словно птички, — им крылышки; ваши сыновья, дому опора, — им ножки, а я бедный крестьянин — мне брюхо и все потроха.
Понравилось барину, что Грикис так ловко гуся разделил, отдал Грикису его долю и бревен дал.
Пошел Грикис домой, радуется: получил-то он больше, чем чаял.
Прослышал об этом другой крестьянин — и подумал: «Надо мне сарай строить, а денег-то у меня нет, зато пять гусей есть. Снесу-ка я их барину».
Задумано — сделано. Отнес крестьянин барину гусей. Призадумался барин — как же их разделить? И крестьянин голову ломает, да так ничего придумать и не могут. Послал, наконец, барин за Грикисом — пусть, мол, придет гусей разделит. Идет Грикис, радуется: честь-то какая — в имение зовут гусей делить.
Взял Грикис одного гуся, подал его барину и говорит:
— Вы, ваша жена и гусь — трое!
Второго гуся подал он сыновьям и говорит:
— Два сына и гусь — тоже трое.
Третьего-гуся отдал он дочерям со словами:
— Две дочери и гусь — опять же трое.
Себе он взял двух гусей и сказал:
— Один мужик и два гуся — всего трое.
Так Грикис опять и гусей разделил, и себя не обидел. Взял он свою долю и домой пошел.
Как барин жеребенка высиживал
Жил однажды барин, который больше всего на свете любил лошадей. Лишь одно на уме у него было — раздобыть таких лошадей, каких ни у кого нет. Как прослышит про конскую ярмарку, так все бросает и айда туда, хоть сама барыня при смерти лежи.
Раз поехал этот завзятый лошадник на ярмарку и повстречал крестьянина с возом огурцов.
— Ты что везешь? — спросил его барин.
А крестьянин, хитрюга, отвечает:
— Везу я такие яйца, из которых можно жеребят высидеть, каких ни у кого не бывало.
— Покажи-ка, — попросил барин.
Крестьянин и показал. Выбрал барин из этих яиц самое большое и спрашивает:
— Сколько стоит такое яйцо?
А крестьянин, хитрюга, отвечает:
— Триста рублей!
Вытащил барин кошелек и отсчитал триста рублей.
А уезжая, крестьянин напоследок оглянулся на барина и сказал:
— Яйцо надо в горшок положить и самому сидеть на нем, пока жеребенок не вылупится. А если кто спросит о чем, одно лишь должен отвечать: тпру!
На том они и расстались, и каждый отправился своей дорогой.
Барин, домой вернувшись, тотчас же сел жеребенка высиживать. Барыня спросила его, что это он так долго сидит, а барин как гаркнет: тпру!
Такой диковинный ответ барыню крепко рассердил, но, зная, каков муж, она оставила его в покое — пускай себе сидит. Велела приносить ему еду, питье, а сама больше ни слова ему не говорила.
Высиживал барин, высиживал, недели три-четыре на горшке сидел, да так ничего и не высидел. Совсем уж барин приуныл, и надоело, наконец, ему яйцо высиживать. Рассердился он, схватил горшок с огурцом, побежал в лес и в сердцах швырнул в кучу хвороста. Тут вдруг из кучи хвороста заяц выпрыгнул и в лес поскакал. А барин вслед ему кричит:
— Кось-кось, тпрусенька, кось-кось!
А заяц шума напугался, припустил во всю прыть и скрылся в чаще. Опечалился барин, пригорюнился и домой пошел. А по дороге повстречался ему тот самый крестьянин, у которого он огурец за триста рублей купил. Рассказал крестьянину барин, что совсем было высидел жеребенка, какого ни у кого нет, да, как дурак, сам его и выкинул. А крестьянин, хитрюга, послушал, послушал и сказал:
— Так-то вот со всеми дураками бывает, которые даже жеребенка высидеть не умеют.
Вернулся барин домой и рассказал барыне про горькую свою участь. А она как услыхала, какой дурак ее муж, так и видеть его больше не пожелала.
Как бедняк разбогател
Жили-были барин богатый да бедняк убогий. Не знал барин, куда деньги девать, а бедняк о том только и думал, как еды раздобыть. Однажды богач решил поразвлечься и объявил, что готов с любым вралем силами помериться. Тому, кто его во вранье превзойдет, обещал он пуру золота дать. Очень захотелось бедняку пуру золота заработать, пришел и он к богачу.
Вот подошел его черед врать.
— Ну, что скажешь, бродяга? — спрашивает богач.
— Здравствуй, барин! — поздоровался бедняк и поплел небывальщину: — Однажды нашел я в лесу ель, на которой вместо шишек росли большие красивые бобы.
— Что ж, это может быть, — согласился богач.
— Сорвал я бобину, посадил перед избой. И что ты думаешь — боб сразу начал расти. А рос-то он — чуть ли не по полвершка в минуту.
— И это вполне возможно, — опять согласился богач.
— Думал я, думал и, наконец, полез вверх по бобовому стеблю. Высоко уж залез, как вдруг стебелек подломился и стал я падать.
— И так может быть, — говорит богач.
— Падал я, падал и, верно, убился бы, и никто бы не знал про то, что со мной приключилось, коли б не упал я на большое облако. Вот еду я, как важный барин, на облаке и гляжу, чем люди на земле занимаются.
— Да, верю я этому, — сказал богач.
— Вдруг вижу: сарай на небе, и, как облако проплывало мимо, я — раз! — перепрыгнул на крышу. Проделал в крыше дыру и залез в сарай.
— Верю, — опять говорит богач, которому вранье бедняка начало уже надоедать.
— Гляжу, а там развешаны по стенкам звезды да месяцы — много, много. Стал я думать, как бы мне опять на землю попасть, и придумал: сцеплю-ка я все месяцы цепочкой и по ней спущусь на землю.
— Что ж, и это может быть, — проворчал богач.
— Задумано — сделано. Веревка уже готова, и начал я спускаться. Да вот беда! До земли еще далеко, а веревка кончилась.
— Бывает, — сказал богач и спросил: — Скоро ли конец? Недосуг мне тебя слушать.
А бедняку уж и говорить нечего, и решил он открыть свой главный козырь:
— Раскачался я, выпустил веревку и упал в большую пещеру…
— Всему верю, только кончай скорее! — закричал богач.
— И что вы думаете: там мой отец и ваш отец свиней пасли и из-за корки хлеба дрались…
Тут уж нервы у богача не выдержали: надо же, такое о своем отце услыхать!
—