Следующее произошло очень быстро, напористо и как-то «по-хозяйски», другого слова не подберу.
Мужчина, лица которого я даже не успела разглядеть, вдруг подвинулся ко мне, сжал в могучем, исключающем сопротивление объятии и припал к губам в долгом, великолепном поцелуе, который был прерван не по моей воле. Да, это тебе не примитивный биологический секс «для здоровья», здесь нечто иное, не зря же специалистки древнейшей профессии обходятся без поцелуев, считая, что они обязывают к «настоящей близости».
Оторвавшись от его губ и, что совсем уже непонятно, не чувствуя никакого возмущения по поводу столь бесцеремонного поступка, я повернулась, чтобы посмотреть, кто же мне стал «близким человеком»?
Человеком?
Что-то странное происходило с его лицом, будто в компьютерной графике изображается деформация, перетекание форм.
— Что с вами? — без испуга или иных эмоций спросила я, будто так и должно было быть.
— Я вижу, ты не боишься? И это правильно. Разве не догадалась — я Гериев от Гериева! Долго мне пришлось добиваться от них такой возможности. Встретиться с тобой на воле. Там твой шприц, укол, он меня отпустил, и сны те самые, и вот теперь качели. Как бы пояснее выразиться? Я — он или я — я? В общем, думай как тебе удобнее. Я тот, кто любит тебя всю свою очень долгую жизнь без упокоения даже на эти необходимые для восстановления душ триста лет.
Захочешь услышать историю моей любви к тебе — расскажу как-нибудь. Сейчас — не время., И снова его лицо «перетекло» от облика того, умиравшего в палестинских холмах Гериева к этому, помоложе, пожалуй, и вполне современного, интеллигентного даже облика. И дальше — вот он, тот рыцарь из сна[61], послания которого я не поняла.
— То, что с вами всеми происходило там, в преисподней, как я ее называю, звенья одной цепи и моей любви к тебе. Некогда рассказывать и вводить в курс всех перипетий, отношений и взаимодействий всех со всеми. Как это ни высокопарно звучит — надо спасать Россию! И ты, моя любимая, один из самых главных персонажей здесь, на Кавказе. Я остаться рядом с тобой пока не могу, но мои земляки, родственники, весь тейп — помогут. И я так или иначе — с тобой. Помни это и ничего не бойся. Сейчас езжай в Кисловодск к своим и жди друзей из Москвы. Успеют — скажут, что делать дальше. Нет — поступай по обстоятельствам…
Едва договорив последние слова, он отстранился от меня и… растаял.
Я наконец прикурила сигарету, которую так все время и вертела в пальцах. Он меня стискивал, целовал, и я его тоже обнимала, кажется, а сигарета вот она — целая. При этом бредом все случившееся явно не было. О бреде я кое-что понимаю. Иначе немедленно пошла бы сдаваться в «дом скорби». А так…
Может, все же сходить к родному дому, раз все равно рядом, пусть даже без встреч и объятий с родственниками. И «по коням», как любил говорить в дело и не в дело подвыпивший любимый дед.
Едва успела сделать десяток шагов к выходу из парка, нарисовался титулярный советник собственной персоной. Такой весь из себя элегантный…
— Татьяна Юрьевна, как вовремя! Велено незамедлительно доставить вас обратно. Майя Васильевна ждет с нетерпением, гости из Москвы прибыли, видно, успели соскучиться, но все же, надо полагать, по долгу службы. Настроение у них нерадостное, мне кажется. Машина рядом, идемте.
Идем так идем. Кто ж там приехал, Вадим, Сергей, или оба сразу?
Уже подходя к автомобилю, прижавшемуся бортом к зеленой изгороди в переулке, я краем глаза увидела справа нечто вроде колеблемого ветерком призрака. И он порывистыми движениями скрещивал перед собой руки: «Нет, нет, нет!»
Опять Гериев. Надо думать, из последних, здесь ему доступных сил пытался ее от чего-то предостеречь.
Думай быстро, гидесса, профессия научила — быть ведущей всегда и со всеми. Посмотрите направо, посмотрите налево! И чтоб никто не потерялся, и под машину не попал, и жалоб не писали…
Села на заднее сиденье, как положено хозяйке, титулярный — за руль.
— Виталий, вас не затруднит сделать небольшой круг? Проедем мимо моего дома. Не успела зайти, так хоть снаружи посмотрю.
Он странным образом замялся или напрягся. Если бы не тень Гериева, я бы этого ни за что не заметила. А теперь следила за каждым его жестом.
— Хорошо, показывайте, как ехать. Только, повторяю, нам нужно торопиться…
— Успеем. И не вам мне указывать. Не забывайтесь!
