Читать интересную книгу Дневник призывателя - Юлия Ставицкая

именно он поймал бескрылую Ашраи. Далее подхватил Тоша, пересказывая то, что с ним случилось, когда он жил в старом доме, и то, что он увидел из-за музыки фейри. Постепенно очередь дошла и до меня.

Как говориться начали за здравие, а закончили за упокой.

Когда же все началось? С чего? С Ашраи? С Тошиной подруги? Или раньше? Тетя Агата, бабушка, мужчина с фотографии. Все же началось гораздо раньше, да?

Я говорил, а перед глазами у меня вновь всплывал облик Верочки.

Она такая прекрасно-нежная, словно маленькая птичка, и в то же время пугающая, как старая забытая ребенком кукла. Раскуроченная грудная клетка, заляпанное кровью светлое платье и пересохшие губы, шепчущие мое имя. Может она звала кого-то другого? Все же имя не уникально. Но внутренне я понимал, что она обращалась ко мне.

– Сашенька… Я никому не скажу. Почему ты пожертвовал мной?

– Как нехорошо… – проговорил Николай и замолчал, сжав виски руками.

Мы нерешительно смотрели на него и ждали, что же он скажет. А он встряхнулся, тут же схватил карандаш и что-то накидал. Фейри без крыльев, кошачью маску и глаза. Глаза того человека. Скомкал лист и запустил его в угол комнатушки.

– Я писал истории… – медленно проговорил Николай, словно шлифовал каждое слово перед тем, как позволить ему сорваться. – О том, что видел. О том, что знал. Рисовал, чтобы не забыть. Все тут, – он похлопал по кровати. – Под ней. Все, что я считал прошлым. А сейчас я узнаю, что он снова… – он поник и затрясся, точно его бил озноб. – Тут! Черт. Он вернулся… Я так надеялся, что он исчез навсегда! Что же ему надо?

Я непонимающе хмурился, Тоша зашел мне за спину, его пугал наш новый знакомый. Но мы сами напросились.

– О ком вы? – не выдержал Ларс. Его явно раздражало то, что он ничего не понимает.

– О продавце кошмаров, – Николай резко вскинул голову, заставив нас отпрянуть. Его глаза были дикими. Нечеловеческими. – О монстре в человеческой шкуре. О том, о ком лучше вовсе не знать.

– Нам кажется уже поздно играть в неведенье, – заметил я.

– Есть такое, – вновь рассмеялся Николай. – Вам уже от него не скрыться. Он никогда не отпускает свою добычу. Особенно призывателя, – в меня вновь тыкнули.

– И что он собой представляет? – напрягся Соха. Все же он один истинный охотник, собранный и заинтересованный во всем этом.

– Кто такой призыватель? – насторожился я. Так меня еще не называли. – И зачем он ему?

– Игра. Призыватель – это тот, кто совершает призыв. Точнее тот, кто на это способен. Вот ты, как раз один из них, – пациент серьезно оглядел меня. – Я это чувствую, как и он. А вот что он такое… Этого никто не знает, – растянул губы в ухмылке Николай. – Он меняет тела, как ему вздумается. Подселяется, примеряет чужую жизнь и уничтожает ее.

Призыватель… Знать бы еще, что это значит для меня. Чем обернется. Хотя может это просто пустые слова. Но внутренне я знаю, что это не так.

И что за игра?

– Тогда он демон, – нахмурился Тоша.

– Ох, если бы, – помрачнел Николай. – С демоном можно договориться. В крайнем случае, изгнать. Он не приходит просто так, ему нужно, чтобы его позвали. Продавец кошмаров другой. Он не подчиняется никому. И действует только потому, что ему бесконечно скучно.

– Так пусть бы умер, – холодно заметил Ларс.

– Для этого нужно, чтобы смерть явилась по его душу. Но даже она не приходит к нему на встречу. А потому он живет вечно, лишь меняет обличья. Он веселится в извращенной манере. Оживляет чудовищ и меняет людей. Он пробуждает в каждой душе ее тьму. Он сам грех во плоти.

– И для чего это ему? – не понял Тоша.

– Кто знает? – вздохнул наш новый знакомый. – Явно не я. Ему просто скучно.

– И чем его остановить? – продолжил допытываться Соха.

– Ничем, – вновь заглянул нам в глаза Николай. – Он не боится ничего. Спокойно заходит в церкви, читает молитвы. Может провести проповедь. А остальное… Впрочем, вы и сами понимаете, какая это глупость. Даже чеснок разжижает кровь, чтобы упырям было проще пить, а не защищает от них.

– Даже так? – Ларс этого явно не знал.

– Именно так. А продавец способен изуродовать все, до чего дотронется. Впрочем, как и его слуги. Особенно Зверь.

– Зверь? – вздрогнул Тоша.

– Он самый. Огромная тварь, покрытая густой черной шерстью. Ей так нравится срывать с людей лица… Он вообще любит смертных. Продавца это тоже забавляет. Ему стоит надеть на мертвого маску, чтобы получить нового слугу. Того, кто исполнит любое его желание. Продавцу нравятся души, Зверю тела. Но не стоит обольщаться. Они оба стоят друг друга и могут играть так, как им вздумается.

– А вы откуда все это знаете? – задал я вопрос, который все не давал мне покоя. Почему он столько говорит о продавце? Как разузнал всю эту информацию?

Николай помрачнел и сжался, точно ожидая удара, которого не последовало. У него заходили желваки и он выдавил сквозь зубы:

– Я делил с ним одно тело. Был его сосудом долгие годы…

– Что? – хором опешили мы.

– Когда мне было четырнадцать, мы с братом встретили странного человека в парке. Он был одет так старомодно: во фрак и цилиндр. В руках у него были черные шарики с грустными рожицами или одинокими глазами. Он улыбался и раздавал понравившимся ему людям билеты на некую ярмарку, которая должна была состояться в ночь через несколько дней. Ярмарка душ. Билеты достались и нам. Человек наклонился и прошептал, как пройти. Нужно всего лишь обменять билет на маску у того, кто ходит ночью по городам. Это существо легко узнать. У него длинные конечности и много рук. Он явится, когда часы пробьют двенадцать. Тогда же можно будет пройти по мосту. Мы его обязательно увидим, когда придет время. Конечно, мы ничего не поняли. Подумали, что все это забавная шутка. Часть некоего представления, – обреченно вздохнул Николай и облокотился о стену. – Но загорелись самой идей. Это же настоящее приключение. Как в книжке, да…

– И как? Сработало? – спросил я, хотя уже понимал, что они попали туда. И это очень плохо кончилось. – То существо пришло?

– Выполнили все инструкции, – продолжил он, отстраненно посмотрев на меня. – Создание, и правда, было. Как человек, только странный. Очень высокий. Его руки говорили больше, чем голос. Хотя говорить-то он вряд ли мог – рот был закрыт чем-то. То ли печатью, то ли клеймом. Не могу сказать точнее. Он