Читать интересную книгу Хороните своих мертвецов - Луиз Пенни

– Как насчет обеда? После всего этого небось и ноги не держат, – донесся до Бовуара голос Клары.

Потом он почувствовал мягкое прикосновение к своей руке и поднял глаза. Это была Клара.

– Обед без всяких изысков – суп и сэндвич, а после этого мы сразу отведем вас домой.

Домой.

Может быть, дело было в усталости, может, в пережитом стрессе. Но когда он услышал это слово, у него защипало в глазах.

Ему хотелось домой.

Но не в Монреаль.

Его дом был здесь. Ему захотелось лежать под пуховым одеялом в гостиничке, слышать, как воет и беснуется метель за окном, и знать, что он в тепле и безопасности.

Вот где его дом, да поможет ему Господь.

Бовуар встал и улыбнулся Кларе, и эта движение было одновременно чужим и знакомым. Он не часто улыбался. Тем более подозреваемым. Им он никогда не улыбался.

Но теперь улыбнулся усталой благодарной улыбкой:

– С удовольствием. Только сначала мне нужно сделать кое-что.

Прежде чем уйти, он зашел в ванную и плеснул холодной водой в лицо. Посмотрел на свое отражение и увидел человека гораздо старше тридцати восьми лет. Изможденного, усталого. Человека, которому так не хочется делать то, что ему предстоит.

Он почувствовал боль в животе.

Вытащил пузырек с таблетками, поставил его на столик, впился в него взглядом. Налил воды в стакан, вытряхнул одну таблетку на ладонь. Осторожно разломил пополам и быстро проглотил.

Подобрал вторую половинку с белого фарфорового ребра раковины, помедлил немного, потом быстро, пока не передумал, закинул ее назад в пузырек.

Клара проводила его до двери.

– Я могу прийти через час? – спросил он.

– Конечно, – сказала она. И добавила: – Приходите вместе с Рут.

Откуда она узнала? Может быть, подумал он, выходя в метель, он вовсе не так умен, как считает. «А может быть, – подумал он, подгоняемый порывом ветра, – они здесь меня знают».

– Чего надо? – спросила Рут, открыв дверь еще до того, как он постучал.

Вместе с ним в дом ворвался порыв ветра, и Рут принялась обхлопывать его куртку, на которую налип снег. По крайней мере, ему казалось, что она именно поэтому молотит по нему, хотя он видел, что снега на нем уже нет, а она все молотит и молотит.

– Вы знаете, чего я хочу.

– Тебе повезло, тупица, что я такая щедрая.

– Мне повезло, что у вас бред, – пробормотал он, следуя за ней в знакомую теперь комнату.

Она приготовила попкорн, словно это само собой разумелось. Развлечение. Налила себе виски, не предлагая гостю. Ему и не нужно было. Он чувствовал, как начинает действовать таблетка.

Ее компьютер на садовом пластмассовом столике в кухне был уже включен, и они сели бок о бок на шаткие пластмассовые стулья.

Рут нажала клавишу, и на экране появился нужный сайт с роликом.

– Вы уже видели? – спросил Бовуар.

– Нет, – сказала она, уставясь в экран, а не на Бовуара. – Ждала тебя.

Бовуар глубоко, надрывно вздохнул и нажал на кнопку воспроизведения.

– Неважно получилось с Шамплейном, – сказал Эмиль, когда они подошли к перекрестку рю Сен-Станисла и рю Сен-Жан и остановились, чтобы пропустить гуляк, которые двигались толпой, словно машины в час пик.

Начинался снег. Громадные, мягкие снежинки падали на землю в свете уличных фонарей и автомобильных фар. Ожидалась метель. За ночь по прогнозу должно было выпасть около фута, а то и больше. А пока в город пришел только фронт того, что ожидалось.

Квебек-Сити во время и после снежной бури (когда выходило солнце и освещало это волшебное царство, смягченное и припорошенное густым покрывалом) был прекраснее, чем в любую другую погоду. Свежий и чистый, мир безукоризненной чистоты.

У старого каменного дома Эмиль вытащил ключ. За кружевной занавеской на двери они видели Анри – пес прятался за колонной, подсматривал оттуда.

Гамаш улыбнулся и снова вернулся мыслями к делу. Странно это – женщина в гробу Шамплейна.

Кто она такая и куда делся Шамплейн? Куда направил стопы? Похоже, его странствия не закончились со смертью.

Гамаш пошел погулять с Анри, а когда вернулся, в камине горел огонь и Эмиль ждал его, а на кофейном столике уже разместился ноутбук вместе с бутылкой виски.

Старик стоял в центре комнаты, опустив руки. Вид у него был официальный, чуть ли не напряженный.

– Что случилось, Эмиль?

– Я хочу посмотреть видео с тобой.

