— Это еще одна история, которую лучше отложить на потом.
Заинтригованная Кэти вопросительно приподняла бровь, но Джеймс, должно быть, согласился с братом, поскольку продолжил свой прежний рассказ.
— Когда я не стал отрицать имени, этот сопляк сообщил мне, что я его отец.
— Чему, я полагаю, вы не поверили? — предположила Кэти.
— Потому что на тот момент я действительно думал, что он сын Тони.
— Что за бред? — закричал Энтони. — За все эти годы ты никогда не упоминал об этом!
— Сбавь обороты, щенок, и дай мне закончить. Так как Джереми знал мое имя, я предположил, что, возможно, он родился не на Карибах, а в Англии. И как только эта мысль посетила меня, я решил, что это дело рук Тони. И хотя тогда я не думал, что Джереми — мой сын, тем не менее, я допускал, что, скорее всего, он был Мэлори. Но мальчишка не стоял там, молча, в ожидании, когда я раскрою ему свои объятия. Он рассказывал мне все о своей матери и о той великолепной неделе, что я провел с ней — это она так думала, заметьте. Она была девкой из таверны. И я действительно вспомнил ее после его описания.
— Одну девку из тысяч? — Энтони скептически фыркнул.
— Точно. Видите ли, она носила три кинжала: по одному в каждом ботинке, и еще один весьма внушительный за поясом. Это я определенно запомнил. Посетители ее таверны знали по опыту, что она не была легкодоступна. Она порезала на куски многих из них, чтобы доказать это. И насколько я припоминаю, она была прелестной крошкой, вот почему я действительно провел с ней целую неделю. Я был заинтригован ее репутацией и теми кинжалами, когда услышал об этом. И вот, сопляк стоял там, воинственно настаивая, что я его родитель и провоцируя меня назвать его лжецом в своей дерзкой манере. Я решил, что этого было более чем достаточно, чтобы убедить меня. — Джеймс усмехнулся.
— Весь в отца, да? — улыбнулся Энтони.
— Именно.
Совершенно заинтригованная рассказом Кэти спросила:
— Но как он оказался на Карибах?
— Когда он немного подрос и начал задавать своей матери кучу вопросов обо мне, она вбила себе в голову, что я должен встретиться с ним. Довольно смело с ее стороны, помяните мое слово.
— Почему?
Джеймс поднял золотистую бровь.
— Только американец мог задать этот вопрос. Объясни ей, Тони.
Энтони хмыкнул.
— Светское общество, дорогая, особенности аристократической среды. Он был лордом. Пожалуй, невозможно было представить, чтобы девка из таверны появилась у его двери с ребенком на руках.
Кэти уже собиралась фыркнуть, но Джеймс продолжил свой рассказ.
— Так или иначе, я к тому времени переехал на Карибы, она это узнала, и они с сыном тоже переехали туда. Но это большая территория. И она не знала имени, под которым я там жил, поэтому у нее действительно не было никаких шансов найти меня. Она погибла незадолго до того, как я обнаружил Джереми, слишком яростно вмешавшись в одну из многочисленных драк, что неизбежно затеваются в таких шумных тавернах как та, где она работала. Владелец таверны привык к помощи Джереми, даже несмотря на то что тот был еще совсем молод, и оставил его на работе. По правде говоря, мальчик был похож на оборванца, когда я нашел его — и, конечно, говорил как один из них. Что не удивительно после того, как он вырос в тавернах.
— А я и не заметила этого, — вставила Кэти.
Джеймс усмехнулся.
— Он усердно учился. Конечно, и я, и мой первый помощник постоянно давали ему под зад, напоминая о правильной речи, таким образом парень быстро выучился. Я взял его в море с собой на несколько лет, но это оказалось слишком опасно, поэтому я купил нам плантацию на островах, намереваясь дать ему постоянный дом. Но у меня оставались счеты кое с кем в Англии, это заставило нас вернуться туда. А впоследствии я воссоединился с братьями и навсегда вернулся в Англию. Мне пришлось совершить еще одно, последнее путешествие на Карибы, чтобы уладить дела, и мне чертовски повезло, поскольку тогда я встретился со своей женой.
Кэти нерешительно спросила:
— Ваша семья приняла Джереми без каких-либо колебаний?
— Моя милая девочка, именно по этой причине я поделился с тобой своей историей. Конечно, приняли с радостью. Ты поймешь, что Мэлори очень, очень сильно ценят семейные узы. Мы кормим и защищаем то, что нам принадлежит.
— Да, мы любим даже нашу паршивую овцу, — добавил Энтони, ухмыльнувшись брату.
Но Джеймс тотчас же зловеще парировал:
— Заткнись, старик, прежде чем…
Энтони перебил его, закатив глаза.
— Да, да, знаю, прежде чем ты поможешь мне сделать это.
Кэти, переводя взгляд с одного на другого, спросила:
— Вы двое и вправду ненавидите друг друга?
— Боже правый, что навело тебя на эту мысль? — произнесли они оба едва ли не одновременно.
Кэти проглотила смешок.
Глава 49
Казалось, не успели они оглянуться, а уже возвратились в Англию. Гораздо раньше, чем Кэти ожидала. Джеймс объявил, что они сегодня же, чуть позже, пришвартуются. Она поняла, что разница во времени, позволившая им достичь цели так быстро, не имела никакого отношения к сильным ветрам, относящим их к северу. Имел место простой факт — на «Океанусе» она каждый день ожидала встретить Бойда, и когда этого не случалось, время тянулось черепашьим шагом. А происходило это больше чем половину того рейса!
Теперь она знала, почему. И это беспокоило ее, поскольку в основном ее реакция на него была окрашена в гнев, так как она думала, что он игнорировал ее. Но его длинные отлучки были совсем не намеренны.
Время в обратном рейсе летело незаметно из-за компании, которую она разделяла. Ее отец. Ее дядя. Ее семья.
Она и Энтони днем были почти все время вместе. Они много времени проводили, прогуливаясь по палубе и разговаривая. Вместе они стояли у поручней в течение многих часов и говорили, едва замечая, что день за днем погода становилась более холодной, поскольку они оставили теплые воды Средиземноморья.
Обеды и ужины, как обычно, проходившие в каюте Джеймса, стали длиннее раза в три. Энтони передавал ей знания об истории семьи Мэлори, и она впитывала все это, то удивляясь, то испытывая шок, то веселясь. Боже мой, они были очаровательной семьей.
Она внесла и свою лепту в совместную беседу, и говорила не только о себе. Энтони заставлял ее рассказывать о матери все больше и больше, и каждый раз, когда она это делала, часть ее гнева на мать уходила, пока его не осталось совсем чуть-чуть, а потом он и вовсе исчез.
— Значит, Аделина была счастлива в этой деревне? — спросил он ее однажды вечером за ужином.