спасать самих спасателей. Случалось, затраченные усилия оказывались попросту неоправданными. Филипу пришлось как-то готовить репортаж об одном спасателе, пробывшем в джунглях почти две недели. За это время зенитным огнем противника было сбито три вертолета, а ракетой «земля — воздух» — самолет «мустанг Рокуэлла». Таким образом, в операции по спасению одного человека погибло семеро, к тому же одного из сбитых спасателей тоже пришлось вызволять. По грубому подсчету Филипа, потери обошлись в три миллиона долларов, не считая безрассудно погубленных человеческих жизней.
Тактика спасательных рейдов ВВС строилась в конечном счете на отвлечении внимания противника и на высоких скоростях, а судя по тому, что предстояло Филипу, от него требовалось то же самое. Но если летчики могли запросить по радио, чтоб их поддержали дальнобойной артиллерией или истребителями или даже орудиями с военных кораблей — Филип выходил на врага в одиночку, и места будущей схватки он не знал. Никто во Вьетнаме не рискнул бы на подобное; но у Филипа не было иного выхода. Он не мог не выполнить свой моральный долг, он знал, что больше этого сделать некому.
Конечно, дай-то бог, чтоб Сара оказалась там! Филип уже по опыту знал, что «Десятый крестовый» или НСС могут умыкнуть ее в тартарары. На миг пришла мысль: может, хватит всего этого, может, просто вернуться в Нью-Йорк? Но Филип подавил в себе слабость, от которой неприятно засвербило внутри. Он, конечно, не герой, только предательства себе никогда не простит… Жизнь Сары и Хезер в опасности, разве оставить их в беде не равноценно убийству?
В раздумье он захлопнул атлас, оставил лежать на столике в зале с высоким потолком — служитель сам уберет. Филип взял свой чертеж, сложил в несколько раз, опустил в нагрудный карман. Уже перевалило за полдень, а выезжать пока нельзя, не все дела в Хоторне сделаны.
Филип разыскал спортивный магазин и пустил в оборот свою кредитную карточку. Если верить карте, ему предстоял по меньшей мере трехкилометровый пеший переход до базы по незнакомой, малопроходимой местности, и, надо думать, этот переход не обернется воскресной прогулкой. Отобрав себе рюкзак песочного цвета, Филип принялся укладывать в него флягу, туристские ботинки, весьма отдаленное подобие австралийской охотничьей шляпы с загнутыми полями, легкий нейлоновый охотничий спальник в маскировочных разводах под цвета пустыни, большой охотничий нож канадского производства, бинокль, водонепроницаемые часы, воспламенитель с магниевым стержнем и кремнием.
Он прошел в глубь магазина к застекленным стендам с оружием, постоял, взвешивая: стоит, не стоит брать с собой. Во Вьетнаме он научился стрелять довольно сносно, однако от одиночных выстрелов из автоматической винтовки М-16 с борта несущегося грузовика, да еще зажмурившись, до снайперского мастерства, прямо скажем… К тому же здешнее оружие тяжеловато и не бесшумно. И Филип решил, от пистолета ему пользы мало, а вреда может оказаться много.
Он отнес покупки к кассе, и через пять минут уже выезжал из Хоторна в восточном направлении. Пару раз останавливался на окраине: сначала забежал в продуктовый магазин, купил четверть фунта твердого сыра и коробочку с изюмом, потом на заправку, залил бензин в бак и в канистру. Отъезжая от обшарпанных колонок фирмы «Юнион-76», взглянул на часы: два. Через часок он окажется в Юкка-Уэллс. Еще много времени, можно успеть до базы засветло, как и планировалось.
От Хоторна до поворота на Ланинг пришлось пилить через выжженную, сухую пустыню, всю в серо-желтых пятнах разных оттенков, изредка оживляемую буро-зелеными орошаемыми полями. По другую сторону, за узкой полоской равнины, тянулись невысокие кряжи Джиллз и Эксцельсиор. Был самый разгар зноя, впереди над поверхностью шоссе подрагивала жаркая дымка. Филипу приходилось щуриться, вглядываясь вперед, и уже начало резать глаза; он мысленно ругал себя за то, что не купил в Хоторне темные очки.
Вот поворот на Юкка-Уэллс, и дорога повела на север; укатанная магистраль сменилась разбитой бетонкой. Взмывая вверх, дорога широко петляла меж обрывистых невысоких склонов.
Здесь ничего не росло, кроме кустиков полыни, перемежавшихся скудными зарослями пустынных колючек. По мере того как дорога поднималась выше, склоны постепенно снижались, образуя чуть волнистое плато — голое, одинокое, заброшенное, не тронутое человеческой рукой, почти бесплодное, населенное лишь тарантулами, змеями, скорпионами да кочующими хищниками.
Наконец среди знойного дрожания, будто пустынный мираж, возник городок Юкка-Уэллс, такой же заброшенный, как и пустыня вокруг: если и росли здесь когда пальмы-юкки, то, должно быть, очень и очень давно. По обеим сторонам узкого шоссе как-то неестественно торчали старенькие, покосившиеся домишки с накладным фасадом — точно голливудский макет. Из всех двадцати больше половины — развалюхи, скелеты из серых рассохшихся досок; окна с выбитыми стеклами слепо пялятся на свое подобие через улицу. Сбавив скорость до минимума, Филип вертел головой то вправо, то влево, недоумевая, кому пришло в голову строиться в этих местах? Возможно, если судить по названию, когда-то здесь был водопой[40], а может, и стоянка дилижансов по дороге в Гэббс или Остин, который дальше к северу.
Единственным признаком жизни оказалась бензоколонка на самой дальней окраине вымершего городка. Никакой броской рекламы, просто в землю врыт щит с надписью: «Харки: бензин по дешевке». Перед приземистым оштукатуренным гаражиком торчит одна колонка; у допотопной стойки-шатра «Кока-кола» немыслимых габаритов толстяк в нижней рубахе сидел за грубым, кособоким складным столиком. Отпивал из пластиковой чашечки и курил. Завернув к колонке, Филип притормозил у самого столика. Голова толстяка была покрыта какой-то серой тряпкой, должно быть, от солнца. На Филипа он не обращал ни малейшего внимания.
Выйдя из машины, Филип мгновенно окунулся в нестерпимый зной. Подошел к столику, присел напротив. Тело толстяка стало бронзовым от загара, только из-под рубахи выглядывало белое брюшко — то ли толстяк рубаху вообще не снимал, то ли сменная точно такой же длины. С тучной физиономии ручьем струился пот, заливая бульдожьи складки на щеках, вспыхивая на сивых щетинках, усеивавших каскад подбородков. Громадные зеркальные очки совершенно скрывали глаза. Толстяк поднес чашечку ко рту, и Филип увидел на безымянном пальце впившееся в плоть дешевое обручальное колечко. Попытался представить себе, какая же должна быть у него жена, но воображения не хватило. В другое время, с разрешения клиента, щелкнул бы такого колоритного типа; но сейчас не до того, есть дела и поважнее.
— Кофе хотите? — спросил толстяк, голос раздался из самых недр необъятной утробы. — С пылу, с жару…
— Нет уж, спасибо! — сказал Филип. Утер пот со лба тыльной стороной ладони. Кивнув в сторону аппарата, спросил: — Кока-кола