Читать интересную книгу Белый раб - Ричард Хилдрет

— Ну, а как, по-вашему, негоцианты Бостона и штата Массачусетс, — спросил я, — отнесутся к тому, что их так бесцеремонно выставляют за двери суда?

— О, что касается негоциантов, то будьте уверены, они поведут себя так, как хорошо выдрессированный каролинский негр; получив за свою дерзость пинок, он снимает шляпу, ухмыляется и с низким поклоном говорит: «Благодарю, мастер». Пинки — это хорошее средство и для негров и для наших северных торговцев. И те и другие к ним одинаково привыкли. А что касается Массачусетса, то будьте спокойны: пока правительство этого штата будет находиться под влиянием купцов и фабрикантов, его ничем не проймёшь. Оно проглотит любое оскорбление и не почешется. Все эти политические деятели из обеих партий опят и во сне видят, как бы только услужить господам рабовладельцам. Да и в самом деле, что будет с Бостоном и Массачусетсом, если прекратится торговля с Югом? Всем этим янки, существующим крохами с нашего стола, нечего разыгрывать щепетильных господ и разбираться в вопросе, откуда эти крохи берутся. Раз мы позволяем им подбирать эти объедки, право же странно с их стороны было бы жаловаться, что вместе с ними приходится иногда есть и грязь.

Каролинский негоциант, видимо, был не слишком высокого мнения о жителях Массачусетса. Но, припомнив всё виденное и слышанное мною в Бостоне несколько недель тому назад, я в душе не мог не признать правильности его расчётов, основывавшихся на торгашеской жадности и низкопоклонстве негоциантов.

Возвращаясь в гостиницу, я заметил необычайное скопление народа на улицах. У подъезда гостиницы стоял экипаж, и, как раз когда я подходил, в дверях показался высокий седой джентльмен, на руку которого опиралась молодая дама. Их с весьма церемонным видом эскортировало с полдюжины джентльменов в белых лайковых перчатках — все это были представители Комитета бдительности, которым, как я впоследствии узнал, было поручено выпроводить за ворота города посланца штата Массачусетс. Пожилой джентльмен и его дочь сели в экипаж, и карета тронулась, провожаемая свистом, хохотом и криками толпы. Насколько мне известно, это была последняя попытка штата Массачусетс заступиться за своих незаконно задержанных матросов.

Мне рассказывали, что иногда то же самое происходит и с английскими моряками. Если это так, то Великобритания, несомненно, найдёт способ призвать этих наглых рабовладельцев к порядку. И, может быть, при её посредстве робкие и трусливые Северные Штаты рано или поздно сумеют получить свободный доступ в Чарлстонский порт. Странно всё-таки было бы прибегать к британской помощи для того, чтобы освободить северных негоциантов из-под власти их южных хозяев и отстоять права, записанные в Конституции Соединённых Штатов! Впрочем, если во имя соображений гуманности и защиты прав моряков Англия действительно бы вмешалась в американские дела, это в какой-то мере возместило бы тот урон, который она нанесла Соединённым Штатам принудительною вербовкой американских солдат.

Глава сорок восьмая

До сих пор во время моего продвижения к Югу различные приключения, с которыми я сталкивался в пути, картины молодости, оживавшие в местах, к которым я возвратился после таких огромных перемен жизни, — всё это занимало меня и отвлекало от мысли о безнадёжности затеянного мною дела. Августа в штате Джорджия была последним пунктом, в котором во время поисков, предпринятых много лет назад, мне удалось найти следы жены и сына. Обоих тогда, больше двадцати лет назад, увезли в этот город. Они входили в состав партии рабов, которую предполагалось распродать на юго-западном рынке. И в этом месте терялся их последний след. Поэтому-то я и направился теперь в Августу. Но я не мог подавить в себе горького и тяжёлого чувства, что, когда я доберусь туда, мне уж некуда будет двигаться дальше.

Из Чарлстона я выехал ещё задолго до рассвета. Когда начало светать, я увидел, что, кроме меня, в дилижансе ещё трое пассажиров. Вначале мы все сидели, забившись по углам, и пытались заснуть, а потом стали приглядываться друг к другу и как будто старались определить, что это за люди, прежде чем заводить с ними знакомство. Когда подошло время завтракать, мы немного разговорились, а к обеду все уже стали любезными и общительными.

