из ФСБ. «Тсс! — говорили: Это государственная тайна!».
Но даже при этом — «отдельные документы», как написал Никита Петров.
А ты, Иваныч, еще школьнику Никите рассказывал про «Книги Памяти», мол, пусть Балаев проверит сначала всех в этих Книгах, если найдет живых, то тогда… Как-то мне не очень тебе удобно напоминать, что редкий гомо сапиенс доживает до возраста больше 100 лет, тем более, родившийся до 1920 года, у которого возраст уголовной ответственности наступил примерно в период Большого террора. При этом, ты сам брякнул, что некоторые записанные в этих Книгах, как расстрелянные, обнаруживаются нерасстрелянными. Но, мол, некоторые. А надо, чтобы — много. Я тебе сейчас напишу, как там проверить можно, но сначала про сами «Книги Памяти», снова слово Никите Петрову:
«Есть база данных, которую составляет „Мемориал“ по изданным в регионах „Книгам памяти“. Это работа, которая обобщена на нашем сайте.
Государственные органы не занимаются составлением общего — для всей страны — списка репрессированных.
Тот же главный информационный центр МВД мог бы вообще всех, кто у нас был арестован и осужден, выдать как базу данных — как это сделано Министерством обороны про награжденных, сайт „Подвиг народа“. Я бы очень этого хотел. Но они этого не хотят. И найдут вам тысячу объяснений, почему не хотят этого делать.
Для того, чтобы сделать эту работу, нужно государственное поручение и государственное финансирование. А наше государство совсем не заинтересовано в том, чтобы обнародовать списки всех репрессированных за годы советской власти.»
Понимаешь, о чем проболтался этот деятель из «Мемориала» по своей глупости? То, что Никита глуп, как пробка, наверно, только ты не замечаешь, Иваныч. Наверно, что-то у вас общее в этом плане есть. Насчет общего я стал подозревать еще когда ты роман Геббельса издал. Не навариться, конечно, на сенсационном издании, а чисто в научных целях. Ну и как, во сколько тебе обошлась эта «научная цель»? Зато ты теперь пострадавший от режима, это еще дороже стоит для левого историка. Хотя, мои товарищи говорят, что ты левый в смысле липовый.
А Никита говорит, что… Откуда берутся сведения для «Книг Памяти», если ФСБ и МВД не предоставляют даже списков репрессированных? Один из вариантов — из телефонной книги.
Насчет того же, чтобы проверить, были ли живы кто-нибудь из расстрелянных после 1937–1938 годов, ты, Михалыч, сам попробуй. Попробуй в каком-нибудь областном архиве запросить какие-нибудь сведения о ком-то из любой «Книги Памяти», если он не твой родственник. Потом мне расскажешь, что получилось. Точнее, покажешь ответ из архива, в котором будет написано «иди гулять лесом, придурок», только вежливыми словами со ссылками на соответствующие нормативные акты, в которых написано, что каждому придурку архивы не предоставляют любую информацию, которая этого придурка интересует.
И насчет того, чтобы поискать и пересчитать следственные дела расстрелянных по приговорам «троек НКВД» лично для тебя сам Н. Петров написал:
«Чтобы получить персональные сведения, кто когда был репрессирован, — необходимо обращаться в архив ФСБ, и те будут уже определять, где хранится дело.
Там, где сами ведомства держат свои документы, ситуация катастрофическая.
Там, где документы ведомств попали на госхранение, ситуация лучше: посетителям доступен перечень фондов, описи. А в ведомственных архивах вы не работаете, как принято в цивилизованных архивах работать: не получаете научно-справочного аппарата, не ищете самостоятельно информацию, — а зависите от архивных работников.
Дадут — не дадут, найдут — не найдут. Но нельзя смотреть документы чужими глазами и искать документы чужими глазами!
Человек должен прийти в архив и взять документы. Вот вы пришли в библиотеку и взяли книгу — так же вы должны прийти в архив и взять дело.
В ведомственных архивах так не получится: ни с МВД, ни с ФСБ, ни с МИДом, ни уж тем более с СВР (Службой внешней разведки).»
Вот так вот. Я тебе еще процитирую большущий кусок из статьи Н. Петрова, чтобы до печенок твоих дошло, до самого ливера:
«Если описывать ситуацию вообще в архивах, как государственных, так и ведомственных, то она заключается в простой фразе: есть закон об архивном деле — но его всё чаще и всё больше игнорируют все учреждения архивной сферы.
В большей степени ведомственные архивы, но сейчас это наблюдается и в государственных архивах.
Они начинают всего бояться, они начинают соизмерять: вот если мы дадим этот документ, а не выйдет ли какого скандала — то есть уже начинается вкусовщина.
Вам закон дает разрешение смотреть документы — а архивисты вам его показывать не хотят, и они найдут тысячу причин, чтобы вас ограничить в вашем праве.
Они будут изобретать эти причины, это будет всё незаконно, но это уже вошло в ту практику, которую трудно описать как цивилизованную. Самоуправство. Мы на каждом шагу в архивной сфере встречаем самоуправство.
До сих пор недоступна документация по массовым арестам: внутренняя документация, отчеты. Вся документация хранится в архивах госбезопасности, ныне это архивы ФСБ.
Они обязаны были их рассекретить в соответствии с указом президента Ельцина еще 1992 года: все, что касается массовых репрессий и нарушений прав человека, должно терять свой гриф секретности.
Но по сути так получилось, что они какую-то часть документации рассекретили, но большую часть — нет.
В этом смысле очень показательна история Сергея Прудовского и харбинского приказа. (По „харбинской операции“ были репрессированы от 40 до 50 тысяч человек, имевших отношение к Китайско-Восточной железной дороге, в том числе дед историка Прудовского Степан Кузнецов).
Сам приказ давно рассекречен, решение Политбюро, утвердившее этот приказ, тоже рассекречено. А закрытое письмо с теоретическим обоснованием этого приказа, с рассказом о „коварной“ деятельности японской разведки на территории СССР по-прежнему в архиве ФСБ засекречено. И из упрямства они его не стали рассекречивать.
В законе „О государственной тайне“ очень четко сказано, что является государственной тайной. Оказывается, есть только один признак: если разглашение сведений из документа нанесет ущерб безопасности Российской Федерации, вполне очевидно, что это государственная тайна.
И мы могли бы думать — вдруг там, в письме, действительно есть государственная тайна (хотя мы прекрасно понимали, что ее там нет). Но текст этого письма стал известен, потому что оно рассылалось по всему Советскому Союзу.
Естественно, экземпляр этого письма отложился и в архивах СБУ Украины. И там он рассекречен! Историки в Киеве смогли найти текст этого приказа, почитать и убедиться, что для