– Сейчас?

– Сейчас.

Выгуливая пса, Гамаш готовил себя к этому. Холодные снежинки освежали его лицо, и он остановился, задрал голову, закрыл глаза и открыл рот, ловя их.

– Мне нравится это делать, – сказал Морен. – Только нужно, чтобы снег был правильный.

– Ты был знатоком в таких делах? – спросил старший инспектор.

– И остаюсь им. Снежинки должны быть большие, пушистые. Те, что летят медленно. Не эти маленькие, жесткие во время снежной бури. С такими неинтересно. Они забиваются в нос и в уши. Всюду тебя достают. Нет, должны быть большие, хлопьями.

Гамаш знал, о чем говорит Морен. Он и сам мальчишкой делал это. Видел, как это делают Даниэль и Анни. Детей не нужно было этому учить, это было заложено в них природой – ловить снежинки на язык.

Наступило молчание, и старший инспектор понял, что молодой агент сидит, привязанный к стулу, закинув назад голову, закрыв глаза и выставив язык. Ловит снежинки.

– Хорошо, сейчас, – согласился Гамаш.

Он наклонился, снял с Анри ошейник, подошел к дивану и сел перед ноутбуком.

– Я нашел нужный сайт.

Эмиль устроился рядом и посмотрел на Гамаша в профиль. Теперь, привыкнув к аккуратной бородке Гамаша, Эмиль понял, что она ему идет. Гамаш, не мигая, смотрел на экран, потом повернулся и взглянул в глаза своему наставнику:

– Merci.

Это застало Эмиля врасплох.

– За что?

– За то, что не оставили меня.

Эмиль прикоснулся пальцами к руке Гамаша, щелкнул мышкой, и ролик пошел.

Бовуар уставился на экран. Как он и предполагал, это была нарезка из записей с миниатюрных камер на гарнитурах полицейских. Чего он не ожидал, так это четкости изображения. Он думал, что будет большая зернистость, что лиц будет не разобрать, но изображение было отчетливым.

Как и голоса.

– Наш упал! – Голос Гамаша перекрывает звук выстрелов.

– Вот он, вот он, вот он! – кричит Бовуар, показывая на стрелка вверху на галерее.

Раздается автоматная очередь, камера дергается в сторону, потом падает. Картинка с другой камеры: полицейский на полу в луже крови.

– Наш ранен! – кричит кто-то из команды. – Помогите ему!

Вперед выскакивают двое, автоматными очередями прикрывают третьего. Кто-то подхватывает упавшего, оттаскивает в сторону. Потом вид коридора, бег, преследование стрелка по темным переходам и в большое помещение. Взрывы, крики.

Шеф в черном бронежилете прижимается к стене, в руках у него автомат. Стреляет. Так странно видеть Гамаша с оружием в руках, а тем более стреляющего Гамаша.

– Против нас не меньше шести стрелков! – кричит кто-то.

– Я насчитал десять, – произносит Гамаш резким, четким, ясным голосом. – Двух положили. Осталось восемь. Пять наверху, три здесь. Где медики?

– Идут. – Голос агента Лакост. – В тридцати секундах.

– Один нам нужен живым! – кричит шеф. – Одного взять живым!

И тут начинается настоящий ад: пули ударяют в стену, в человеческие тела, в пол, потолок. Все заволакивает серая дымка, воздух наполняется пылью и пулями. Вопли, крики. Шеф выкрикивает команды, полицейские преследуют стрелков из одной комнаты в другую. Загоняют в угол.

Внезапно Бовуар увидел на экране себя.

Вот он отходит от стены и стреляет. Потом спотыкается, падает.

Ударяется о пол.

– Жан Ги! – Крик шефа.

Бовуар увидел себя распростертым на полу, без движения.

Гамаш бежит, кричит:

– Где медики?!

– Здесь, шеф, уже здесь. – Голос Лакост. – Мы идем.

Гамаш хватает Бовуара за бронежилет, оттаскивает за угол. Выстрелы, свист пуль. Повсюду раздаются звуки взрывов, на экране мелькают крупные планы. Встревоженное лицо шефа, он смотрит вниз.

Арман Гамаш смотрел не мигая, но хотелось ему одного – отвернуться. Закрыть глаза, заткнуть уши, свернуться калачиком.

Он снова вдыхал пороховую гарь, запах дыма, бетонной крошки. Слышал бешеные автоматные очереди. Ощущал карабин в своих руках, выплевывающий пули. И выстрелы по нему.

«Бах-бах-бах!» – раздавались взрывы вокруг. Пули ударяли и отскакивали, рикошетировали, свистели. Буря эмоций. Думать, сосредоточиться было почти невозможно.

И на миг он снова испытал то же, что и тогда, увидев лежащего Бовуара.