Читать интересную книгу Амурские версты - Николай Наволочкин

— Да что они там думают! — возмутился адъютант батальона, когда капитан зачитал приказ. — У нас же нет корабельного инженера, нет никаких приспособлений, хотя бы простейших стапелей.

— Что поделаешь! Баржи строили, соорудим и канонерские лодки, — сказал капитан.

— Завтра Новый год, а они не могут обойтись без служебных разговоров! — перебила их беседу зашедшая в комнату Афимья Константиновна. — Или вы думаете, что я пойду за елкой в лес?! Утром жалели, что не догадались поставить елку на рождество, давайте поставим хоть сейчас!

— Мать-командирша права! — поднялся из-за стола Дьяченко.

— Бегу распорядиться, — вскочил Козловский. — Мои молодцы для вас, Афимья Константиновна, такую елочку принесут!

Последняя ночь 1858 года выдалась тихой, даже мороз чуть ослаб. По льду Уссури, в ее среднем течении шли два обветренных, обмороженных человека. Давно не стриженные бороды их заиндевели, усталые ноги скользили по обнажившемуся из-под снега льду, в котором, как в зеркале, отражались усыпавшие небо звезды.

Одеты путники были необычно. Поверх истрепанных черных матросских шинелей были короткие куртки, а на первом, высоком и плечистом, куртка была заметно тесна и без рукавов. Наверно, не налезла с рукавами, и хозяин их отпорол. На ногах у обоих — легкие меховые унты, а головы покрывали мохнатые шапки, какие носят гиляки на побережье Татарского пролива. Покачивались за плечами у этих, видать, бредущих издалека путешественников стволы ружей, да солдатские ранцы горбатили их спины.

— Что это стойбища не видать? Пора бы ему показаться, — простуженным голосом сказал один. — Больно не хочется сегодня на дворе ночевать. А придется, наверно. Теперь, если по звездам смотреть, как раз полночь. Вон ковшик почти прямо стоит. Не сбились ли мы на какую протоку?

— Ну, ты скажешь, Кузьма! Куда же тут сбиться. Уссури не Амур. Вона, высокий берег потянулся. Скоро и стойбище наших приятелей покажется. Я вот иду и думаю, приезжали к ним после нас те маньчжуры, ай нет?

— Кто их знает. Придем — расскажут. Да хоть бы дойти. Эх, и выспались бы мы с тобой в тепле. Перво-наперво разулись бы. Покурили всласть. Поели…

— Дойдем, Кузьма. Я те говорю: скоро стойбище.

Солдаты замолчали, в тишине только снег поскрипывал под их ногами. Вдруг Леший остановился и прислушался.

— Слышь, Кузьма, собаки лают!

— Лают! — радостно воскликнул Кузьма. — Пошли-ка, парень, быстрей.

— Пошли!

— А что, Михайло, нас с тобой в батальоне, может, уже и не чают живыми увидеть!

Леший отозвался не сразу, он помолчал, покряхтел, и лишь потом сказал:

— Да не. Вот если бы они там знали, чего нам натерпеться пришлось за дорогу, особенно в горах, когда по грудь в снегу брели, может, и не ждали бы.

— И то верно, — согласился Кузьма, вспоминая путь через перевал, снежные завалы, встречу с медведем-шатуном, обледенелые кручи и два последних сухаря, которые тогда оставались у них с Лешим.

Наверно, и Михайло вспоминал дорогу к Восточному океану. Немало лиха хватили они, пока дошли до залива Ольги. Увидели они вмерзшую в лед шхуну тогда, когда хотели уже возвращаться, так и не доставив пакета.

Их, бредущих по торосам к шхуне, заметили матросы и побежали навстречу. Последние шаги Кузьма и Михайло сделали, уже поддерживаемые под руки моряками. А в кают-компании офицеры, взбодрив путников меркой водки, никак не хотели верить, что эти оборванные, обмороженные солдаты пришли откуда-то со Среднего Амура, из какой-то Хабаровки, про которую они еще и не слышали.

Солдат хотели было положить в лазарет, но они попросили дать им день отоспаться и отпустить обратно. На шхуне солдаты прогостевали два дня. А на третий, надев взамен своих истрепавшихся солдатских шинелей матросские, пошли в обратную дорогу, заявив на прощание: «Теперь-то мы плутать не будем. Дорогу узнали, ну ее к ляду!..»

— Ну вот и стойбище, — показал Михайло на темневшие вдоль берега гольдские жилища. — А вот и тропка к нему. Так вот, глядишь, через месяц и до Хабаровки, разлюбезной нашей, добредем.

— Добредем! А взглянуть бы сейчас, как у них там!

— Спят, поди…

Хабаровка в этот полуночный час не спала. И если бы Михайло и Кузьма подходили сейчас к ней, то услышали бы, как раздался в ночной тишине залп ружей, за ним другой, а потом до них донеслось бы разноголосое «Ура!».

