Это можно истолковать двояко. Либо островитяне обнаружили путаницу в отождествлении текстов и дощечек и поняли, что по древним знакам поют не те слова, либо язык, который был в обиходе, когда создавались знаки, подвергся какому-то изменению, меж тем как знаки остались неизменными. Вряд ли островитяне подразумевали первое, ведь старики уверяли, что могут связать показанную им дощечку с определенным рапануйским текстом. Уре Вае Ику обстоятельно разъяснил, что смысл знаков забыт, но дощечки опознают по верным признакам и их содержание знают на память. (Так можно узнать книгу на иностранном языке, не читая ее.) Возможность лингвистической эволюции или присутствия на дощечках субстрата ясно вытекает из заявления пасхальцев, что текст ронго-ронго, известный под названием «Хе тимо то ако-ако», в котором сами местные исполнители понимали далеко не все, содержит «великие древние слова», а остальные слова – «малые».
Свидетельства в пользу такого варианта можно почерпнуть также в записях Томсона, которые он делал, когда старик Уре Вае Ику и Каите независимо друг от друга пели ему тексты ронго-ронго. В совершенно ясном рапануйском (точнее, рапануйско-таитянском) тексте, исполненном к дощечке «Апаи», вдруг появляется кусок на неизвестном языке, «ключ к которому давно утрачен». Энглерт сомневается, что удастся понять текст дощечек, даже если они будут расшифрованы. Нынешнее население Пасхи, говорящее на полинезийском диалекте, не поймет исконного рапануйского языка. Здесь можно текст дощечек сравнить с текстами песен, которые исполнялись пасхальцами во время ритуальной игры в веревочку. В свое время Энглерт начал было записывать эти тексты, но вскоре отказался от этого намерения, «потому что островитяне, заучившие эти песни со слов старых людей, не знали их содержания; а понимали только отдельные слова».
Опрашивая стариков, причем однажды при таком опросе присутствовало шестьдесят – семьдесят островитян, с интересом следивших за процедурой, Кнохе записал, что дощечки с письменами были изготовлены не нынешним населением, а более древними обитателями. Уже первые европейские исследователи услышали предания о том, что на остров пришли два разных народа с различной культурой и языком.(164) Согласно старинным преданиям, записанным Салмоном и Томсоном(165), письменные дощечки первоначально были привезены первым королем пришельцев Хоту Матуа, приплывшим с востока, то есть с той стороны, где лежит Южная Америка. Сподвижники короля доставили на остров шестьдесят четыре дощечки, которые старательно копировались последующими поколениями. Хинелилу, предводитель «длинноухих», прибывших с первой волной, «был человеком великого ума, и он писал ронго-ронго на бумаге, которую привез с собой».(166) Пасхальцы рассказали также, что даже в пору упадка, после истребления «длинноухих», строили особые школы, где избранных юношей обучали священному искусству чтения дощечек. Сам Хоту Матуа основал эти школы.(167) В отличие от обычных пасхальских домов и всех полинезийских построек, эти школы по традиции представляли собой круглые каменные строения с входом через коническую камышовую крышу. Археологи нашли на острове развалины таких строений – и точно такие же постройки были распространены на ближайшем на восток материке – в Южной Америке. В начале обучения использовали для письма не дерево, а банановые листья.
По словам пасхальцев, в ронго-ронго была заложена магическая сила и письмена играли важную роль в религиозных ритуалах, например во время обрядов посвящения и праздников равноденствия в селении Оронго, а также при похоронах королей. Раз в год король собирал учителей и учеников в Анакене, чтобы убедиться, что текст дощечек не забыт. Во время этого важного события, как и во время похорон королей, в землю по всей площадке втыкали приготовленные в большом количестве палки с перьями на конце.
Если отрицать, что в пасхальских преданиях о появлении письма на острове заложено зерно истины, возникает вопрос, как могла самостоятельно развиться письменность в маленькой, крайне уединенной островной общине. Ведь все случаи изобретения и развития письма связаны с немногими крупными мировыми культурными центрами. Потребность в письме была на острове Пасхи ничуть не больше, чем в остальной Океании, и времени для местной эволюции ее было совсем немного, поскольку она уже была забыта, когда на Пасху впервые прибыли европейцы.
Изолированное положение маленькой пасхальской общины посреди океана между другими островами Полинезии и Южноамериканским континентом, а также отсутствие доевропейской письменности на далеких полинезийских архипелагах и на всей огромной площади Океании дальше на запад не только допускает, но и требует сопоставления удаленных друг от друга районов. Различные авторы указывали на четыре географические области, имеющие или имевшие письменность, в какой-то мере напоминающую пасхальское ронго-ронго. Это древняя Южная Америка и Панамский перешеек, расположенные соответственно в 2000 и 2700 милях на восток от Пасхи, Южный Китай, до которого больше 8000 миль на запад, и долина Инда на противоположном конце земного шара, до которой и на запад и на восток по прямой около 11 000 миль.
Если сравнения ради пренебречь огромным географическим, хронологическим и культурным разрывом между Индской долиной и островом Пасхи и попробовать найти отдельные элементы, сопоставимые с системой письма и обычаями, связанными с кохау ронго-ронго, мы увидим, что все аналогии рушатся по следующим причинам.
В древней письменности Южного Китая и особенно долины Инда, расположенных к западу от острова Пасхи, обнаружены знаки, по начертанию похожие на некоторые письмена ронго-ронго. Но этим сходство исчерпывается, так как ни китайская, ни индская системы не относятся к бустрофедону. К тому же нельзя установить, совпадает ли смысл немногочисленных схожих знаков. Справедливо отмечалось, что сходство касается начертаний, достаточно простых, чтобы их вполне могли изобрести дважды, тогда как в общем наборе письмен налицо весьма существенные различия.
К востоку от острова Пасхи протоисторическое и историческое рисуночное письмо Панамского полуострова и северной окраины Анд, как показало сравнение, содержит некоторые знаки, напоминающие письмена ронго-ронго. Беспристрастный наблюдатель Метро подчеркнул, что сходство с письменами индейцев куна и оджибва нисколько не меньше, чем со знаками Южного Китая и Индской долины. Но и здесь мы лишены возможности проверить, совпадает ли смысл, а сходство знаков носит настолько общий характер, что речь опять-таки может идти о повторном самостоятельном изобретении. Правда, в области центров письменности Нового Света мы видим уже целый комплекс совпадений, возможно, указывающий на более близкое родство.