Читать интересную книгу Крепость - Лотар-Гюнтер Буххайм

Совершенно уверен, что милашка Соня ввела в уши Бисмарку то, как обстоят дела в Ла Боле, и то, что при этом она вела себя как истинная немка. Собственными ушами слышал, как она произнесла «француженки». «Француженки шляются туда-сюда!» И каждый понял, что она имела в виду не только уборщиц.

Тут же мои мысли перекинулись на Симону, в Брест: легко могу представить себе, как она вела себя там во флотилии – всегда хорошо щебетала, несла веселую, пустую чепуху. А рядом, представляю себе Старика: покорного, с добродушием сенбернара – готового последовать ее малейшему сумасбродному желанию.

Особенно должны были тронуть Старика исполняемые ею коротенькие песенки. Песенки при свете свечей у стреляющегося искрами камина. Ниспадающее до полу одеяние из красного бархата, с глубоким декольте на спине – кто бы удержался!

«Trois gar;ons» – это была одна из ее любимейших песенок: «J’ai en trois gar;ons/Tout trois capitaines/ L’un est ; Bordeaux/L’autre ; la Rochelle/ L’un est ; Bordeaux/L’autre ; la Rochelle/L’plus jeune ; Paris/Pilier de Bordel./ Trois gar;ons… так-то. Люди вокруг Старика давно уже перешептывались на их с Симоной счет. И шепот этот представляю себе: полуснисходительно, полуиздевательски… Подстерегающие косые взгляды, шепот в спину. Зависть. Никакой робости: «Злопыхатели», так мы называли этих подонков. Не в наших правилах было увиливать. Лучше защищаться нападая. Действовать четко, ясно и строго против всех этих «ЗЛОПЫХАТЕЛЕЙ».

Смешанное чувство? Словно влепили прямой в лицо? Это пройдет! И как нарочно – в Париж! Но хочу я этого или нет Симона не оставляет меня в покое. Неужели мне придется разгребать всю ту кашу, что она заварила?

Даже засыпая, думаю: Что же делать с Симоной? В конце концов, мы с ней в ссоре.

Прибыв утром в Отдел, узнаю, что рано утром началось Вторжение и как раз между Шербуром и Гавром. Сообщение поступило по телефону от командования флотилией Группы Вест.

Словно под гипнозом двигаюсь к огромной настенной карте в столовой: значит вот здесь. Так далеко к югу от Англии? И об этом никто не знал? Едва ли кто у нас принимал в расчет это место как место возможной высадки.

Лично я каждый день ждал высадки Союзников. Ну, вот и свершилось! Этот день – 6 июня 1944 года войдет в историю.

В канцелярии читаю первое сообщение:

«Вторник, 6 июня 1944 года, 01час 30 минут.

В 01час 30 минут поступили доклады о высадке большого числа парашютистов в расположении 711 и 716 пехотных дивизий. Передано офицером служебной телефонной линии LXXXIV. Войскам объявлена тревога II степени. Немедленный запрос к командующему Группой Вест при Армейской группировке W. (01ч.45 мин). Армейская группировка W подтвердила донесения командира 7 о высадке парашютистов и донесение 711 пехотной дивизии о воздушном налете и высадке парашютно-десантных соединений противника в полночь. В расположении 711 пехотной дивизии кроме парашютно-десантных групп задействованы по сведениям, грузовые планеры».

Вот так всегда: парашютисты и грузовые планеры. Едва ли мы представляем, что это такое – грузовой планер. Я, лично, представляю себе просто смонтированные, огромные, безмоторные самолеты, доставляемые настоящими самолетами до места высадки, и там они отцепляются – гигантские планеры. Однако, никак не могу сообразить, как их поднимают в воздух и ведут на привязи.

Хотел бы знать, где конкретно располагаются 711 и 716 дивизии. С этим донесением и у этой карты никак не складывается вся картинка.

Вновь поступают донесения. После полуночи в районе Каена высадился бесчисленный парашютный десант. Становится не по себе от физически ощутимого страха. Для меня все это значит одно: почти никаких шансов попасть в Брест. Теперь-то я уж не вырвусь из цепких когтей Бисмарка.

Стараюсь хоть что-то прочесть на лицах присутствующих. Но они словно каменные. Люди стоят отдельными группками и шушукаются. От одной группки доносится: «Шеф уже все согласовал!»

Надо заняться чем-либо, чтобы успокоить нервы. А потому испаряюсь с каким-то ординарцем несущим поступившие донесения куда-то на третьем этаже. Но как бы я ни пытался сконцентрироваться, мысли бегут вдаль. Пробегаю взглядом по строкам донесений, но их смысл не доходит до ума: не понимаю того, что читаю.

В эту минуту снаружи доносится вой сирен воздушной тревоги и крики: «Воздушная тревога!» Переполох! Не имею понятия, как здесь действуют по тревоге. Ничего другого не остается, как нестись вниз по лестнице.

