Читать интересную книгу Клеопатра Великая. Женщина, стоящая за легендой - Джоан Флетчер

Когда их оставшиеся двести сорок кораблей начали медленно продвигаться к выходу из залива, флотилия Клеопатры держалась сзади, а Антоний, левым флангом которого командовал его флотоводец Сосий, поплыл навстречу кораблям Агриппы, находившимся справа. Хотя они бездействовали, ему ничего не оставалось, кроме как продолжать атаку, дабы изменить безвыходную ситуацию. В течение нескольких часов в воздух летели стрелы, дротики, копья, метательные снаряды катапульт и огненные шары. «Битва продолжалась с пяти до семи часов с огромными потерями с обеих сторон»[551], тела римлян плавали в воде, груды корабельных обломков прибивало волнами к берегу.

Хотя Октавиан страдал от морской болезни и не поднимался с постели, его корабли вытеснили Сосия из залива, и когда в центральной части сражающихся флотов образовалась брешь, Клеопатра, в соответствии с первоначальным замыслом вырваться и перегруппироваться, воспользовалась случаем и вышла в открытое море. Но Антоний, оказавшийся в окружении меньших по размеру и легких кораблей противника, не мог последовать за ней, ему пришлось пересесть на более быстроходное судно. Оставшийся флот Антония продолжал вести жестокое сражение и не мог пойти за своими командующими. В условиях начинавшегося шторма не оставалось ничего другого, как сдаться.

Антонию вменяли в вину, что в разгар сражения он решил погнаться за сумасбродной женой, которая, «как женщина и египтянка»[552], предательски бежала, спасая свою жизнь. Хотя имевшиеся на каждом корабле паруса явно указывают на то, что Клеопатра действовала по плану; с тех пор ее все время обвиняли в трусости, а Антония — в том, что он потерял голову от страсти и бежал вслед за Клеопатрой, бросив флот и армию. Позднее его сравнивали с троянским царевичем Парисом, влюбленным в прекрасную Елену. Полемизируя с подобными утверждениями, Плутарх писал, что Антоний, «словно Парис, бежал из сражения и спрятался у ее ног [Клеопатры], только Парис-то бежал в опочивальню Елены побежденный, а Антоний, поспешая за Клеопатрой, упустил победу из рук»[553]. Так что это не трагическая история о несчастной любви, а выдумка, лишенная какого-либо смысла.

Из окружения вырвалось порядка ста кораблей Антония и Клеопатры, а не «всего лишь один корабль»[554], как утверждали их враги. Акций — это не героическое сражение, а серия стычек на суше и на море, и хотя позднее близкие к Октавиану поэты постарались создать вокруг них ореол легендарности, последующая апология этих событий была явно «непропорциональна им»[555], поскольку получившее плохое освещение в исторических документах сражение не принесло победы или поражения ни для одной из сторон.

Октавиан, возможно, и победил по умолчанию, но Клеопатре и Антонию удалось осуществить план бегства и продолжить борьбу. Когда флагман царицы плыл на юг, прагматичная Клеопатра уже обдумывала следующий этап войны, в которой решительно намеревалась одержать победу.

ЧАСТЬ VI

11

ПОСЛЕДНИЙ ГОД: ПОРАЖЕНИЕ, СМЕРТЬ И ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ

Совершив прорыв блокады в битве при Акции, Клеопатра и Антоний взяли курс на юг и поплыли вдоль побережья Пелопоннеса. Пока они обдумывали, как поступить дальше, через три дня они достигли мыса Тенарон и отправили депешу Канидию Крассу, который вел войска в Египет. Но вскоре пришло удручающее известие.

Их войска, совершавшие переход, в Македонии остановила армия Октавиана, и после недельных переговоров солдаты дрогнули, когда им пообещали возвращение на родину в Италию, чего никогда не предложил бы Антоний. Хотя Канидий отказался предавать Антония, солдаты перешли на сторону противника. Сам Канидий и его ближайшие соратники тайно бежали и поспешили к Антонию в Египет, однако Октавиан распространил вымысел, будто они бросили на произвол судьбы армию и ей пришлось капитулировать.

Весть о дезертирстве командиров потрясла Антония больше, чем неудача при Акции, и когда флагман Клеопатры продолжил плавание на юг через Средиземное море, он все время находился на носу корабля и ни с кем не разговаривал. Хотя слуги Клеопатры пытались убедить супругов разделить стол и постель, Антоний погрузился в глубокую депрессию, а Клеопатра сохраняла твердую решимость. При том что у них на Востоке еще имелась армия и сохранилась часть флота, царица была совершенно уверена, что Средиземное море не должно быть единственным театром военных действий, и уж никак не побережье Египта. Пройдя через суровые испытания, когда сама ее жизнь висела на волоске, Новая Исида все активнее выступала на передний план, в то время как ее муж был как никогда пассивен.

