Читать интересную книгу Зеро - Эрик Ластбадер

Филипп спросил, обнимая Митико:

— Ты боишься божественной лисицы?

Она грустно посмотрела на него молча кивнула. Они отошли от святилища. Последняя ароматическая палочка, принесенная Митико в дар богине, уже догорела. Гуси успокоились, и теперь тишину нарушали лишь редкие порывы ветра, шелестевшего в ветвях. Вспугнутый заяц кинулся наутек, поводя куцым белым хвостиком.

— Чего я боюсь? — Митико осеклась и отвернулась, словно набираясь мужества. — Я боюсь, что веду себя эгоистично, как та девушка. Я хочу тебя. Но ты женат, да и я замужем. Порой я лежу без сна в холодной ночи и трепещу от ужаса, думая о моем грехе.

— Это и мой грех, — сказал Филипп. Митико вяло улыбнулась, но не ответила, когда он привлек ее к себе.

* * *

Как и говорила Митико, у них было очень много дел, пока ее отец Ватаро Таки работал на апельсиновых плантациях на Кюсю. Он уже приготовил для них досье на три самых могущественных семейства якудзы в Токио. Но все это служило лишь фоном, а Филипп и Митико сами должны были разведать, чем сейчас занимаются и увлекаются, какие отдаленные цели ставят перед собой эти три семейства или, как их называли в якудзе, гуми.

Одно из семейств носило имя Таки-гуми, и Филиппу было совершенно ясно, что Ватаро хочет стать главой этого клана. Как он объяснил Филиппу, засилье Дзибана в деловой сфере и в бюрократических кругах вынудило его пойти по единственному пути, сулившему власть: отправиться на «дно» якудзы. Здесь, на задворках закоснелого кастового общества, Ватаро надеялся построить свою империю.

Если он станет оябуном, боссом Таки-гуми, в ближайшие десятилетия перед ним откроются возможности возвыситься в сфере предпринимательства, подняться по чиновничьей лестнице, даже проникнуть в правительство! Ибо Ватаро был прозорлив и понимал то, что мало кто понимал в те времена: преступный мир якудзы еще лежал в пеленках. Если стать во главе якудзы, то под его руководством удастся выпестовать силы, способные сразиться с Дзибаном. Ватаро чувствовал, что у якудзы огромные задатки, которые принесут пользу, если развить их в нужном направлении. Ему уже было ясно, что коммунисты мутят воду в среде портовых рабочих. Если, к примеру, задействовать Таки-гуми в усмирении этих мятежей, во время которых гибнут десятки японских полицейских, правительство окажется перед ним в большом долгу.

Это тоже было частью его стратегии. Он считал якудзу наилучшей стартовой площадкой проникновения в законный бизнес, правительство и даже чиновничий мир, оплот Дзибана. Только приобретя достаточную власть, он нанесет удар и победит Дзибан!

Но Ватаро понимал, что подобная стратегия требует огромного терпения и дисциплинированности. Осуществление плана Ватаро требовало десятилетий. А первым шагом к достижению власти было главенство над Таки-гуми. Пока неясно было, как добиться власти над двумя другими семействами.

Хотя между тремя семьями существовало соперничество, становилось все очевиднее, что последствия войны и оккупации Японии в целом сплотили кланы, пусть временно и не очень прочно. Они начали смыкать свои ряды в борьбе против внешнего врага, ведь американская армия вступила в серьезную схватку с преступным миром, якудзой.

Наверное, Филипп слишком увлекся распутыванием сложного клубка: кто кому друг, кто враг, кто за какую сферу влияния борется, что явно, а что тайно... Во всяком случае, он не обратил особого внимания на перемены, произошедшие у него под носом, дома. А может быть, постоянно беспокоясь из-за того, что ему никак не удается разгадать тайну гибели полковника Силверса, Филипп стал необычайно рассеянным. Или же его все больше захлестывала страсть к Митико... Оказываясь рядом с ней, Филипп чувствовал, что все больше погружается в глубины Азии, проникает в волшебное царство, куда заказан путь простым смертным. Он когда-то читал книгу X. Райдера Хаггарда «Она», и все явственнее ощущал себя героем этого произведения, который столкнулся с потерянной цивилизацией, поклоняющейся невероятно прекрасной и могущественной богине.

Как бы там ни было, но только много лет спустя, очутившись на Мауи, где он скрывался от своих преследователей, Филипп начал постепенно сводить концы с концами. И только тогда ему стало понятно, до чего же грандиозна головоломка, которая десятилетиями не давала ему покоя.

Ну, а тогда он не обратил особого внимания на Лилиан, которая заявила, что нашла работу в американском посольстве в Токио. Дескать, ее рекомендовал Дэвид Тернер. А послу так понравилась ее работа, что спустя полтора месяца он взял Лилиан в свой штат.

