Эдвард, разумеется, был далеко не так уверен в себе, как Рейф, и весьма нетрадиционные увлечения жены раздражали его. Но Рейф считал, что больше подходит Ронуин.
Зима неохотно уступала дорогу весне, и в Ардли пробудилась жизнь. Окот овец прошел удачно, и многие коровы отелились. Пришла пора вспахать поля и засеять заранее приготовленными семенами. Ронуин была занята с утра до вечера, проветривая перины и собирая фиалки для сладостей. В свободное время они с мужем скакали по лугам и охотились на кроликов.
Как-то на пороге появился Глинн в коричневом одеянии монаха-бенедиктинца. Он и сообщил, что стал послушником в Шрусберийском аббатстве, и, хотя до пострига оставалось чуть больше года, был спокоен и доволен.
— А твоя музыка, братец? Твоя чудесная музыка?! — всполошилась Ронуин. — Тебе позволят петь и играть?
— Еще бы! — улыбнулся он. — Только во славу Господа нашего. Ничего лучше я до сих пор не сочинял! — И, осторожно взяв руку Ронуин, заметил:
— А ведь ты счастлива, сестра, действительно счастлива, и я этому несказанно рад.
— Я люблю его, — просто ответила она.
— И он тебя тоже. Еще одна причина для радости! Осталось дождаться племянников и племянниц!
— Если ты их не получишь, то не потому, что мы не старались, — засмеялась сестра, но, тут же нахмурившись, спросила:
— Ведь ты не только поэтому приехал, Глинн? Есть что-то еще? Выкладывай правду.
— Наши родичи в Уэльсе снова подняли смуту.
Нам в аббатстве многое стало известно. Говорят, отец намерен нарушить данные им клятвы. Враги пытаются низвергнуть его, и на этот раз им вполне могут помочь англичане.
Найдется немало таких, которые ищут милости у короля и сделают все, чтобы их добиться. Ты — дочь ап-Граффида, следовательно, крайне уязвима. Как только новый король Англии укрепит положение, он обратит взор на Уэльс и двинет силы на отца. Если обо мне и вспомнят, то посчитают ничтожной угрозой, но ты… ты можешь стать пешкой в чужой игре.
— Каким это образом, Глинн? — удивился Рейф.
— Тебе нужно бояться не англичан, — пояснил Глинн. Ронуин — твоя жена, и они считают, что ты способен держать ее в руках. Это лишь доказывает, как плохо они знают мою сестру. Опасности следует ждать от валлийцев. Слава Богу, что у вас пока нет детей. Недруги отца готовы на что угодно, лишь бы уязвить его. Будьте начеку.
— А От и Дьюи? — неожиданно вспомнил Рейф.
— Они верны моей сестре — значит, и тебе.
— До такой степени, что готовы выступить против соотечественников?
— Мы их семья. Другой у них нет. Они не выдадут нас противникам отца.
— Спасибо, что предупредил, — кивнул Рейф. — Мы будем настороже.
— Когда я снова увижу тебя? — спросила Ронуин, обнимая брата.
— Когда приедешь в Шрусбери. Аббат позволил мне отлучиться лишь потому, что знает, кто я на самом деле, и хочет тебе помочь.
— Вот видишь, что дала тебе женитьба на дочери ап-Граффида, — пошутила Ронуин, когда они уже лежали в постели.
Рейф поцеловал золотистый локон.
— Верно, — улыбнулся он. — Ты опасная женщина.
— К сожалению, так и есть, — вздохнула она. — Валлийцы — свирепые воины, и ты знаешь, что о них говорят, — они пойдут по трупам ради своей цели. Не хочу, чтобы Ардли из-за меня сожгли.
— Ты слишком беспокоишься, — решил он, гладя ее шею. — Не мучь себя, дорогая, я сумею тебя защитить.
— Ха! Неизвестно еще, кто кого защитит! — рассмеялась она, и Рейф, ничуть не оскорбленный, вторил жене.
— Если дойдет до этого, я буду рад твоему мастерству, но пока предпочитаю нечто иное, — прошептал он и стал жадно ее целовать, опаляя кожу горячими губами.
— Дьявол! — пробормотала она.
— Ведьма! — парировал он.
Она ловко вывернулась и уселась на него верхом, спиной к нему, выставляя на обозрение соблазнительную попку. Рейф застонал от удовольствия, когда она взяла в рот его плоть. Приподнявшись, он оказал ей ту же услугу. Неумолимый язык безошибочно отыскал самое чувствительное место и продолжал лизать, пока она, вскрикнув, не выпустила его ноющее от напряжения копье, уже готовое пронзить ее насквозь.
— О Рейф, — выдохнула она и, перекатившись на спину, протянула к нему руки.
Скользнув между ее бедрами, он вошел в тесный грот.
Нежные, как шелк, груди, терлись о его торс. Ее пальцы зарылись в его темные волосы. Приподнявшись, он положил ей палец в рот, и она принялась сосать его. Рейф слегка отстранился, с силой врезался в нее, и она что-то пролепетала.
Как часто за последние месяцы именно она вела их любовные игры и умело управляла страстью! На этот раз он возьмет верх. Оттолкнувшись и не выходя из ее лона, он оседлал горячие бедра и замер.
— Пожалуйста… — прошептала она.
— Я еще не готов, — мягко возразил он, продолжая ласкать ее сладкие грудки.
— Но ты тверд как скала, — всхлипнула она.
— Да, и собираюсь пока остаться таким. Разве твой повелитель, халиф, всегда был нетерпелив?
Он слегка пошевелился.
— Старики часто спешат, боясь, что их пыл угаснет.
Он нежно стиснул мягкие округлости ягодиц.
— Он ж-жаловался… с-совсем как ты. О Господи, я хочу тебя! Скорее! — в отчаянии выкрикнула она.
Вместо ответа Рейф стал ласкать крохотный шарик, терзая чувствительную плоть, пока она едва не потеряла сознание от острого, мучительного наслаждения.
— Вот видишь, жена, каких восторгов ты лишаешься из-за своей торопливости?
Он снова лег на нее и погрузился в изнывающее, раскаленное лоно. Оба кричали, обезумев от страсти, и вместе достигли пика. Когда его семя наконец пролилось, он все равно не вышел из нее. Губы встретились в нежном поцелуе и не разъединялись, пока его плоть снова не набухла.
Ронуин всегда утаивала какую-то часть себя, но в эту ночь безоглядно раскрылась, отдавая всю свою любовь. Она ощущала себя одновременно слабой и непобедимой. Он ошеломил ее своим чувственным голодом, но все же она ощущала неведомую ранее свободу и ничего не боялась.
Позже она рыдала от счастья в его объятиях, и Рейф де Боло понял, что именно жена подарила ему в эту ночь.
Рейф крепче прижал ее к себе. Большая ладонь пригладила непокорные пряди. Шепча что-то неразборчиво-утешительное, он долго укачивал ее, прежде чем сказать:
— О Ронуин, разве ты не знаешь, как сильно я люблю тебя? Я так часто говорю тебе об этом!
— На свете не было столь сладостной любви, как наша, — всхлипнула она. — О, как жаль, что я не была девственной в нашу первую ночь, дорогой, как жаль!
— Да я Бога за это благодарю! — засмеялся Рейф. — Предпочитаю искусную в любви женщину святой невинности!
— Правда? — с беспокойством спросила она, поднимая к нему мокрое лицо.