было плевать на остальных. — Ведь Император все знает. У тебя были причины.
Он усмехнулся:
— Причины… Причины могут быть причинами только тогда, когда Император сочтет их таковыми. А у него весьма… самобытные взгляды. Я склоняюсь к тому, что нас вышлют. Это ощутимый удар. Похоже, завтра все разъяснится — утром я должен быть во дворце.
Я положила голову ему на грудь, поводила ладонью:
— Мне кажется, ты преувеличиваешь. Мы просто будем жить. Какая разница где, если нам будет хорошо вместе?
Он усмехнулся, обнял меня, прижал к себе:
— Сейя… Сразу видно, что ты не отравлена этим воздухом. Пострадают наши дети, потому что не смогут занять место, положенное им по рождению. Я наследник прямой ветви высокого дома. Мое место здесь. И место моих детей.
Мне вдруг стало стыдно:
— Но я — нет.
Он поцеловал меня в макушку:
— Ты чистокровная высокородная. И ты — моя законная жена. Что бы не случилось, я буду настаивать на оглашении нашего брака. Ты получишь герб. Даже Император не может в этом отказать. С тобой будут считаться.
Рабыня принесла вина и капанги. Я выставила ее и разлила сама. Подала Рэю бокал. Он поднялся, осушил разом и попросил еще. Я видела по лицу, как сильно он измотан. И очень боялась, что своих настоящих опасений он мне просто не озвучивает. Думаю, спрашивать было бы бесполезно.
От выпитого вина его белые щеки слегка порозовели. Он вновь откинулся на подушки:
— Я знаю, что сюда приходил мой отец. Тайным ходом.
Я опустила голову:
— Я боялась сказать. Я…
— Я все знаю. Твоя Индат рассказала все, что могла.
Я молчала. Он будто разрушил этими словами ту теплую атмосферу, которой я наслаждалась.
— Отца больше не бойся. Он не придет. Не посмеет. На твоей половине перекрыты все ходы. — Он вновь хлебнул вина: — Этот дом когда-то принадлежал моей матери, как часть приданного. Она часто сбегала сюда от него. Несложно догадаться, что безрезультатно. Отец никогда не считался с чужими желаниями.
Мне стало неловко. Я чувствовала, что не должна лезть сюда. Рэй посмотрел на меня:
— Адресный чип у него? У отца?
Я кивнула:
— Прости меня.
Он притянул меня к себе:
— Я сам во многом виноват.
— Скажи, как…
Он закрыл мне рот поцелуем, отстранился через несколько мгновений:
— Оставим вопросы на завтра. Сейчас я просто хочу провести ночь с собственной женой. И думать только об этом.
75
Я тоже просто хотела раствориться в его объятиях. Несмотря на множество вопросов. Я трепетала от одной только мысли, что сейчас, наконец, все так, как должно быть. Мы были семьей. Мужем и женой. Мы были любовниками, которых тянуло друг к другу. Я хотела забыться. Чтобы осталась только эта постель, мягкий свет лаанских светильников, этот мужчина, горький запах его духов, который я готова была вдыхать вечность.
Рэй опрокинул меня на спину, его длинные волосы шелковой волной легли на мою грудь, как глянцевое покрывало. Я без страха смотрела в склоненное надо мной лицо, расчерченное тенями. Тронула его щеку, провела по скуле, прошлась пальцем по рельефным губам. И он прикрывал глаза. Я будто видела его впервые, будто, наконец, прозрела. Это было волнительно, непривычно. Сейчас хотелось, чтобы эти минуты узнавания никогда не кончались. И колотилось сердце, отдаваясь в ушах, пересыхало в горле, сбивалось дыхание.
Я замечала, как тяжелел его взгляд, как необыкновенные сиреневые глаза будто подергивались туманом, и что-то менялось в лице, оно становилось жестким, напряженным, будто открывалось нечто, неподвластное разуму. Вечное, как законы природы, естественное, как смена дня и ночи, закономерное, как движение планет. Я чувствовала этот зов, без колебаний поддавалась ему, потому что так должно быть. Только так и должно. И плевать на весь мир. Мы создадим свою вселенную. Нашу вселенную.
Я обвила руками его напряженную шею, зарывалась пальцами в волосы, чувствовала, как расходится корсаж, и вскоре мое обнаженное тело обдало прохладой комнаты. Но я горела внутри пожаром. Жар бурлил по венам, срывался с губ, с кончиков пальцев, оставался на его гладкой коже, и я будто видела эти ожоги. Я погладила черный рисунок на боку своего мужа — он едва-едва проступал под пальцами крошечными рубцами. Дракон, свернувшийся клубком. Можно было любоваться вечность, рассматривать, изучать. Я понятия не имела, как это создавалось. Но даже если у меня никогда не будет такого — это ничего не значило. Всего лишь красивый рисунок.
Рэй терпеливо позволял мне исследовать его тело, наконец, склонился к уху:
— Ты получишь его. Обещаю. Я добьюсь. Это твое законное право.
А меня почему-то интересовало совсем другое:
— Это больно? Наносить.
Казалось, этот вопрос озадачил его. На лице на мгновение отразилась растерянность:
— Не знаю. Мы получаем их в младенчестве, после церемонии представления двору. Нужно спрашивать у замужних женщин. — Рэй поцеловал мой бок, то место, где должен бы быть рисунок: — Это будет красиво. Очень красиво.
Я невольно рассмеялась, выгнулась, когда он прочертил на моем животе влажную дорожку языком. Снова обжег губами:
— И у тебя. И у нашего сына.
Он спускался ниже, щекоча легкими касаниями. Я извивалась. Пыталась отстраниться, дергала его за волосы.
— Почему ты решил, что это будет сын.
Рэй поднял горящие глаза, воспользовался моей расслабленностью и подмял под себя, прошептал в губы:
— Потому что это будет сын. Он мне сказал. Только что, — он нежно укусил меня за губу. — А потом еще сын. И еще…
Я притворно выворачивалась:
— Ты совсем не думаешь обо мне. Может, я хочу дочку.
Рэй нахмурился, будто раздумывал:
— Уговорила. Но при условии, что она будет так же красива, как ее мать.
Он вновь накрыл мои губы своими, но прикосновения уже стали требовательнее, руки тяжелее. Пальцы проминали тело до сладкой томительной боли, и я плавилась от желания, раскалялась, как планетное ядро. Его рука с нажимом поглаживала мое бедро, нырнула между ног. Я охнула, замерла, ловя желанное касание. Но Рэй не торопился, дразнил, вынуждая меня изгибаться, изнывать. Отстранялся и касался вновь, пока не разжег во мне такое нетерпение, которое могло бы испепелить нас обоих. Я тянулась, подавалась навстречу, но мой муж не хотел отдавать инициативу.
Когда он наполнил меня, я не сдержала долгого судорожного вдоха. Растворилась в этом ощущении, чувствуя, как внутри подрагивает твердая горячая