Просто черный юмор: сидеть в убежище в Париже! На первом этаже попадаю в хаотично несущееся стадо. В этот миг думаю, что меня хватит удар: Великий Бисмарк напялил на голову каску! В толчее высматриваю Йордана. Тот же, опершись спиной о перила лестницы, стоит словно статуя. Вместо того, чтобы сломя голову нестись вниз по лестнице, он с неприкрытым интересом наблюдает всю эту сцену. Заметив меня, ухмыльнувшись, Йордан оставляет свой пост.

- События валом валят! – говорит раздраженно. – Иначе здесь было бы гораздо тише!

Более всего хочу вырваться из Отдела и уйти поболтаться по городу, безо всякой определенной цели. Но сейчас я не могу вот так просто испариться. Лучше успокоиться! – твержу себе под нос. Держи ушки на макушке! Не упускай ничего, все фиксируй до мельчайших подробностей! Слушай и прислушивайся!

«Только посмейте высадиться! – сказал Гитлер, – И в течение 9 часов мы сбросим вас в море!» – доносится до меня с цокольного этажа. Значит, если считать с пол-второго ночи, для союзников прошло уже несколько часов из данной им отсрочки.

Довольно скоро звучит отбой тревоги, и вся кавалькада вновь грохочет по лестнице – теперь уже вверх, в свои конторы, в середине Бисмарк в своей стальной каске. «Вот это цирк!» – слышу голос Йордана.

Из приемников несутся бравурные радиосообщения. Словно огромная удача для германских войск, воспринимается высадка союзников. Голоса дикторов звучат с таким пафосом, словно они сообщают о спортивном соревновании.

«Теперь заговорит наш карающий меч!» – «Решительный бой за будущее всей Европы!» – «Отбросим врага от бастионов Европы!»

Йордан поднимает глаза вверх, а я думаю лишь одно: «Только бы он молчал!» рядом с нами несколько человек, которым я бы не доверял. В этот миг появляется адъютант и Йордан, словно этого только и ждал, выпаливает: «Конечно, янки и Томми совершенно не нанесут нам того урона, который когда-либо позже появится на пленке».

Спятил он что-ли? Но Йордан хладнокровно продолжает: «Однако именно МЫ находимся ближе всех к этому великому моменту…», и при этих словах скользит взглядом по лицам адъютанта и коллег.

Без конца хлопают двери. Все здание кишит как муравейник, куда сунули палку. Говорят, что «этот черт» исчез в гараже Отдела. «Черт» – это наш Бисмарк. Мол, ему надо ободрить водителей и потребовать от них «полной боевой готовности людей и машин», поясняет Йордан. Адъютант подходит ко мне: мне приказано вместе с тремя другими лейтенантами выехать в город, в офицерское пошивочное ателье, а там как морские артиллеристы получить серую полевую форму. Ужас! Но что делать: другого шанса вырваться отсюда у меня нет.

На полпути к ателье нас настигает новый сигнал тревоги. В небе появляется пара самолетов. Это не немецкие, т.к. несколько французов хлопают в ладоши, задрав голову к небу. Жаль, что эту картину не видит Бисмарк!

Я бы с удовольствием и сам захлопал в ладоши. Хотя это вторжение союзников перекрыло мне дорогу к Симоне, но теперь может так оказаться, что Симона скоро снова будет свободна. Сегодня фактически прозвенел последний звонок тысячелетнему Рейху! На улицах между тем царит обычный порядок. Проехали несколько разукрашенных пятнами маскировки военных автомобилей. Ничего необычного. Но чего же я ждал? Что все жители выйдут из домов и побегут из города? Или еще чего-то?

Невредимый и нормальный вид этого города действуют на меня вызывающе: бомбы должны пасть на этот город!

В Вольфшанце наверняка имеются точно разработанные планы, как разбомбить этот город, превратив его в огромное поле руин. Приходится останавливаться из-за колонны бронеавтомобилей – прямо напротив большой террасы какого-то кафе. Смотрю как маленькая, бледная девчушка невероятно быстрыми движениями тоненьких пальчиков так складывает листы „Petits Parisiens“, что газета вполне подходит для карманов. Несколько прохожих покупают листы торопливо проходя мимо. Лишь только они уходят, им на смену спешат новые. Это довольно необычно. О признаках открытого восстания речи нет.

В сообщении военного радио Вермахта говорится:

«Верховное командование Вермахта доводит до сведения: В прошедшую ночь, противник начал свое давно подготовленное и ожидаемое нами нападение на Западную Европу. Поддерживая тяжелыми воздушными налетами на наши береговые укрепления свою атаку, противник высадил парашютные десанты на северофранцузском побережье между Гавром и Шербуром, одновременно, при поддержке тяжелых военных кораблей осуществив высадку десанта с моря. На подвергнувшемся нападению побережье идут ожесточенные бои….»