– закрыв глаза и целиком отдавшись волшебству, он заставлял душу рояля рыдать и молить о любви и прощении. Эта музыка сказала мне больше, чем смог бы он сам.
Когда дрожащие пальцы замерли на черно-белых клавишах, я подошла к нему. Лицо мужчины было мокрым от слез. Он открыл глаза и посмотрел на меня с таким обожанием, что сердце разорвалось от нежности.
– Если бы ты знала, как я хочу к тебе прикоснуться! – прошептал мой санклит.
– Так прикоснись.
– Не имею права о таком даже мечтать, потому что боюсь стать причиной твоей боли.
– Я разрешаю. Прикоснись.
– Я уже столько страданий тебе причинил, родная!
– Драган, это мне решать.
– Нет. – Пришлось самой сначала взять одну его руку и положить на мою талию. Потом то же проделать со второй. – Саяна! – простонал он. Я осторожно обняла его. Мужчина вновь содрогнулся всем телом. – Любимая! Господи!..
– Не Господи, а всего лишь ангел.
– Для меня ты – вся Вселенная! Воздух мой! Не могу без тебя! Никак…
– Я здесь.
– Знала бы ты, сколько клинков побывало в моей груди, родная! – прошептал санклит. – Ни один не нашел сердца. Меня нарекли Бессердечным. Считали, что кровь Антуна делает его сына неуязвимым. А когда появилась ты, я сам положил свое сердце в твои нежные ладошки. Отныне оно навсегда принадлежит тебе. Только ты будешь решать, что с ним делать.
– Я сберегу его, не волнуйся.
– А когда-нибудь? – Драган с надеждой посмотрел в мои глаза. – Пусть через тысячи лет?..
– Горан, понятия не имею – честно. – Я погладила его по волосам. – Ты сам все видишь. – Голос задрожал. – Похоже, мы невозможны, как правильный семиугольник.
– Ты всегда ставишь меня в тупик, любовь моя. – Он озадаченно нахмурился.
– Правильный семиугольник нельзя построить с помощью циркуля и линейки. – С умным видом пояснила мисс Хайд. – Теорема Гаусса – Ванцеля.
– А иногда и пугаешь. – Пробормотал санклит.
– Это мы с Сеней новую привычку завели: на ночь глядя грызть вкусняшки и смотреть умные передачи. – Сжалилась я.
– Незаметно что-то эффекта.
– В каком смысле?
– Прости! – спохватился хорват. – Эффекта от вкусняшек на ночь имел в виду!
– Сделаю вид, что верю.
– Честно!
– Так что не удивляйся, если услышишь от моего братишки перлы в стиле «Пытки запрещены Женевской конвеКцией!».
– У вас весело было, да? – простонал он, расхохотавшись.
– Да уж! – пробормотала я, вспомнив Данилу, Алекса и Савву.
– А кто пытал Арсения? – спохватился Горан.
– Я. – Честно призналась мисс Хайд.
– Тааак. Подробности?
– Разбудила его утром и потащила на речку. Он стонал «грехи мои тяжкие» – зря Савва на Новый год Гайдая включал, ругался, кряхтел и угрожал Женевской конвекцией своей любимой. Твое любопытство утолено, ревнивое чудище?
– Вполне. – Мужчина довольно кивнул. – Но «грехи мои тяжкие» – это из Высоцкого, не только из фильма Гайдая.
– Знаю. Но где Арсений, и где Высоцкий, сам подумай.
– И то верно. – Горан нежно улыбнулся, потом посерьезнел и тихо спросил, – родная, ты позволишь просто быть рядом с тобой? Мне больше ничего не нужно!
– Тебе этого хватит?
– Да, жизнь моя!
– А если мне этого мало?
– Правда?.. – глаза санклита полыхнули. Я промолчала. – Тогда все исправлю! – прошептал Драган. – Горы сверну, но добьюсь, чтобы стало, как раньше! Мне бы только знать, что есть шанс на…
– Ш-ш-ш, – моя рука легла на горячие губы. – Рано. – Я вновь обняла его. – В душе такой хаос! Пусть все идет своим чередом.
– Как скажешь, любимая! – он зарылся лицом в мои волосы. – Твое слово – закон, родная! Так хорошо рядом с тобой, если бы ты знала!
– Я знаю, что тебя любила та Саяна, остатки которой стали частью меня. Я почти сумела изжить это ненавистное чувство.
– Почти?
– О, поверь, я расправлялась с ним так безжалостно, что сама пугалась себя! Но оно оказалось таким живучим! И основной подвох был даже не в этом. Пока я убивала в себе одну любовь к тебе, в моем сердце проросла другая. Пустила корни, расцвела буйным цветом и одурманила ароматом своих цветов.
– К Алексу?
– Если бы! Это было бы хотя бы логично. Но ни фига подобного, как говорит Сеня. Я новая тоже умудрилась влюбиться в тебя, Горан! И опять без памяти, как девчонка!
– Правда?.. – его голос задрожал.
– Да. Это застало меня врасплох, уж поверь! До сих пор не понимаю, как такое случилось.
– Поэтому ты вернулась в Стамбул, жизнь моя?
– Да. Хотела удостовериться, что этот ужас – не плод моего воображения.
– И что ты поняла?
– Ты – вирус, Драган! От тебя излечиться нельзя! – я с горечью развела руками. – Ты как могила – если уж попала в нее, все, навсегда. Что теперь делать, не представляю даже приблизительно! Я люблю тебя. И в то же время не могу находиться с тобой рядом. Это ловушка!
– Родная моя! – потрясенно прошептал он.
– Не только я – твоя Кара Господа, но и ты – моя, Горан. Это тебе в голову не приходило?
– Ты не кара, – с нежностью возразил Драган. – Ты – благословение, любимая!
– А вот ты на благословение никак не тянешь!
– Полностью согласен. – Хорват кивнул. – Но я исправлюсь, только дай мне шанс! Самый маленький! Крошечный! Микроскопический! Мизерный!
– А у тебя все хорошо с синонимами, да?
– Злая моя! – простонал он сквозь смех и слезы. – Я сдохну без тебя и твоих шуток! Умоляю…
– Хватит. – Моя ладонь вновь легла на его губы. – Считай, что шанс ты получил. Но самый маленький, крошечный, микроскопический, мизерный.
– Спасибо, родная! Я разожгу из этой искорки то сильное пламя, что бушевало в твоей душе, клянусь! – он осторожно притянул меня к себе.
– Бог в помощь.
– Злая! Но такая любимая! – он отстранился и посмотрел в мои глаза. – Саяна, я верю в нас. Даже если мы невозможны, как правильный семиугольник, черт с ним! Будем неправильным!
– Хорошо. Все, спать!