Хорошо сказала, к месту. Он ведь кто — титулярный! А я полковница и много более того…
Мои мысли неслись стремительно, никак не оформляясь в нечто конкретное. Кто теперь этот Виталий? Враг? Подставка? Двойник? Ведь еще вчера он был совсем другим. Предупредительным и услужливым с Майей, а меня воспринимал только фоном. Сейчас — командует, будто главнее Сергея и Ляхова. Только этого достаточно, чтобы догадаться, что дело нечисто.
Ну и что? Стрелять ему в затылок? Майкин пистолет вот он, чувствуется сквозь кожу сумочки. Или — распахнуть дверь и выпрыгнуть в подходящем месте, пока он не заметил моих сомнений? Думай, Таня, думай!
— Виталик, — так фамильярно я назвала его, с улыбочкой, он ведь мне никто, Майе, может быть, охранник, а мне — никто. — А ты здесь бывал когда-нибудь?
— Не приходилось, — затвердев лицом, ответил он, не повернувшись, но в зеркале я увидела его эмоциональный отклик. Мимо пролетела моя улыбка, жаль, что не пуля.
— Тогда сворачивай налево. Мимо «Эоловой арфы», и еще раз налево. Чудное там место, достопримечательность, Лермонтовым отмеченная. Главная в нашем городе. Будешь потом вспоминать, что побывал в Пятигорске, а я тебе пока расскажу и о ней, и по ходу о других заслуживающих местах…
Вспоминая былые профессиональные навыки, так и молола, что приходило в голову, лихорадочно перебирая варианты своего спасения. А заодно и спасения России! Ведь вбил же мне в голову на грани подсознания эту мысль Гериев. Или — кто-нибудь другой?
Он же подсказал: «Продолжай так же!»
А как? Болтать по поводу красот родного города человеку, который вознамерился тебя убить? Похитить? Что еще можно со мной сделать?
Вот и Арфа показалась. Неожиданно задул страшной силы ветер, нездешний какой-то, даже машину дернуло вбок с дороги. Виталий рывком руля ее выровнял, но тоже удивился, как мне показалось. Прикрыл боковое стекло и глянул на меня.
В глазах вопрос: «Страшно?»
Молчу. Что страшно, кому? Мне, ему?
Он отвел взгляд, я тоже повернулась. Куда он смотрит?
На самой площадке Арфы проектируется на фоне неба тоненькая девичья фигурка. Ветер, кажется, срывает с нее легкий сарафан — «солнце», и это «солнце» уже полощется над ее головой, придерживай руками, не придерживай. Для нее ветер тоже налетел внезапно, иначе убежала бы давно. И тут же ударил дождевой заряд. Как дробью.
— Возьмем девчонку! — приказала я.
Опять отметила его заминку, недовольство явное, а попробуй, гад, возрази в открытую, нас уже двое. Почему-то решила, что девушка мне союзница и помощница. В чем?
Увидев нашу машину, девушка кинулась к спасительному убежищу. Я распахнула дверцу, она почти упала рядом.
— Ой, здравствуйте. Спасибо. Мне за два года жизни в Пятигорске никогда в такое не случалось попадать. Ураган, шквал, дождь. Если б знала, ни за что б сюда не полезла сегодня…
— Да что ж вы так? Ноябрь все-таки, не август, а вы в сарафанчике на голое тело?
— Я тут совсем рядом живу, вышла на полчасика, солнце пригревало…
Она говорила по-русски вполне правильно, даже красиво, но акцент…
Француженка, тут же определила я, бывали у меня и французские группы.
— Ой, меня Эвелин зовут, не успела сразу представиться, простите… — И замолчала, вопросительно глядя на меня, продолжать ли дальше или дать и «хозяевам» слово вставить?
Я тоже назвалась, протянула руку.
— Виталий, — буркнул мой сопровождающий отчетливо недружелюбно. Плохой артист или так и задумано?
Девушка смотрела растерянно и с сомнением. Не вмешалась ли, мол, в семейную сцену? Уловила повисшее в машине напряжение.
— Я пойду, может? Ветер уже стихает…
Да где же стихает, подумала я, бедная ты девочка. Бедные мы девочки… Что-то толкнуло меня.
— Сейчас посмотрим, как стихает. Да заодно сбегаем до него же, «до ветру». Очень уж надо… — Я бесстыже-непринужденно усмехнулась Виталию.
Он не нашелся, что на такое ответить. Не хватать же за руку, не позволю, мол…
Я снова толкнула дверцу, потянула за собой Эвелин.
Ветер и вправду приутих немного, и вместо дождя летела мелкая морось.
Кустарник вокруг рос густо, вполне подходяще для заявленной цели.
Но все равно, надо же углубиться метров хоть на десять-пятнадцать.
Я, не выпуская Эвиной руки, сначала медленно, потом все быстрее пошла, потом побежала по круто уходящей вниз тропинке. Обдаваемые брызгами, отбрасывая цепляющиеся за одежду ветки, вылетели к торцу Академической галереи, спрятались за контрфорсом.