Читать интересную книгу Характероанализ. Техника и основные положения для обучающихся и практикующих аналитиков - Вильгельм Райх

Разоблачение этих скрытых проявлений и механизмов дегенеративной жизни преследует двоякую цель. Во-первых, исполнение долга перед обществом: если при пожаре прекращается подача воды и кто-то знает место повреждения, то тогда его долг – его указать. Во-вторых, защита от эмоциональной чумы будущего сексуальной экономики и оргонной биофизики. Чуть ли не хочется поблагодарить тех, кто в 1930 году в Австрии, в 1932 и 1933 годах в Германии, в 1933 году в Дании, в 1934 году в Люцерне, в 1934 и 1935 годах в Дании и Швеции и в 1937 и 1938 годах в Норвегии устроил травлю на честную, но наивную работу по изучению человеческой структуры, за то, что они покончили с нашим простодушием и открыли нам глаза на социально опасную, хотя и патологическую систему клеветы и преследования. Если вор перегибает палку и становится неосторожным, то он рискует быть пойманным и обезвреженным. Еще лет десять назад переносчики и распространители эмоциональной чумы чувствовали себя в безопасности. Они были слишком уверены в своей победе, и многие годы действительно все выглядело так, как будто успех им обеспечен. И только большая выдержка, погруженность в экспериментальную и естественнонаучную работу и независимость от общественного мнения, которому можно быть лишь благодарным, сделали их успех невозможным. Эмоциональная чума не успокоится до тех пор, пока не уничтожит великие достижения, плоды человеческого усердия, поиска и стремления к истине. Я не думаю, что на сей раз ей это удалось или удастся. Впервые эмоциональная чума столкнулась не просто с порядочностью, но и с необходимым знанием о процессах жизни, которые все более отчетливо демонстрируют свою силу. Именно сила и последовательность сексуально-экономического естествознания позволили мне восстановиться после тяжелых и опасных для жизни ударов со стороны эмоциональной чумы. Если это стало возможным, то, значит, самое трудное позади.

Что касается меня и моей работы, то я хотел бы попросить читателей подумать над простыми фактами: невротичные психоаналитики объявили меня душевнобольным; фашиствующие коммунисты боролись со мной как с троцкистом; сексуально распущенные люди обвиняли меня в том, что я директор публичного дома без лицензии; немецкая тайная полиция преследовала меня как большевика; американская тайная полиция – как немецкого шпиона; властолюбивые матери хотели ославить меня как растлителя детей; шарлатаны от психиатрии называли меня шарлатаном; будущие спасители человечества – новым Иисусом или Лениным; все это может быть лестным или нет. Однако ясно, что вряд ли я способен быть в одном лице содержателем борделя, шпионом, троцкистом, шизофреником и спасителем одновременно. Каждый из этих видов деятельности, разумеется, заполняет всю жизнь. Уже по этой простой причине я не могу быть всем сразу, поскольку, кроме того, у меня есть, как выяснилось, еще и другое занятие, а именно работа по исследованию иррациональной структуры людей и изучению недавно открытой космической жизненной энергии, т. е. работа в области сексуальной экономики и оргонной биофизики.

Возможно, это логическое рассуждение поможет покончить с неверным представлением обо мне.

С тех пор как стала свирепствовать эмоциональная чума, великие писатели и поэты описывали ее и с нею боролись. Кто прочитал произведения этих великих людей и действительно их понял, тот знает также и область, которую мы обозначаем понятием эмоциональной чумы. Но нужно добавить: в социальном отношении эти великие творения, в сущности, остались безрезультатными. Они не были организованы и не легли в основу обеспечивающих жизнь общественных институтов. Иначе было бы трудно себе представить, чтобы после подобных творений чума сумела достичь масштаба катастроф 1933–1945 годов. Великим мастерам литературы поставлены памятники, но слишком часто это выглядит так, будто эмоциональная чума сумела построить гигантский музей, в котором заперты на замок окутанные лживым восхищением все творения, каждого из которых в отдельности хватило бы для того, чтобы разумно построить мир, если бы только к ним действительно отнеслись всерьез.

Я не первый, кто пытается понять и одолеть эмоциональную чуму. Я считаю себя лишь первым естествоиспытателем, который благодаря открытию оргона встал на твердую почву, находясь на которой можно понять и победить эмоциональную чуму.