Лилиан все чаще читала книги, рекомендованные ей Дэвидом Тернером: «Осьминог I» Фрэнка Норриса, «США» Джона Дос-Пассоса, «Гусиный шаг» и «Конец света» Эптона Синклера. Попадались ей и книги о ребятах из Скоттсборо и о мятежах на Хеймаркет. Это были весьма философские книги с явной социалистической ориентацией, но Лилиан ушла в их изучение с головой и не отдавала себе в этом отчета.

Ей открывался мир, который прежде был отгорожен глухой стеной, воздвигнутой отцом. Обеды с Дэвидом Тернером и чтение рекомендованных им книг стали для нее в прямом смысле слова школой. Школой, где преподавал самый, по ее мнению, потрясающий учитель в мире.

Лилиан узнала о различных экономических системах, существующих в мире, и о более сложных геологических союзах. Она изучала историю собственной страны по произведениям своих великих соотечественников: Норриса, Дос-Пассоса, Синклера. Эти могучие умы показали ей обратную сторону капитализма — темную сторону, а ведь генерал Хэдли, и отец Лилиан, был уверен, что дочь никогда о ней не узнает.

Лилиан прочитала о французской и русских революциях и о гражданской войне в Испании, так что постепенно, подобно солнцу, мало-помалу изгоняющему долгую арктическую ночь, перед ней открылась неизбежность мировой революции.

Она узнала о том, как капиталисты эксплуатируют ее собственный народ, в основном рабочих, которые вообще-то должны были рассчитывать на награду за свои труды. Она увидела, как кучка жадных толстосумов распоряжается жизнью и судьбами десятков миллионов людей во всей Америке. Лилиан наконец поняла, что угнетенные осознают, как жестоко их угнетают, ведь те же самые алчные капиталисты систематически утаивают от них правду, как утаивали от отца Лилиан!

И в результате Лилиан примкнула к горстке жаждущих справедливости интеллектуалов, духовному авангарду, как называл их Дэвид Тернер, долг которого — совершить революцию, чтобы освободить народные массы от скрытой, коварной эксплуатации.

Филипп не сразу заметил происходящие с Лилиан перемены, но в конце концов и до него дошло.

Спор вспыхнул из-за пустяка. Он пришел как всегда поздно, но Лилиан не ложилась. В спальне горел свет. Лилиан сидела на кровати и читала газету. Тернер строго-настрого запретил ей приносить домой взятые у него книги. Объяснял он это, на первый взгляд, тоже вполне разумно: дескать, он не хотел, чтобы Филипп начал допытываться у Лилиан, с кем она встречается и зачем.

«Ведь ваш муж, — с ухмылкой заявлял Тернер, — может решить, что у нас с тобой интрижка».

— Где ты был? — спросила Лилиан, откладывая газету. Филипп был готов к ответу. Он даже удивлялся, что ей так долго не приходило в голову завести этот разговор.

— Работал.

— Непохоже, — сказала, глядя на него, Лилиан. — Я звонила Джоунасу.

К такому Филипп не готовился. Слишком уж это было просто. Но Лилиан не отличалась особой сложностью.

— Ты меня проверяла? Но почему?

— Потому что, мне кажется, это необходимо, — она скрестила руки на груди. — Я хочу понять, куда ты ходишь и что делаешь. Тебя же никогда не бывает дома!

— Раз уж ты накоротке с Джоунасом, — заявил, раздеваясь, Филипп, — то можешь узнать у него мой распорядок дня.

— Ты говоришь прямо, как мой отец. — Не промелькнула ли в ее голосе какая-то странно торжествующая нотка? — Он всегда пытался отгородить меня от реального мира. Я была для него этакой скаковой лошадью, на которую он всегда надевал шоры, выводя ее на улицу.

Филипп посмотрел на Лилиан. Неужели это действительно та самая женщина, на которой он женился год назад? Что с ней стряслось?

— Я не твой отец, — сказал он, вешая пиджак и снимая галстук.

— Я сказала, что ты какмой отец.

— У нас тут что, дебаты? — Филипп подумал, что Лилиан вряд ли даже знает такое слово.

— Если хочешь — пожалуйста, пусть будет так, — откликнулась она.

Это послужило Филиппу первым предупреждением. Подобные словесные изыски были не по зубам женщине, на которой он женился. Прежде Лилиан умела только изысканно одеваться, во всем остальном она напоминала деревенскую девушку, простую и прямолинейную. По крайней мере, такой ее считал Филипп. И именно это его в ней и привлекло. Но теперь, когда он эмоционально отдалился от Лилиан, он далеко не сразу увидел происходящие в ней перемены, и это было вполне естественно.