Новый русский пост Хабаровка, заложенный всего полгода назад, встречал 1859 год. Встречал мирными залпами. А других и не раздавалось на Амуре за все время возвращения исконно русских земель в пределы своей державы.

ЭПИЛОГ

«Дьяченко… был один из наиболее полезных деятелей по заселению Амура. Спокойный, ровный характер, распорядительность, умение обходиться с солдатами, казаками, с начальствами, с китайцами и своими доставили ему общее уважение амурцев».

М. И. ВЕНЮКОВ

Августовским днем 1863 года по раскинувшейся на склонах трех холмов Хабаровке в походном снаряжении маршировал 3-й Восточносибирский линейный батальон.

Шел батальон мимо своих опустевших казарм, мимо многочисленных лавок, домов и огородов городских обывателей, госпитальных зданий, шел к новой шумной пристани в устье речки Хабаровки. А за пристанью на скате левой горы, на Орловом поле, виднелись между деревьев склады и красные крыши домов Амурской компании.

Разрослась Хабаровка. Пять лет отстраивал ее бывший 13-й, ныне 3-й батальон. Сто шестьдесят семь различных строений открывались теперь взгляду людей, приплывавших сюда по Амуру, а сколько еще строилось новых!

Шел батальон по дороге, прорубленной когда-то в густом лесу, но лес уже заметно поредел, пошел на дома и на дрова. Только вокруг утеса, на высоком берегу, где Амур обрезал среднюю гору, деревья не трогали. Прочистили там дорожки, убрали валежник, и превратилось это место в естественный парк, где можно было набить карманы орехами, набрать кузовок грибов, а главное, полюбоваться на речной простор, на привольные, манящие дали. И если бы кто-то восторженный, как Козловский, вдруг спросил: «А что за тем кривуном?» — ему бы сказали: «Там, по Амурской протоке станица Корсакова, а за левым берегом, во-он там — Новгородская. Ежели же вы изволите поплыть вниз, то скоро увидите крестьянское село Воронежское, за ним Вятское, а там и Сарапульское. Всего же в Амурской и Приморской областях сейчас более ста пятидесяти казачьих и крестьянских поселений и четыре города».

Много народу собралось поглазеть на уходящий из Хабаровки 3-й Восточносибирский батальон. Переводился он на новое место в пост Камень-Рыболов на озере Ханка. Стояли группками у дороги люди. У одних были знакомые среди офицеров и солдат, других просто привело любопытство.

Стоял у калитки своего дома и отставной солдат Кузьма Сидоров. Уже три года, как он уволен в бессрочный отпуск. В первый же год построил себе в Хабаровке домишко и той же осенью отправился в Кумару за вдовой казачкой и ее ребятишками.

Плыл Кузьма пароходом и не узнавал Амура. И большие и маленькие села и станицы стояли на его берегу. Высыпал к пристани народ, когда причаливал пароход к берегу. Лузгали ребятишки семечки, кудахтали куры, паслись за поскотиной коровы. Будто жили тут люди испокон веков. Только китайский берег отражался в воде лесом да тальником — по-прежнему был пустынен и дик.

— Что ж ваши люди не селятся по реке? Вон земли сколько по вашему берегу пропадает. Или народу у вас мало? — спросил Кузьма, разговорившись с китайским купцом в Благовещенске.

Купец тот, приехавший торговать из Айгуня, растолковал все очень просто. Оказывается, была в Китае, за тысячи верст от Амура, Великая стена. А за ту стену запрещал их закон переходить китаянкам.

— Совсем худо без мамок, — пожаловался купец. — Кто без мамки сюда надолго поедет. Никто не поедет…

Перевез Кузьма в ту осень казачку с сыном ее Богдашкой и дочкой в первое свое собственное гнездо, наполнилось оно как щебетанием птенцов ребячьими голосами да хозяюшкиной заботой, вот и живет здесь старый солдат, но батальон не забывает. Да и как забудешь, когда прослужил он в нем два десятка лет, день в день.

Увидел бы сейчас его хозяином тезка — старый казак Кузьма Пешков, сотоварищ по давнему-предавнему походу, порадовался бы. А может, больше обрадовался бы Кузьма тому, как переменился амурский берег. И Албазин вновь стоит там, где у пращуров стоял, и Кумара станица живет-поживает. А сколько других станиц появилось — не пересчитаешь.

Солнечно и жарко сегодня в Хабаровке. Солнышко — это хорошо. Краснеют за спиной у Кузьмы в огороде помидоры, склонили тяжелые шапки полные семечек подсолнухи, топорщат землю клубни картофеля. Высунула с краю грядки у самой тропки к дому свою макушку горькая редька. Место здесь для огородов благодатное. Раскорчевать и вскопать огород помогли Кузьме дружки: Михайло Леший да Игнат Тюменцев, переведенный года два назад вместе с ротой из Софийска опять в Хабаровку.