и сокровищами вдруг показался скучным и темным, зато все очень полюбили сидеть под деревом, глядеть на отступающий вниз по склону снег, на высокие облака, на птичьи косяки, медленно переплывавшие небо над пустошью.
Дерево оказалось лиственницей. От голого ствола во все стороны тянулись тонкие молодые побеги, опушенные мягкой зеленью. Жданка потихоньку, пока никто не видит, гладила неколючие новорожденные иголки. Господин Лунь часами просиживал в прозрачной тени, прислонившись к искореженному стволу. У него было лицо тяжко раненного, случайно нашедшего положение, при котором ничего не болит. Усталое облегчение и страх нарушить хрупкое равновесие.
Обычно он молчал, но иногда тихим голосом рассказывал, что в Садах скоро начнут цвести яблони, и красивее этого нет ничего на свете, что на скалах над замком по весне можно отыскать голубой водосбор, что в Лихоборском лесу, по слухам, живет леший, а в Бреннском растет ягода заманиха: кто ее съест, тот забудет, куда шел, и никогда уж из леса не выйдет. Рассказывал вроде бы Жданке, которая слушала жадно и всему верила, но в такие минуты остальные тоже норовили подобраться поближе.
Однажды над лесом показался нестройный птичий клин, тянувшийся над пустошью. Белая цапля, обычно бродившая по поляне в поисках улиток, вдруг заволновалась, забила крыльями и разразилась жалобным, столь памятным Варке криком.
Клин сломался, птицы снизились, стали видны сложенные крючком шеи, длинные ноги, белоснежные сильные крылья. Цапля крикнула снова, в ответ с высоты донесся тонкий призывный крик. Клин уходил на юго-запад, цапля бросилась вниз по склону обычным своим полускоком-полулетом и вдруг, оттолкнувшись, оторвалась от земли. Отросшие белые крылья уверенно толкнули назад синий весенний воздух. Новый крик – и цапля устремилась вперед, понемногу нагоняя стаю. Догнала, пристроилась в конце клина и сразу стала неотличима от своих сородичей, одержимых весенней мечтой вить гнезда на Бреннских болотах. Птичий клин быстро заскользил над пустошью, огибая горы.
Жданка так и осталась стоять под деревом с протянутыми руками.
– Как же… ведь мы же… кормили, спасали… я ее на груди грела, а она… Позовите ее… ведь вы же можете.
– Она птица, – сурово сказал крайн, – свободная птица.
– Но как же… мы ее любили, а она… даже не оглянулась.
– Нужно уметь отпускать.
– Ты ожидала, что она тебе скажет «спасибо»? – съязвил Илка. – В ножки поклонится, может, еще за постой заплатит. А она взяла и просто смылась. Тварь неблагодарная.
– Ты прав, – согласился господин Лунь. – Благодарности ждать не следует. Ни от кого.
– Потому что люди – хорьки вонючие? – вмешался Варка.
– Дело не в людях, а в нас самих.
– Ты понял? – пихнул Варка Илку. Илка скорчил рожу и отрицательно покачал головой.
– А я, кажется, понимаю, – шепнула Фамка.
Жданка и не пыталась ничего понимать.
– Она же там пропадет. Еду не сможет найти, или замерзнет, или обидит ее кто-нибудь.
– Не горюй, не пропадет, – крайн снова смотрел в небо. – Вон, видишь, журавли летят. Высоко летят – значит, в Загорье. Хочешь, они здесь спустятся? Останутся на ночь, на рассвете, может быть, будут танцевать…
– Не надо. Им и так тяжело. Такая долгая дорога…
Крайн хмыкнул.
– Когда-то я любил провожать журавлей через горы. Там, над Белухой, воздух очень ненадежный. Воздушные ямы, нисходящие потоки, невидимые вихри. И все каждый день меняется. Никогда не знаешь, что тебя ждет. Я становился впереди клина, ведущим. Они шли в воздушной тени моих крыльев. Над ущельем, над ледниками, над Вратами Вьюги…
Скоро склоны очистятся от снега, перевал откроется. Тогда я и вам покажу дорогу в Загорье. Уйдете через пару недель.
– А вы? – пискнула Ланка.
– А я останусь здесь. В конце концов, здесь мой дом. И я устал от странствий. Очень устал.
– Может, вам лучше найти своих? – неуверенно спросила Фамка. – Или вы не знаете, где они?
– Знаю. Но крыльев у меня нет.
– А что там, в Загорье? – спросил Илка.
– Сразу за хребтом – степь. Суровые зимы, сухое лето. Народ постоянно на одном месте не задерживается. Кочуют туда-сюда со своими козами. Дальше на северо-запад есть и села, пашут понемножку, огородничают. Ближе к морю попадаются города, небольшие, небогатые, со здешними, конечно, не сравнить. Но вы не пропадете. Травники там на вес золота. Там и наш знахарь-недоучка сойдет за великого целителя.
– Да, – тут же озаботился Варка, – надо бы корешков, травок подсобрать. Кое-что как раз весной собирать можно.
– Я никуда не пойду, – сказала вдруг Жданка, упрямо глядя в землю.
– Тебя никто не спрашивает.
* * *
Варка повадился спать наверху. Лазать туда-сюда по веревке ему было ничуть не трудно, господин Лунь это не одобрял, но позволял.
Ему очень нравилось в крайновой спальне. Кровать громадная, мягкая, места много, а главное, огромное окно, в которое ночью видны звезды, а на рассвете, не вылезая из-под одеяла, можно наблюдать, как солнце медленно поднимается из-за дальнего леса. Почему в это окно без единого стекла нисколько не дует и в комнате тепло, какой бы мороз ни стоял на улице, Варка не знал, да и знать не хотел.
Минувший день выдался солнечным, но с резким холодным ветром, вечер – тихим и таким ясным, что зеленоватое небо казалось прозрачным и алмазно твердым. А утром Варке почудилось, что снова вернулась зима. Своборова пустошь была белой. Иней густо лежал на скалах, пригнул к земле подросшую траву. Даже ручьи замерли, покрылись тонкой ледяной коркой. Косые рассветные лучи скользили по белому полю, заставляя его сверкать и искриться всеми оттенками розового и золотого.
Впрочем, когда он выбрался из замка с твердым намерением поискать корней мать-и-мачехи, иней, растопленный утренним солнцем, уже исчез. Все опять радостно зеленело. Пригорской траве к таким поворотам было не привыкать.
К полудню из замка выбрался крайн, как обычно, устроился под деревом, начал рассказывать Жданке, не отходившей от него в последние дни, какую-то запутанную историю. К середине истории вокруг на траве сидела уже вся компания. Все прилежно внимали, боясь пропустить хоть слово.
Варка недоумевал, отчего человек, умеющий так говорить, в классе только нудно бубнил, обрушивая на бедные головы учеников тяжелые кирпичи длинных и непонятных слов. Рассказ завораживал, околдовывал, затягивал как бесконечный водоворот. Поэтому все невольно вздрогнули, когда сзади раздалось мощное хмыканье.
– О, дядька Антон, – обрадовался Варка. – Пришли проверить, померли мы или еще нет?
– Здрасьте, дядечка Антон, – заулыбалась Жданка.
– И вам доброго утречка, – пробормотал дядька Антон, почтительно кланяясь. Поклон плохо отразился на его спине. Она так и осталась в полусогнутом положении. Шапку дядька Антон старательно мял в руках, так что все могли созерцать его круглую неопрятную лысину. – Просьбица у