За чашкой кофе после погрузки Гердеры рассказали, что ящики с книгами были привезены к ним в январе 1944 года. Сложили их в подвале замка до окончания войны. Вывезли из Лейпцига, спасая от англо-американских бомбардировок. В скором времени могли придти американские или советские войска, и владельцам замка надо было решать, что делать с сокровищами, хранившимися в подвале. Они прекрасно сознавали высочайшее культурное значение этой музейной коллекции, и будущая ее судьба очень волновала их. По их словам, никаких указаний от германских государственных учреждений они не получили. Самостоятельно принять решение, что делать с не принадлежавшими им национальными ценностями, было трудно. Однако супруги приняли решение — передать оказавшиеся у них книги и рукописи не американцам, а советским (русским, как они говорили) войскам, которые должны были заменить американские части в Саксонии и Тюрингии летом 1945 года. Аргументировали они это следующим образом (говорила в основном баронесса):
Первый путь — передать коллекцию американцам — это был бы самый простой и безопасный для семьи Гердер выход из создавшейся ситуации. Коллекцию вывозят американцы, а вместе с ней и они уходят от русских войск на Запад, как и поступила практически вся немецкая аристократия, высшая буржуазия и большая часть интеллигенции. Минимум риска для жизней владельцев. Но этот путь, по их словам, был опасен — коллекция могла бы "уплыть через океан" в США, рассеяться там по частным каналам и пропасть навсегда для Германии.
И Гердеры, как они утверждали, не сообщили американцам о спрятанных в замке сокровищах.
Второй путь — передать собрание Лейпцигского музея русским. Такой вариант они и выбрали. Почему? Они считали, что, во-первых, Россия является близким соседом Германии, обе страны имеют глубокие вековые политические и культурные связи, и русские в конце концов, по гуманитарным соображениям, сами передадут коллекцию Германии. Если этого не случится, заметила баронесса, возможен и военный реванш со стороны Германии и возврат германских культурных ценностей силой. — Баронесса Гердер сказала об этом со смущенной, почти извиняющейся улыбкой. Понять ее было можно. Ведь прошло всего четыре месяца после окончания войны, когда еще некоторые немцы не могли и думать о военном реванше. Еще не произошла атомная бомбардировка японских городов, не состоялся Нюрнбергский процесс, и немецкий народ не принес покаяния за фашистские злодеяния. В те первые послевоенные месяцы я не мог себе представить, что немцы смогут так открыто и серьезно осудить свое прошлое и построить демократическое общество, поняв, что мир лучше войны, что мирное развитие страны дает во всех отношениях, в том числе и в экономическом развитии, много больше, чем военные завоевания. И послевоенные пятьдесят лет подтвердили для Германии эту истину. А в то время теории социальных революций, реванша, неизбежности войн через каждые 20 лет (срок подрастания нового поколения в воевавших странах) делали перспективу новой войны вполне реальной.
Таким образом, Гердеры выбрали второй путь и передали нам временно хранившуюся у них коллекцию. Конечно, это был сложный, даже трагический для них выбор. Сохраняя коллекцию для передачи русским, они попадали в советскую зону оккупации Германии и тем самым шли на явный риск подвергнуться репрессиям и, вполне возможно, быть ликвидированными.
Сама перевозка музейных экспонатов в Берлин прошла вполне благополучно. Это уже было мирное время, особенно на юге Германии, где во многих районах следов войны не было и видно, а коммунистическая перестройка всей жизни восточных немцев еще не начиналась. Сейчас эту коллекцию, при ее транспортировке, застраховали бы на астрономическую сумму, везли бы под тщательной охраной, в сопровождении множества машин с мигалками, останавливали бы все движение на пути следования процессии, а нас тогда было всего четверо на трех стареньких грузовиках. Правда, по дороге подсела к нам очень милая молоденькая лейтенант-врач, которая ехала на Родину. Без приключений добрались мы до разрушенной столицы и сдали ящики на специальный склад в Берлине, где собирались книги для отправки в СССР.
В скором времени коллекция Немецкого музея книги и шрифта была доставлена в Москву и передана в Государственную библиотеку им. В.И Ленина, где она, как мы знаем, была окутана строжайшей тайной. Тайна была так велика, что многие научные и библиотечные работники, особенно молодые, стали вообще сомневаться — находятся ли в действительности эти материалы в России или бесследно исчезли.
В начале перестройки Маргарита Ивановна Рудомино ходила в ЦК КПСС, беседовала с одним из членов советского руководства о том, чтобы решить наконец проблему Немецкого музея книги и шрифта, а также и всю проблему перемещенных книг. И получила извечный ответ: "Маргарита Ивановна, обождите. Не время еще…"
В прошлые времена советская официальная пресса, обличая американских миллионеров, рассуждала о том, как они прячут у себя в тайниках купленные ими ворованные произведения искусства. И советские власти совершали нечто подобное. Прятали вывезенные из Германии и книги, и другие культурные ценности, будто они краденые. Но вывозили книги из Германии по репарациям — вполне законно. Зачем было их скрывать в спецхранах Ленинки и других библиотек? За эти годы тысячи читателей, научных работников, студентов могли бы видеть вывезенные книги и рукописи и работать с ними. Повторю: книги из таких коллекций не принадлежат одной стране, они имеют мировое значение. В конечном счете неважно, где они находятся. Важно, чтобы ими можно было пользоваться. Мы все-таки живем в начале XXI века, а Россия, несмотря на десятилетия упадка и застоя русской культуры в советское время, имеет старые культурные традиции и должна следовать им.
Судьбу оказавшейся в России коллекции Немецкого музея книги и шрифта следует, безусловно, решать в комплексе со всей проблемой гибели, вывоза и возвращения русских и немецких культурных ценностей. Понятие "реституция", мне кажется, не точно определяет весь "пакет" вопросов, связанных с возвращением немецких культурных ценностей. В "Словаре иностранных слов" и в "Юридическом энциклопедическом словаре" термин "реституция" в международном праве определяется как возвращение одним воюющим государством другому имущества, незаконно захваченного и вывезенного во время войны. Однако, повторяю, книги, отправленные в Советский Союз после войны, имели статус репарационных, и можно утверждать, что они были вывезены вполне законно. И, если бы их не прятали почти пятьдесят лет, очевидно, вопрос о незаконности их вывоза и не ставился бы. Говоря о реституции книг, мы точно уже заранее признаемся в незаконности их вывоза из Германии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});