Читать интересную книгу Потерянный дом, или Разговоры с милордом - Александр Житинский

В филиале между тем надвигался пятидесятилетний юбилей Серафимы Яковлевны. Происшедший инцидент не подмочил ее репутации – наоборот, Кожеватова предстала в блеске принципиальности и исключительных моральных качеств. Уже шло в Москву представление на орден Трудового Красного Знамени, уже сочинялись стенгазетные оды и сценарий юбилейного вечера; поговаривали, что к юбилею Серафима лишится наконец двух буковок в наименовании своей должности – «и.о.» – и без всякой докторской диссертации.

В начале октября Лиля родила мертвого ребенка и через две недели прямо из роддома ее увезли в психиатрическую лечебницу Бехтерева.

Юбилей между тем остановить было нельзя. Он совпал со всенародным юбилеем и от этого приобрел еще большую значимость. Все свершилось по плану: подоспел указ с орденом, и грамоты, и оды, и утверждение в должности. Однако атмосфера на торжественном вечере была тягостной. Произносились речи, перечислялись заслуги, но за всем этим стояла тень мертвого Лилиного ребенка, и этот неживший младенец упрямо тянул чашу весов в другую сторону. Серафима Яковлевна, сидевшая на сцене в парадном костюме, в окружении букетов, чувствовала, что смотрят на нее с неприязнью и ненавистью.

На следующий день после юбилея Серафима поехала в райком партии и попросила разрешения уйти из института. Ее пытались отговорить, но она была тверда. Ей мало было страха и уважения, она добивалась любви своих подчиненных. Общественное мнение, которое всегда было для нее руководящим, отвернулось от нее. Она не раскаялась в содеянном, но желала теперь лишь одного – уйти, исчезнуть, уехать из этого города туда, где ничего о ней не знают.

Как всегда, этот план она претворила в жизнь немедля. Была продана дача, а квартиру обменяли на особняк в Севастополе. Этот город был выбран потому, что там Серафиму ждала работа в одном из смежных институтов, выполнявших заказы флота.

Михаил Лукич к тому времени уже два года был в отставке. Уволили его из кадров в звании подполковника, дальше он без военного образования не продвинулся. И ему обещали работу в Севастополе. В ноябре Лилю выписали из больницы с диагнозом «стойкий невроз». Лиля была апатична, окружающее мало интересовало ее. «Иришка, беги, пока не поздно», – сказала она сестре. Ирина объявила, что остается в Ленинграде. «Где?» – спросила мать. «Я замуж выхожу», – вырвалось у Ирины почти непроизвольно. «За кого?» – зловеще спросила мать. «Не ваше дело! За кого надо!» – выкрикнула Ирина.

Слово было сказано.

Глава 27

СУПРУГИ

Историю своих взаимоотношений с Евгением Викторовичем Ирина вспоминала часто, стараясь найти звено в цепочке, начиная с которого брак стал непрочным. И не находила. Рассуждая одним способом, можно было прийти к заключению, что он никогда не был прочным. Рассуждая же по-другому, она убеждалась, что он и остался прочным, в другом только смысле, в смысле их предопределенности друг другу, и тогда выходка, которую учинил дом, служила лишь испытанием этой предопределенности, требующим преодоления.

Каждое утро Ирина спешила на работу, отсиживала положенные часы и затем возвращалась обратно. Она не стала записывать Егорку в детский сад по новому месту жительства и оставляла дома под присмотром генерала или отправляла гулять на Петровский остров. В обеденный перерыв прибегала из своего училища на полчаса, кормила сына и снова убегала обратно. Она и раньше не отличалась особой общительностью, теперь же жила в полном уединении, не считая разговоров с Григорием Степановичем. Он один стал ее постоянным собеседником и поверенным. На службе, в окружении галантных майоров и подполковников, многие из которых норовили слегка приударить за нею, а некоторые так и вовсе были настроены решительно, Ирина была подчеркнуто суха и деловита. Не хватало ей приключений! С Григорием Степановичем же не знала – что делать.

Появление пьяной дочери генерала на кооперативном банкете испугало Ирину. Между ними было сказано всего несколько слов. Мария Григорьевна вежливо, но твердо попросила Ирину оставить ее отца в покое. «Вы считаете, что я… что я его соблазняю?» – шепотом, чтобы не услышали сидящие за столиком кооператоры, вымолвила Ирина. «Вот именно». – «Я вас уверяю… нет, вы ошибаетесь!» – пыталась защититься Ирина, но поняла, что это бесполезно. Она встала и ушла.

