И всё же… я дёрнулась, не зная, что предпринять и как остановить бегущего, но меня опередили. Я почувствовала, как где-то рядом сжимается воздух, успела удивиться магии там, где, как я думала, нет никого — но фигурка уже была у ворот, руки мужчины вцепились в металлический край затвора — и резко, явно с усилением той же магией, оттащили в сторону.
Секундой позже воздушные путы спеленали его, уронили на пыльный подкопчённый гравий и потащили прочь от ворот, словно перекати-поле. А ещё через секунду ворота распахнулись, и я увидела группу людей, на первый взгляд напоминающих нищих у храма одного из безымянных богов в праздничный день — оборванных, грязных, со слегка безумными небритыми и худыми лицами, впереди которых, словно фокусник, ведущий за собой стайку дрессированных крыс, шёл он, Иримус Артевиль, легко узнаваемый по длинным мышино-серым волосам, немытым, наверное, со времени восстания в Старнике.
Я ожидала увидеть чудовище, жуткого монстра, но на монстра лорд-маг и бывший владелец седьмого замка никак не походил. Впрочем… Присмотревшись, я увидела-таки последствия изощрённых пыток — лицо заговорщика покрывали странные тёмные шрамы, словно его разрезали на кусочки, а потом передумали и неумело сшили обратно. Оживили, а вот душу вложить забыли, и теперь эта огромная тряпичная кукла, по недоразумению сохранившая огромные магические способности, бродила по Корину с толпой таких же безумных, мёртвых и пустых внутри людей, сжигая, убивая, стремясь найти свою собственную суть. Такой запросто мог заменить девушке руку на крыло, просто так или по чьему-то заказу — впрочем, скорее, последний вариант. Такому, как он, действие без выгоды вряд ли будет интересно.
Краем глаза я уловила движение сбоку — выступившую на дорогу чёрную тень, и повернула голову, с трудом оторвавшись от зачинщика восстания в Старники — и по совместительству, надо полагать, виновника всех моих бед.
А человек в чёрном плаще посмотрел на меня пронзительными светлыми глазами в обрамлении тёмных ресниц. Моргнул.
Оставленный без внимания предатель подскочил и рванул в сторону Артевиля, точно заяц:
— Господин..!
Артевиль равнодушно взглянул на лорда Лиарда Джастина, почти неузнаваемого с этим писклявым голосом, в этой рабской коленопреклонной позе, — и я едва заметила лёгкий пасс рукой. Огненный столп пламени охватил с головой склонившегося наставника Кристема — моментально запахло палёным мясом, а визгливый вопль, который издал несчастный маг, слишком поздно и неверно выбравший, на чьей стороне играть, был непродолжительным и полным неимоверной боли.
Артевиль, казалось, его даже не услышал. Он посмотрел на меня. На Родерика, застывшего рядом, пытающегося удержать на месте ошалевшую лошадь, которой, кажется, успел прикрыть глаза, так что огненного всполоха она не увидела. На Макилана Сартвена, не сводящего с меня своих удивительных серых прозрачных глаз. И, наконец, на тоненькую светловолосую девушку, вынырнувшую из-под его руки — Кристина. Боги, откуда она-то здесь? Зачем?
Ничего не отразилось на сшитом-перешитом лице Артевиля, ни радости, ни возбуждения, ни предвкушения, ни ненависти. Посмотрев на каждого из присутствующих по очереди, он вдруг остановился на мне. И его голос, совершенно… обычный, мужской, с лёгким простудным сипом, этакой надтреснутостью, никак не наводил на мысли о значительности самого говорящего:
— Ликория? Это хорошо, что ты здесь.
Глава 56.
/Макилан Сартвен/
Центральные ворота замка Альтастен распахиваются, и он видит Иримуса. Они были знакомы совсем недолго, шапочно, но худое аристократичное лицо в обрамлении волос цвета благородного пепла не могло стереться из памяти. Теперь его вид вблизи… отвратителен. Пустые глаза, многочисленные шрамы. Митас не рассказывал о том, кто царит в его пыточных, но, очевидно, это крайне вдохновлённый человек, настоящий кудесник своего дела. И, судя по побегу двух главных заговорщиков последних трёх столетий, не так уж и предан своему монарху и не чужд подкупу.
