— Они лежат на полках без дела. Все равно никто их не читает, — резонно заметила она на возражения мужа. — Пусть люди берут их и потом возвращают.
За неделю до открытия Кларри проинструктировала сотрудниц, как нужно накрывать стол, принимать заказ, подавать чай. Одиннадцатого числа, в субботу, в полдесятого утра чайная открылась для посетителей.
Весь день у них не было ни минуты для отдыха. Покупатели из лавок на Скотсвуд-роуд заходили, чтобы передохнуть перед обратной дорогой вверх по склону холма. Дети забегали поглазеть и с радостью набирали сладостей, которые раздавали официантки с серебряных подносов. К часу дня закончились пироги Долли, и Кларри пришлось посылать за дополнительной партией. В три часа дня Олив играла вальсы и популярные мелодии, стоя у дальней стены. Группа женщин пела под ее аккомпанемент, не давая ей остановиться.
Кларри ни разу не присела с раннего утра и до девяти часов вечера, когда чайная наконец закрылась. Очень усталые, но довольные успехом первого дня, они с Лекси упали на стулья, давая отдых натруженным ногам. В этом положении их и застал Герберт, заехавший, чтобы забрать Кларри домой.
— Лекси, вы могли бы убедить мою жену поберечь себя? — спросил он, ласково положив ладонь на голову Кларри.
— Легче научить собаку ходить на задних лапах, мистер Сток, — фыркнула Лекси. — Она никогда меня не слушает.
Кларри засмеялась и взяла Герберта за руку.
— Я еще не получала такого удовольствия от работы, как сегодня.
— Ладно. Но завтра выходной, — сказал Герберт, — и ты будешь отдыхать, моя дорогая.
Следующая неделя была поспокойнее, но их готовые обеды пользовались устойчивым спросом среди рабочих с завода Армстронга, а послеобеденный чай становился все более популярным у женщин всех возрастов. Пожилые мужчины заходили по утрам, чтобы полистать газеты, растягивая чашку чаю на целый час. Лекси выражала по этому поводу недовольство.
— Пусть приходят, — улыбнулась Кларри. — Они не станут тратить много денег, зато будут являться сюда как на работу. Это станет их привычкой. А дальше уже от тебя зависит, сумеешь ли ты вызвать у них желание перекусить здесь, вместо того чтобы на обратном пути зайти в пивную.
Зал для собраний тоже вскоре стал популярным. Кроме тех, кто приходил сюда почитать, его облюбовали общество трезвости, группа медиумов, представители союза производителей котлов, любители антиквариата и художественный кружок. Иногда чайная оставалась открытой до десяти часов вечера, пока не разойдутся посетители.
В конце марта к Кларри подошли две суфражистки — члены местной ячейки Общественно-политического союза женщин. Они были молоды и общительны, и Кларри вспомнила, что они пили среди прочих конторских работниц чай по средам.
— Мы хотели бы арендовать все здание, — сказала Флоренс, белокожая блондинка.
— На всю ночь, — добавила Нэнси, брюнетка.
Кларри удивленно уставилась на них.
— Но мы не работаем по ночам.
— Это особый случай, — энергично пояснила Флоренс.
— Третье апреля, — улыбнулась Нэнси. — Перепись населения.
— Это протест против правительственной переписи населения, — пояснили они сбитой с толку Кларри. — Они не считают нас равноправными гражданами и не предоставляют нам права голоса, поэтому мы отказываемся, чтобы нас пересчитывали.
— Протест? — с недоверием переспросила Кларри.
Она восхищалась твердостью духа этих женщин, но ей совершенно не хотелось портить репутацию своего заведения.
— А если начнутся беспорядки? — спросила она. — Мне не нужны разбитые окна и визиты полицейских.
— Нет-нет, ничего такого не случится, — заверила ее Флоренс. — Мы не нарушаем закон.
— Просто нам нужно место, чтобы провести вечеринку, — добавила Нэнси, широко улыбаясь.
— Мне необходимо подумать, — сказала Кларри. — Я дам вам ответ через пару дней.
Уилл вернулся домой на Пасху со своим очень серьезным школьным приятелем Робертом Спенсер-Бэнксом. Это были их последние каникулы перед летним семестром и выпуском. Было много разговоров о поступлении в университет. Герберт хотел, чтобы Уилл поступил в Оксфорд и стал изучать право. Сам Уилл отдавал предпочтение университету в Дареме — его привлекал факультет богословия и музыки.
Во время обсуждения этой темы Кларри завела речь о протесте суфражисток. Роберта ее слова привели в ужас.
— Они же почти революционерки! К ним даже близко подходить не следует. — Он вздрогнул.
Уилл захохотал.
— Христос тоже был революционером.
— Не богохульствуй, — одернул его Герберт.
Но Уилла его слова не испугали.
— Я думаю, вам следует разрешить им провести свою вечеринку. Что в этом плохого?
— Плохое, мой друг, — сказал ему Роберт, — в поощрении этих странных стремлений к невозможному.
Кларри строго взглянула на него.
— Желание получить право голоса — это стремление к невозможному?
— Совершенно верно, — энергично кивнул Роберт.
— И почему же? — поинтересовалась Кларри. — Вы ведь не принадлежите к числу отсталых людей, которые считают женщин неспособными думать о чем-либо за пределами круга домашних забот, не так ли, дорогой Роберт?
Он настороженно взглянул на нее, не вполне понимая, говорит она серьезно или просто дразнит его. Но после того как Уилл рассмеялся, Роберт пожал плечами и промолчал.
— А что ты об этом думаешь, Герберт? — спросила Кларри.
В его внимательном взгляде она заметила нежелание рисковать.
— Пусть приходят.
— Правда? — удивленно уставилась на него Кларри.
— У них есть веские причины для того, чтобы быть недовольными нынешним правительством. Я все больше прихожу к убеждению, что способности женщин недооценены такими ограниченными господами, как Асквит[24]. — Герберт улыбнулся ей. — Так почему бы не дать суфражисткам возможность выразить свой протест?
Кларри схватила его за руку и улыбнулась в ответ.
— Спасибо. Это именно то, что я надеялась от тебя услышать.
Она не только разрешила суфражисткам провести вечеринку в «Чайной Герберта», но и сама провела там всю ночь, чтобы им помогать. Дина и Лекси также остались на работе. Суфражистки пришли в причудливых нарядах и в масках из папье-маше, представлявших собой пародию на членов правительства. Они играли в шарады и танцевали под оркестр, составленный из участниц их организации. Кларри, подавая суп, сэндвичи и бесчисленное множество чашек чая и кофе, была всем этим весьма заинтригована.
Ей еще не приходилось встречаться с такими людьми. Немногие из суфражисток работали клерками в конторах, как Флоренс и Нэнси, остальные либо принадлежали к зажиточным слоям общества, либо были квалифицированными специалистами: учителями, секретарями, врачами либо же студентами университетов. Кларри восхитили их сплоченность и чувство юмора, что сильно противоречило тому, как их изображали в газетах — мужеподобными и скучными. Эти дамы острили и подшучивали друг над другом, спорили, сплетничали и предавались воспоминаниям. Их устремление к общей цели напомнило Кларри о монашках из Шиллонга. К тому же суфражистки были полны оптимизма.