Сегодня – спустя пять, восемь, десять и четырнадцать лет после различных неожиданных и непонятных катастроф – моя точка зрения такова: подобно тому как бактериолог видит смысл своей жизни в искоренении инфекционных болезней, так и сексуальный экономист должен разоблачать эмоциональную чуму и бороться с ней как с эндемией населения земли. Мир постепенно будет привыкать к этому новому виду врачебной деятельности. Люди будут учиться распознавать эмоциональную чуму в себе и вне себя и обращаться в научные центры, а не в полицию, к прокурору или партийному лидеру. Полиция, прокуроры и даже спасители человечества также заинтересованы в том, чтобы уметь справляться с эмоциональной чумой в себе и вне себя. Ведь полиция и прокурор имеют дело с биопатической преступностью, а спаситель человечества – с беспомощностью и массовыми биопатиями людей. Отныне в качестве строгого отличительного признака мы будем фиксировать, как ведется дискуссия – с помощью полиции и политического преследования или с помощью научной полемики. Таким образом мы сможем различить, кто болен эмоциональной чумой, а кто нет. Я хотел бы уже сейчас подчеркнуть, что политические и полицейские дискуссии нами проводиться не будут. Наоборот, мы готовы к любым научным дискуссиям; более того, мы этого ждем.

Я думаю, что в данный момент беспомощность перед эмоциональной чумой начала исчезать. До настоящего времени ощущалось ее нападение, как ощущается, например, падающий ствол дерева или летящий с крыши камень: что-то только что произошло, и человеку либо повезло и он легко отделался, либо не повезло и он остался лежать убитый. С этого момента мы знаем, что дерево не падает случайно и что камень не летит с крыши просто так. Теперь мы знаем, что в обоих случаях, хорошо спрятавшись, умственно больные человеческие животные валят дерево и сдвигают камень. Из этого само собой следует все остальное.

Если, стало быть, какой-нибудь врач совершает донос на какого-нибудь сексуального экономиста из-за той или иной «нелегальной деятельности»; если политик доносит в полицию на какого-нибудь сексуального экономиста из-за «неуплаты налога», или «совращения детей», или «троцкистской оппозиции»; если мы слышим слухи, что тот или иной сексуальный экономист душевно болен, соблазняет своих пациенток, содержит нелегальный бордель и т. д. и т. п., то тогда мы знаем точно, что имеем дело не с научной, а с полицейской или политической дискуссией. Учебные уставы Института оргона и требования ежедневной работы гарантируют общественности, что мы и есть те, кто строго борется с упомянутыми основными свойствами эмоциональной чумы.

Мы не скрываем и никогда не скрывали, что не можем поверить в умиротворение человеческого бытия, пока биология, психиатрия и педагогика так же беспощадно не поведут борьбу со вселенской эмоциональной чумой, как с чумными крысами. Мы не скрываем также, что на основе обширных, тщательных и самых добросовестных клинических исследований мы пришли к убеждению, что только восстановление естественной любовной жизни детей, подростков и взрослых может искоренить неврозы характера, а вместе с неврозами характера – и эмоциональную чуму в ее различных вариациях.

Глава VII

Несколько замечаний о первичном конфликте между потребностью и внешним миром

Чтобы оценить теоретическое значение изложенного, необходимо начать издалека и представить некоторые соображения, касающиеся теории влечений в целом. Клинический опыт предоставил достаточно возможностей подтвердить основную гипотезу Фрейда о принципиальном дуализме психического аппарата, но вместе с тем также устранить некоторые имеющиеся в ней противоречия. Было бы невозможно в этих клинических рамках изложить проблематику отношений между влечением и внешним миром столь подробно, как того заслуживает вопрос. Однако предварительно необходимо кое-что высказать по этому поводу, чтобы, с одной стороны, дать изложению этой работы теоретическое заключение, а с другой стороны, создать противовес чрезмерной биологизации аналитической психологии.

Во фрейдовской теории влечений имеется ряд положений о парах противоположных влечений, как и вообще о действующих друг против друга тенденциях в психическом аппарате. Этим постоянным противопоставлением психических тенденций, которые, хотя и противоположны, тем не менее проникают друг в друга, Фрейд впервые, пусть даже и бессознательно, заложил основы будущей диалектико-материалистической психологии[57]. Первоначально влечениям к самосохранению (голоду) противопоставлялись сексуальные влечения (любовь). Позднее влечением, противоположным сексуальности, стало деструктивное влечение, или влечение к смерти. Первоначальная аналитическая психология исходила из основного принципа: Я и внешний мир; ему соответствовала противоположность: либидо Я и объектное либидо. Противоположность: сексуальность и страх, хотя и не понималась как основная противоположность психического аппарата, тем не менее играла важную роль при объяснении невротического страха. Согласно этой первоначальной гипотезе, либидо при торможении своего прорыва к подвижности и к сознанию преобразуется в страх; позднее Фрейд снова ослабил (на мой взгляд, совершенно несправедливо) эту связь между сексуальностью и страхом[58]. Можно показать, что эти различные противоположности не случайно оказываются рядом друг с другом, а закономерно друг из друга выводятся. Речь идет лишь о том, чтобы понять, в чем состоит первичная противоположность и каким образом, т. е. в результате каких влияний на аппаратуру влечений, происходит развитие дальнейших противоположностей.