки отбрасывает коньки на третий день народного восстания, поневоле начинаешь думать, что чудеса случаются не только в поповских сказках!
— Так вы еще не в курсе насчет подробностей его смерти? — удивился Вальд.
— Подробностей?
— Рабочее правительство Брюнеции опубликовало фотографию его тела. Сегодня она во всех газетах. Шпицрутен умер дряхлым стариком.
— Не может быть!
— Может, — подтвердил Заборский слова Вальда.
— Ему же еще не было пятидесяти, кажется? — не мог понять Краслен.
— Совершенно верно! Единственная вещь, которая могла состарить его столь стремительно…
— Оживин?
— Блестяще, Кирпичников! — Вальд пожал руку Краслену. — Общение с нами не прошло для вас напрасно!
— Активизируя все жизненные процессы, оживин может поднять мертвеца и развить его скрытые таланты, а может и заставить внутреннее время человека течь быстрее, — пояснил Заборский. — Это в том случае, если ввести его живому и здоровому человеку.
— Очевидно, Шпицрутен позарился на сверхвозможности воскрешенных. — продолжил Юбер. — Конечно, для подавления восстания они ему очень бы пригодились! Вот только умереть, чтобы ожить, он не рискнул. Наверно, понимал, что возвращать его с того света никому из приближенных не захочется!
— Чудеса-а-а! — сказал Кирпичников. — Хотя порой мне кажется, что и мое время неожиданно побежало быстрее обычного. Кажется, еще вчера милитаристкая Брюнеция поглощала государства одно за другим и бомбила Манитаун — и вот уже рабочее правительство выводит войска с оккупированных территорий и готовит земельную реформу!
— Что и говорить! — отозвался Заборский. — Мы живем в удивительное время. Когда-нибудь потомки оглянутся, вспомнят этот век, посмотрят на наши свершения и скажут…
— Лев Давыдович! — вскричала Жакерия. — Наконец-то!
Краслен повернулся и увидел на другом конце аэродрома фигурку в сером костюме, спешащую к красному самолету.
— Да он ли это?
— Думаю, он, — Вальд прищурился.
— Уже пора, товарищи, — добавил Заборский. — А опоздания, как я помню, не в духе Вождя.
— И все же это не он, — сказал Кирпичников, первым разглядевший приближающегося незнакомца.
Через минуту запыхавшийся парень в сером костюме подбежал к стоящей вокруг самолета компании.
— Прошу прощения! — задыхаясь, начал он. — Я по поручению Ленского! Лев Давыдович отбыл в Брюнецию по приглашению тамошних рабочих. Просил передать, что до тех пор, пока мировая революция не победила, он домой вернуться никак не может. Так что Лев Давыдыч извиняется и просит отправиться без него.
— Выходит, он со мной не полетит?! — проговорила разочарованная Урожайская.
— Выходит, у нас в самолете есть свободное место!? — радостно закричал Кирпичников.
И мигом, не дожидаясь реакции остальных, бросился с аэродрома — догонять свою Джессику.
***
Третий день четвертой пятидневки Школьного месяца на правдогорском заводе "Летающий пролетарий" был объявлен всеобщим выходным. Весь коллектив предприятия, все население призаводского жилкомбината от мала до велика отправилось на вокзал — встречать спасителя Вождя, героя Мировой Революции.
Прибывший из столицы поезд мгновенно обступила толпа. Десяток нарядных деткомов с пышными букетами встали наизготовку. Самодеятельный оркестр металлообрабатывающего цеха получил последнее напутствие от дирижера Никифорова. Директор Непейко нервно перелистал свою приветственную речь, чтобы убедиться, все ли десять страниц в ней на месте. Новомир перевел кадр в фотоаппарате и "прицелился". Электриса Никаноровна поправила солонку на пятиконечном каравае. Бензина еще раз поглядела на себя в зеркальце.
Краслен возник в дверях вагона — серьезный, повзрослевший, счастливый и растерянный одновременно, в новом комбезе и с черным квадратиком на груди. Фотовспышки засверкали одна за другой. Никифоров взмахнул руками, и оркестр заиграл туш.
— Краслен!!! — заорала толпа.
— Сколько лет, сколько зим!
— Да здравствует Кирпичников!
— Качай его!
Героя стащили с подножки и стали качать. Маленькую негритянку, вышедшую вслед за ним, никто как-то и не заметил.
— Да ладно вам… Да хватит… Отпустите! — требовал Кирпичников, смеясь.
Наконец, его поставили на ноги. Деткомы наперебой бросились вручать букеты герою. Нарпитовка с хлебом-солью, оказавшаяся в море малышей, с трудом держалась, чтобы не уронить каравай. Только когда Краслену были оказаны все положенные почести, к нему сумела пробиться Бензина.
— Крася! — крикнула она, плача от счастья.
— Зиночка… — прошептал кавалер Черного Квадрата и обнял девушку.
Надо же, он и не знал, что эти голубые глаза, эти светлые кудри, эти теплые хрупкие плечи под серебристой тканью стандартного комбеза так ему дороги. И все-таки…
— Я так скучала! — сказала Бензина.
— Ждала меня?
— Ты еще спрашиваешь!
— А с другими ребятами не гуляла? — с надеждой спросил пролетарий.
— О чем это ты?!
— Ну… Меня долго не было, я понимаю… За это время тебя мог посетить Крылатый Эрос, ты могла встретить кого-нибудь другого, ты могла…
— Как ты можешь, Краслен!? Ты же знаешь: у меня никогда не было и не будет другого парня!.. Но… — взгляд Бензины неожиданно упал на стоящую рядом с Красленом боевую подругу. — Кто эта негритянка?
Джессика потупилась. Кирпичников смутился.
— Понимаешь ли, Бензина… — начал он.
— Ты ее любишь?
— Видишь ли… — горе-кавалер стушевался еще больше. — Мне, конечно, не хотелось бы делать тебе больно, не хотелось бы разборок, всякой ревности, прощания…
— Краслен! — вскинулась Зина. — Неужели ты считаешь, я способна на такое?! Неужели ты думаешь, что в любви мне свойственно пошло-буржуазное чувство собственничества?! Неужели ты держишь меня за конченую ретроградку в вопросах пола!?
— Так значит?.. — Кирпичников неуверенно улыбнулся.
— Будем современными людьми, — сказала Зина.
Эпилог
Прошло полгода.
Сильно поменялась жизнь в Брюнеции. Не было здесь больше ни фашистов, ни скрипучих пауков, ни лагерей. В грохоте станков, при свете электричества, под звуки рабочих песен строилась, расцветала новая жизнь. Никто уже не укладывал брюннов спать