По пути в Александрию супруги сделали остановку в ста двадцати пяти милях к западу от нее, в пограничном городе Паретония (Мерса-Матрух), откуда намеревались организовать контрнаступление. Там они не только получили подтверждение, что их войска в Греции сдались, но также узнали о переходе четырех легионов, размещенных в Кирене, на сторону Октавиана, чье имя уже начало появляться на монетах Киренаики. Чтобы не допустить переброску изменивших им легионов в Египет, Антоний решил остаться в Паретонии и сделать все возможное для укрепления региона. Поскольку из этих мест в свое время Александр отправился с первопроходческой экспедицией в Сиву, Птолемеи построили здесь подземный храм в его честь, где были собраны портреты их предков, в том числе деда Клеопатры, Птолемея IX. Весьма вероятно, что она, следуя традиции Птолемеев, взывала к своему великому предку, чтобы он помог укрепить моральный дух Антония.

Оставив ему около сорока кораблей, Клеопатра повела на восток, в Александрию, флотилию из шестидесяти судов. Несколькими днями позже под пурпурными парусами, с венками на носах кораблей, с развевающимися флагами победы — у народа и мысли не должно быть о поражении — они вошли в гавань. Под звуки флейт и пение триумфальных гимнов, прославляющих Клеопатру Филопатор, божественную защитницу страны, она сошла на берег.

Клеопатра вновь уверенно взяла в свои руки бразды правления. Говорили, что, «оказавшись вне опасности, она казнила многих видных людей, которые и прежде были настроены против нее и теперь радовались ее неудаче»[556]. Несомненно, помня о недавнем предательстве Деллия, Планка и Агенобарба, она казнила многих из числа александрийской знати, кто был не прочь воспользоваться ослаблениям ее позиций. Клеопатра не пощадила Артавазда, бывшего царя Армении, который не только предал Антония во время его первого парфянского похода, но и не оказал ей почтения. Голову этой самой именитой особы, ставшей жертвой ее чистки, она послала злейшему врагу Артавазда, мидийскому царю, чья дочь была обручена с сыном Клеопатры, Александром Гелиосом.

Она укрепляла союзнические отношения с оставшимися вассалами Антония. Ее нисколько не удивило то, что иудейский царь Ирод, некогда назвавший свой дворец «Антония», задумал построить портовый город и назвать его Кесарией в честь своего нового сюзерена Октавиана. Последний еще не мог осуществить вторжение в Египет, поскольку победа при Акции для него не была столь решающей, как ее изображали позднее. Оставались и очаги упорного сопротивления. Гладиаторы из общины, созданной четой в Кизике (Малая Азия), когда «узнали о происшедшем, то немедленно бросились в Египет на помощь Антонию и Клеопатре»[557] через Сирию, готовые, если понадобится, сражаться не на жизнь, а на смерть. Поэтому, чтобы обезопасить свои тылы в Греции, свести на нет остатки прежней популярности Антония и Клеопатры и закрепить свой успех, Октавиан отправился по недавнему пути следования семейной пары от Афин до Самоса, где получил известие о заговоре и росте недовольства в Италии. Хотя заговор, руководимый сыном бывшего триумвира Лепида, был раскрыт, а его организатор — казнен, пришлось послать в Рим Агриппу для поддержания порядка, а тысячи солдат, которым так много наобещал Октавиан, требовали вознаграждения.

Октавиану пришлось возвращаться в Италию, даже несмотря на то, что в эту зимнюю пору на море свирепствовали бури. Во время одной из них погиб его личный врач. Прибывшего в Брундизий Октавиана приветствовали сенаторы, однако встречу героя омрачили недовольные выкрики собравшихся ветеранов. Хотя их удалось успокоить заверениями, что им будут розданы земли, обещанные солдатам Антония, Октавиан понимал: ему не обойтись без сказочных богатств Птолемеев, которыми владела Клеопатра и собиралась воспользоваться ими.

Чтобы пополнить военную казну, насчитывающую двадцать тысяч талантов, она, согласно более поздним источникам, захватила огромные богатства «из святилищ и храмов, не пощадив даже самых почитаемых»[558]. Клеопатра совершала кощунство, давно ставшее привычным, хотя всегда давала деньги храмам, дабы заручиться поддержкой коренных жителей. И в самом деле, египтяне продолжали поддерживать ее. Встречавшиеся с Клеопатрой жрецы Верхнего Египта сказали, что готовы с оружием в руках защищать страну. Во всех храмах духовенство, возглавляемое ее родственником, верховным жрецом Петубастисом, воздавало почести ее статуям. Так что если от храмов поступали средства, то это были добровольные пожертвования.