Макилан знал, что рано или поздно Артевиль окажется в замке, что он должен попробовать достать его и в случае неудачи — ожидаемой, предсказуемой, практически неизбежной — умереть. И смерти не боялся. У Артевиля не было личных вопросов к королевскому магу Сартвену, не должно было быть, пытать его нет никакого резона, всё произойдёт мгновенно и, хочется верить, безболезненно. Вот только…
Девушка, уцепившаяся за край его плаща. Девушка с родовым артефактом Альтастенов, не желающая ничего слушать, не реагирующая на слова… Получится ли выменять хотя бы её жизнь в обмен на артефакт? Она ни в чём не виновата. Так молода… в старину считалось, что юродивым и безумным покровительствуют сами боги. Она даже не поймёт, что происходит…
Но девушка в своём нелепом упрямстве не уйдёт так просто, а маги не смогут взять медальон, защищённый магией крови. Старший родственник доходяги Кристема говорил, что Артевиль притащил с собой труп Шередара, чтобы не заморачиваться с ключом. Вероятно, сегодня к нему добавится и второй труп. Сложные задачи — простые и элегантные решения, о которых создававшие артефакты боги как-то не подумали. Были настолько выше этого? Верили в человеческое благородство? Зря.
Зажатый воздушными путами маг, открывший Артевилю ворота, катится по земле. Кажется, именно его искала леди Далила… жаль, не нашла раньше и не повесила на заборе для устрашения прочих обитателей замка. Впрочем, кардинально это ничего бы не поменяло. Хорошо хоть… он не успевает додумать промелькнувшую по краю сознания мысль, как слышит стук копыт по гравию, одновременно делает шаг вперёд, на дорогу, стараясь переключить внимание на себя, где-то в глубине души надеясь на то, что Кристина всё-таки одумается и хотя бы спрячется, но нет — она следует за ним, точно тень. Вот только о своей недолгой и нелюбимой бывшей невесте Сартвен забыл мгновенно.
Худощавого юношу, совсем молоденького, сидящего верхом на гнедой лошадке, он никогда не видел, но, конечно же, сразу понял, кто это — сходство с отцом буквально сквозило в тонких чертах его перепачканного бледного и влажного лица. А вот волосы не переняли этот редкий оттенок чистой тёмной стали. Ещё один смертник. Ещё один ребёнок — Кристина, хотя и была уже по годам вполне себе взрослой женщиной, казалась ему той же девчонкой, что и тогда, шесть лет назад, когда он надеялся, что сможет начать новую жизнь и забыть другую девушку.
Мысли, суетливо скакавшие в голове, вдруг лопнули мыльными пузырями.
Ни одной не осталось. Ничего не осталось.
У Ала в лабораториях он как-то видел странный светло-серебристый металл, становящийся почти жидким, если его сжать в тёплой ладони. Блестящие кусочки скользили по коже, слегка обжигая, но не прилипая к ней, то разбегались круглыми, одинаковыми на вид капельками, то стекались в единую неразрывную лужицу. Так же и его мысли — то разбегались, то сливались в нечто целое и замкнутое, но при этом были одним.
Кори.
Живая, не призрак, не видение, не обман воспалённых от жара и зноя глаз. Не утонувшая в море, не попавшая в рабство в другое государство, не вернувшаяся в горы, не… Здесь. На расстоянии вытянутой руки и еще чуть-чуть.
Неужели здесь она и была всё это время, пока он искал её, мучительно, безнадёжно, день за днём, час за часом? Ему хочется рассмеяться и взвыть одновременно, она всегда дарила ему эту невыносимую двойственность противоположных чувств: облегчение и тревогу. Радость и боль. Желание упасть перед ней на колени, обнять, уйти и никогда не видеть. А сейчас она здесь, сама будто только выбралась из тюрьмы или сбежала от пыток — худая, осунувшаяся, взъерошенная птичка, не иначе, но, как не удивительно, не отчаявшаяся и не опустившая руки… руку… крылья. Маленькая боевая Кори. Его — и не его.
Но почему здесь, почему сейчас, почему так не вовремя! Так близко и так недоступно…
Её спутанные чёрные, с серебристыми вкраплениями волосы беспорядочно лежат на плечах и спине, тёмное платье — чужое, незнакомое, вызывающее моментальное отвращение и желание сжечь его, помятое и пыльное, на шее намотан синий платок и прячущий грудь и плечи шарф. Левое крыло, роскошное, голубовато-серебристое, ничем не прикрыто, никуда не делось. Он снова вспомнил, как она стояла на башне проклятого Старника, прикрывая крылом своё обнажённое человеческое тело, нечеловечески холодная, равнодушная, ещё не пришедшая в себя до конца после трансформации. Сейчас она, к сожалению, была далека от холода и равнодушия. Кори страшно и плохо, а он ничего поделать не может… Её присутствие здесь сводило с ума, выбивало почву из-под ног.