проблемах, даже о таких, какими я давно интересовался, но имел представление, весьма отдаленное. Современная математика, например. Для моих расчетов вполне хватало дифференциальных уравнений в частных производных, и о большинстве нынешних математических проблем я знал на уровне любого обывателя, получающего знания из интернетовских научных новостей.
К Парицкому я пришел точно в назначенное время, встречен был без суеты, но с должным благожелательством, и за чашкой замечательного кофе, приготовленного по какому-то экзотическому, как сказал хозяин, рецепту, мы продолжили обсуждение «наших баранов». Подавая мне вторую чашку кофе, Парицкий неожиданно сказал:
— А женился я в точном соответствии с теорией чисел, и поэтому брак мой оказался таким счастливым.
Я молчал, пытаясь понять две вещи: что он положил в кофе, отчего напиток стал терпким, хотя и оставался горьким, и что он подразумевал под счастливым браком, если сейчас, судя по всем признакам, женат не был.
По достоинству оценив мое ненавязчивое молчание, Парицкий с задумчивым видом продолжил:
— Скажите, Петр Романович, когда вы принимаете какое-нибудь важное решение, какими принципами вы обычно руководствуетесь?
Вопрос показался мне не то чтобы неожиданным, но, во всяком случае, не связанным со словами о счастливом браке.
— По-разному, — сказал я, думая о том, как бы не сморозить глупость. Задавая вопрос, Парицкий наверняка имел в виду какие-то конкретные принципы, но ничего путного мне в голову не пришло, и я сказал, что думал. — Всякий раз нужно учесть по возможности все обстоятельства, но чаще всего сделать это не удается — если решение действительно важное и сложное, — и, знаете, Олег Николаевич, часто получается так, что вроде бы сопоставляешь, решаешь, а потом оказывается, что мог и не думать, просто ткнуть пальцем в один из вариантов выбора, результат был бы ровно таким же.
— Вот-вот! — оживленно проговорил Парицкий. — Я тоже обратил на это внимание. Собственно… еще в школе. Я с раннего детства любил числа. Все время что-то с чем-то складывал, умножал… Вундеркиндом, кстати, не был, в уме считал плохо, постоянно ошибался. По математике у меня до десятого класса были тройки, а по тригонометрии как-то даже жирная единица, потому что мне совершенно не давались формулы тройных углов. Но я не о том. Меня заворожили простые числа. Не знаю почему. Однажды я вот так же оказался сражен картиной в Эрмитаже. Нас привели на экскурсию — в девятом классе, помню как сейчас. Я никогда не интересовался живописью. Да и скульптурой тоже. И уж совсем был равнодушен ко всяким украшениям, которых в Эрмитаже видимо-невидимо. Шел со всеми из зала в зал, думал о чем-то и неожиданно, как из пещеры на воздух, вышел в зал, в дальнем конце которого висела небольшая картина в раме. Рама, кстати, была больше самого полотна, и почему именно эта картина привлекла мое внимание, я не имею ни малейшего понятия. Но я направился прямо к ней, встал и стоял так, пока меня не начал искать наш учитель истории. Оказывается, класс мой давно ушел, а я этого и не заметил.
— Что же это была за картина? — с любопытством спросил я.
— Не поверите! Портрет какой-то старухи, вовсе не королевских кровей, и автор неизвестный, там так и было написано: «Неизвестный автор XVIII века». Но что-то было в этом портрете… Не могу объяснить. Тогда не мог и сейчас не могу. Вот так и с простыми числами. Просто понял однажды, что это не математический казус, а очень большая человеческая проблема. Сейчас простым числам нашли практичное применение — в криптографии. Двадцать лет назад теория простых чисел была совершенно абстрактной областью… А о том, как я женился на Лене, вы, конечно, не знаете? — неожиданно перешел он к совсем другой теме, и я смутился, потому что меня всегда раздражали упорные попытки журналистов копаться в интимных сторонах жизни людей, хоть сколько-нибудь известных. Наверно, публике интересно знать, сколько жен было у актера В. и почему пьет горькую режиссер Н., но я никогда таких статей не читал, хотя, если на то пошло, чтобы быть в курсе, достаточно просматривать одни только заголовки, а от этого бедствия даже я не мог себя оградить — какую страницу в Интернете не откроешь, сразу наткнешься на баннер вроде: «У политика Ф. три загородных дачи». Ну, три, мне-то какое дело?
Я знал, что жену Парицкого звали Еленой, я не мог этого не знать, потому что половина интернетовских материалов о «математическом скандале» выходила под заголовками вроде: «Елена Метельникова, бывшая жена гениального математика Парицкого, сказала, что…» Мне было совершенно не интересно, что говорила эта женщина. Я невзлюбил ее уже за то, что она могла сказать что-то не очень лестное о человеке, которого наверняка не стоила.
Я так и ответил, а Парицкий в ответ широко улыбнулся и налил мне новую чашку кофе — какой-то странный сорт или странный способ приготовления, напиток оказался солоноватым и должен был, по идее, быть невкусным или просто отвратительным, но выпил я его тремя большими глотками и удивился, что чашка уже опустела.
— Понравилось? — спросил Парицкий, но повторять не стал. — О нашей с Леной свадьбе писали столько… Я думал, вы знаете.
— Нет, — отрезал я.
— Дело было так, — заговорил Олег Николаевич, глядя в пространство, будто видел в воздухе голографическое изображение события, о котором шла речь. — Я шел на работу, повернул с Суворовского на Невский, время было раннее, улица пустая, шесть утра, да еще январь, кто же выходит так рано и в такую погоду?..
Действительно, — хотел сказать я, — кто? Вы-то почему шли на работу в такую несусветную рань?
— И вижу, — продолжал Парицкий, — навстречу идет девушка. Длинная, как спичка, в огромных очках, абсолютно не мой тип, мне всегда нравились толстушки, но ведь это на самом деле не имеет значения — кто нравится. Многим мужчинам нравятся красавицы-блондинки, а женятся они на уродинах-брюнетках и живут счастливо — я вам потом скажу почему. А тот день, точнее — утро, был у меня уже выделен и просчитан, так что на самом деле выбора не было, я не мог поступить иначе. Это журналисты потом понапридумывали… но вы не читали, верно? И хорошо. Когда мы поравнялись, как корабли в море, и должны были разойтись встречными курсами, я сказал: «Девушка, прошу прощения, выйдите, пожалуйста, за меня замуж». Понимаете, если бы я сказал что-то другое, то Лена успела бы отойти на пару шагов, оборачиваться не стала бы… А эта фраза заставила ее остановиться. Не знаю, что испытывают девушки, когда им так запросто на улице предлагают замуж. Говорят, замуж хотят все, и когда слышат это слово, оно как-то действует на подкорку… Мне-то было решительно все равно, что