[798]
Тот вариант учения, который был канонизирован, не был принят всеми сторонниками джайнизма, что и вызвало раскол среди них. Признавшие письменный текст стали именоваться шветамбарами. Именно их усилиями в основном доктрина развивалась и далее. Отказавшиеся признать канон подлинным и настаивавшие на необходимости сохранять верность первоначальной строгости поведения аскетов времен самого Джины получили имя дигамбаров («одетых воздухом, т. е. обнаженных»). Впоследствии их сторонники стали разрабатывать свой канон и свою “философию”.
Хотя джайнизм как религия в принципе был открытой доктриной, формально доступной для любого, кто пожелал бы к ней присоединиться, широкой популярности и множества сторонников это учение так и не приобрело. Этому не следует удивляться — весь строго пуританский стиль жизни, жесткие ограничения и крайности аскезы не могли не отпугивать простых индийцев, пребывавших в «животном» типе психики, для которых уже на рубеже нашей эры, т. е. вскоре после оформления джайнизма как доктрины и начала распространения по Индии джайнских общин, окончательно сформировалась гораздо более приемлемая религиозная система — индуизм.
В религиозном отношении джайнизм менее интересен, чем с социальном. В социальном плане кастовое деление в джайнской общине в первое время играло гораздо меньшую роль, чем у индуистов — что вместе с общинным образом жизни оставляло надежды на постепенное размывание сословно-кастового строя. Однако, значение сословно-кастовых институтов постепенно возрастало, что обеспечивало джайнизму сравнительно большую социальную устойчивость существования в индусском сословно-кастовом обществе. Аскетический образ жизни и особые требования к общинным запретам, наложившиеся на индуистскую основу религиозного мировоззрения и “философии” (джайнизм не создал собственной бытовой обрядности и “философии” и прибегал в ряде случаев к услугам брахманов) — способствовал расслоению общины «по способностям», что и определило дальнейшую судьбу джайнизма. Ничего особо выдающегося и отличного от религиозных и “философских” основ индуизма в джайнизме не было придумано. Однако в социальном плане многие джайны смоги достичь близости к верхушкам “элит” — видимо пользуясь теми же способностями, которыми до них обладали лишь брахманы, но не “брезгуя” при этом профессиями “менеджеров”, купцов и ростовщиков: время было уже другое.
В общем и целом джайнизм остался до наших дней «религией в религии»: он стал оплотом тех индийцев, которые приняли для себя жёсткие культовые ограничения
[799] и встали на путь, который был доступен до середины I тысячелетия до н. э. лишь брахманам. Джайны как бы все обрели возможность освободиться от сансары — но лишь при условии становления монахами, что в нашем понимании означает наиболее полное слияние психики с эгрегориальной алгоритмикой, которая и создаёт иллюзию нирваны. Ясно, что не все джайны оказались на такое способны, что и предопределило их деление на свои сословия-касты, которые впоследствии определяли социальный статус самих джайнов. Индуисты лояльно отнеслись к джайнам, тем более что последние смогли укрепить своё влияние на многих государственных иерархов. Однако, джайнизм не стал альтернативой индуизму (в настоящее время его последователей около 0,5 %).
Кризис распространения джайнизма возник вследствие неподдержание населением Индии строгого аскетизма и ограничений на эмоционально-личностные бессознательные переживания. Движение бхакти (около VII в. н. э.), придавшее старому ядру индуизма более привлекательное и практически притягательное направление (чувство поклонения, и «любви» индусы могли ощущать через психотехники, которые развились уже к V веку), было “демократичнее” джайнистского аскетизма. Джайнизм делал упор на безэмоциональные соблюдения ограничений, что как бы “откладывало” на следующую жизнь ощущения «освобождения» от сансары помимо психологических практик. В то время как обновлённый бхати индуизм (помимо серьёзных практик) предлагал эти примитивные эмоциональные ощущения типа развлечений «прямо сейчас», что для «животной» толпы было гораздо привлекательнее.
Но в то же время более прагматичные джайны сумели благодаря своей прагматике завоёвывать даже очень высокие посты в государстве — что объясняется, видимо, доминированием «демонического» типа психики в верхушке джайнов, поскольку их образ жизни и безэмоциональный аскетизм способствовал некоторому выделению разумного начала в среде общины «зомби». Тем более, что джайны известны в средние века сосредоточением учёности научной культуры. Тогда ведущую роль играли джайнские математики, астрономы, литераторы, логики, метафизики. То есть, разумная составляющая в джайнизме играла не последнюю роль над бессознательно-эмоциональной — а последняя была определяющей религиозной системы индуизма. Поэтому именно прагматичные джайны добивались покровительства представителей многих династий: Ганга, Кадамба, Сатаваханов, Раштракутов, Чалукьев, Паллавов и прочих. Предпосылкой успеха являлась социально-профессиональная и психологическая особенность джайнов, о которой мы только что говорили.
При мусульманских династиях Моголов джайны также подвизались в сферах торгово-ростовщических операций, при налоговых ведомствах, давали ссуды, сумев избежать преследований. В колониальный и постколониальный период торгово-ростовщическая прослойка марвари (по месту образования Марвара), большинство из которых составляли джайны, вышла на ведущие позиции в финансово-экономической жизни Индии. Как видно, классический индуизм, закрепляя сословные барьеры, не способствует саморазвитию личности выше типа психики «зомби»
.[800]
В то же время, джайнизм смог выделить из своей среды прослойку «демонов», которых потом, видимо, употребляли колонизаторы в качестве своей периферии, поручая им те профессии, которые у европейцев традиционно заняты иудеями: иудеев в Индии было мало, пришлось обращаться к помощи местной «пятой колонны». Это говорит о том, что нарушение устоев сословно-кастовой дисциплины джайнами не пошло в прок изменению социального порядка в Индии: как только джайны приподнялись в социальном плане, они стали служить прежней сословно-кастовой дисциплине, выделяя выгоду для своей “общины” — которая стала сначала национальным, а затем интернациональным кланом-мафией. Видимо, такая уж рабовладельческая суть мировоззренческой основы индуизма, что даже благие начинания деградируют в разновидности расизма: выхода в Человечность в индуистском мировоззрении не предусмотрено самой “философской” основой всего атеистического Востока.
В настоящее время диаспора джайнов присутствует не только во всех крупных городах Индии, но и в Англии, США, странах Южной Азии. Что говорит о том, что джайны стали в некотором роде не только периферией колонизаторов (которые сами работают на «мировую закулису»), но и периферией непосредственно «мировой закулисы»
.[801]
Сикхизм
Сикхизм (от пенджабского сикх, «последователь, ученик») не менее интересен, не только в социальном плане, но более даже — в религиозном. Он интересен тем, что сложился под влиянием проникновения ислама на территорию Индии. Родиной сикхизма является Пенджаб (от персидского «пять рек») — область на северо-западе Индии, где текут пять великих притоков Инда. Этот район на протяжении многих столетий выступал как буферная зона в контактах Индии со странами Ближнего и Среднего Востока, а в период Средневековья ему была уготована роль посредника во взаимоотношениях двух цивилизаций и двух крупных религиозных культур — индуистской и мусульманской.
Сикхизм начал складываться на рубеже XV–XVI вв., в переломный период индийского средневековья, когда подходила к концу эпоха Делийского султаната (1206–1526 гг.) и на его месте сложилось новое государственное образование с центром в Дили — империя Великих Моголов (1526–1707 гг.). Кровопролитные междоусобицы, упадок и отсутствие стабильности создавали условия для активизации разнообразных религиозно-реформаторских движений.