Оказалось, что двое из моих спутников северяне: один — редактор нью-йоркской газеты, а другой — бостонский агент по закупке хлопка, ехавший по поручению нескольких фирм или фабрик для заключения сделок с южными плантаторами. Третий пассажир выделялся своей внешностью. У него было очень умное лицо, тёмные глаза, которые, казалось, пронизывали вас насквозь, и обаятельная улыбка. В его манере держать себя была какая-то подкупающая мягкость, и всё в нём обличало человека, для которого находиться в обществе было привычным делом.

Оба северянина, очевидно, принимали его за богатого плантатора. Он ни одним словом не опроверг их предположения, но с любезной снисходительностью принимал их льстивое ухаживание.

Коснувшись целого ряда вещей, разговор, как это часто бывает в Америке, перешёл на политику. Особенную горячность собеседники проявили в споре о кандидатах в президенты и вице-президенты, которых выставила партия демократов, или партия Джексона,[44] на своём съезде в Балтиморе. Жестоким нападкам при этом подвергся со стороны обоих северян кандидат в президенты, выставленный демократами, мистер Ван-Бюрен.[45] Их раздражение было вызвано тем, что при пересмотре конституции штата Нью-Йорк Ван-Бюрен высказался за предоставление неграм права голоса. Плантатор, или тот, кого принимали за плантатора, в ходе разговора сохранял нейтралитет, и при этом так умело, что мог бы, вероятно, соперничать в ловкости с самим кандидатом в президенты, если только все рассказы о нём соответствовали действительности. Кандидатура мистера Ричарда Джонсона[46] в вице-президенты подверглась ещё более резкой критике; упомянули и о том, что даже некоторые из членов Собрания, которое выдвинуло его кандидатуру, были крайне недовольны ею и отказались её поддержать. При этом вскользь были сделаны кое-какие намёки по поводу причин их отказа. Меня это заинтересовало, и я принялся подробно расспрашивать об этих причинах. Выяснилось, что противниками кандидатуры Джонсона были делегаты штата Виргиния. С политической стороны против него никаких возражений не выдвигалось — Джонсон был демократом чистой воды, и даже, как поведал мне нью-йоркский редактор, он был слишком демократичен, чтобы удовлетворить вкусам виргинцев. Но главное — он не был лицом достаточно почтенным. Как выразились наши спутники, у него были слишком вульгарные вкусы и привычки. И уж гораздо более подходящей была бы, по их словам, кандидатура некоего мистера Райвза.[47]

Мне захотелось узнать, в чём, собственно, проявляется эта вульгарность вкусов и привычек мистера Джонсона.

На это мне ответили, что он держит у себя в доме нескольких жён — негритянок и квартеронок и является отцом множества цветных детей.

К величайшему удивлению обоих северян, потративших немало красноречия на то, чтобы осудить грубые и вульгарные привычки мистера Джонсона, и утверждавших, что если человек сам в жизни нарушает принцип чистоты расы, он не может считаться подходящим кандидатом в вице-президенты, плантатор, или тот, кого принимали за плантатора, оказался сторонником кандидатур Ван-Бюрена и Джонсона и выступил в защиту, последнего.

— Что ж, может быть, вас, северян, всё это действительно ужасает, — сказал он, кивнув на бостонского комиссионера, — и шум, недавно поднятый вами по поводу нарушения чистоты расы, идёт от искренних чувств. У нас же, на Юге, где на каждом шагу так много свидетельств нашей человеческой слабости, делать из смешения рас пугало или, напротив, делать вид, что этого смешения вовсе не существует, пряча подобно страусу голову в песок и отказываясь признать фактом то, что известно всем и подтверждается различием цвета кожи внутри каждой сколько-нибудь большой семьи рабов, — это самое нелепое из всего, что может быть. Что касается меня, то я люблю быть последовательным. Мы, южане, защищаем рабство по следующей причине. Мы утверждаем, чти в силу закона природы, когда какое-нибудь общество состоит из представителей двух рас, более сильная «и более благородная раса одерживает верх над более слабой. Но если три подобных обстоятельствах законом природы является то, что мужчины сильной расы порабощают мужчин слабой, то разве не этот же закон делает женщин слабой расы наложницами тех самых мужчин, которые эту расу поработили? Разве это не всегда так? И разве природа не пользуется этим, чтобы постепенно стереть с лица земли низшую расу и вместо неё создать более высокую смешанную расу?

Многие из нас пытаются защитить рабство с помощью библии и оправдывают его, приводя в пример патриархов. Ну что же, если пример патриархов служит оправданием тому, что я держу рабов, то разве он не оправдывает и нашего кандидата в вице-депутаты от демократической партии в том, что у него есть потомство от служанок?