После этого в течение нескольких дней Ирина боялась подойти к окну, боялась встретиться с Григорием Степановичем, пока наконец он, не на шутку встревожившись, не пригласил ее к телефону через Егорку. Надо было оборвать телефон! Но она не смогла бы объяснить этого Егорке.

«Иринушка Михайловна, дорогая, вы не заболели?» – раздался в трубке участливый голос генерала. Ирина против воли взглянула в окно и увидела генерала с трубкой, прильнувшего к самому стеклу и вглядывающегося в их комнату. «Нет», – сказала Ирина безжизненным голосом. «Почему же вы не подходите к окну? Я очень скучаю». – «Извините, Григорий Степанович, мне некогда», – сказала Ирина, пытаясь разжечь в себе гнев против генерала. Он помолчал мгновение, потом горячо произнес: «Я вас умоляю, спуститесь в сквер. Мне надо с вами поговорить». Ирина не смогла отказать.

В сквере, у детской площадки, генерал буквально вытянул у нее слово за словом все обстоятельства ресторанного разговора. Поняв причину, генерал потемнел, и вечером Мария Григорьевна извинилась по тому же телефону перед Ириной. Была она на сей раз трезва и, по всей видимости, раскаивалась в своем поступке.

Отношения с генералом наладились, хотя теперь Ирина старалась соблюдать дистанцию. Она со страхом думала о предстоящем отпуске, который Григорий Степанович уже успел организовать ей через самого начальника училища, что вызвало определенное смятение среди майоров и подполковников. Ехать в Севастополь к родителям и сестре, куда они с Евгением Викторовичем обычно ездили в последние годы, ей не хотелось – ни Лиля, ни мать с отцом не знали о последних новостях. Ирина, правда, написала им пару писем после перелета, но ни словом не обмолвилась о происшествии и обратный адрес указала прежний. Ехать куда-то одной с Егором – боязно. Оставаться в городе – совсем нелепо. Она уже успела согласиться на предложение генерала пожить у него на даче, но теперь ругала себя за простодушие, и вообще стала смотреть на свои отношения с Григорием Степановичем чужими глазами, приходя от этого в ужас, ибо находила их двусмысленными.

Все чаще приходила мысль о муже: не пора ли вернуть его, простить? Может быть, полученная встряска образумит его, заставит посмотреть на их отношения по-другому? Гордость не позволяла, но жалость потихоньку брала свое, а кроме того проблема генерала, если можно так выразиться, требовала решения. Возврат мужа был самым простым и естественным выходом из создавшегося положения.

Белые ночи уже клонились к закату; Ирина спала плохо, как всегда с нею бывало в период белых ночей. Ее душа маялась в такие ночи; хотелось на улицу, к разведенным мостам, в таинственный сумрак арок. Хотелось вдохнуть теплый воздух ночи и запах сирени.

Детский телефон, перенесенный в кухню, зазвонил после полуночи. Ирина еще не спала, варила суп на воскресенье и, ожидая, пока он поспеет, читала роман, предложенный одним из подполковников, который вот уже месяц (как только его семья уехала на юг) подъезжал к Ирине с разговорами о литературе. Книга ей не нравилась, казалась ненастоящей. Она оторвалась от страницы и взглянула в окно. Над крышей соседнего дома была видна полоска чистого темного неба, по которому в невообразимой вышине плыло легкое облачко, золотисто подсвеченное ушедшим за горизонт солнцем.

Ирина подняла трубку, удивившись позднему звонку. После полуночи генерал прежде не звонил.

«Иринушка Михайловна, ради Бога, простите! Я вижу, у вас свет выбивается – значит, не спите… А что, если нам пойти погулять? Как вы на это смотрите? Великолепная ночь! Такой ночи давно не было, нельзя пропускать!»

«Егорка…» – попыталась возразить Ирина, но генерал стал убеждать, что ничего страшного, Егорка спит, а погуляют они всего часок-другой, – и столько юношеской взволнованности и настойчивости было в его голосе, что Ирина согласилась.

Гуляли они более трех часов, не покидая Петроградской стороны, чтобы не быть застигнутыми разведенными мостами. С плоского берега у Петропавловки смотрели на простор Невы и проплывающую по ней флотилию. Яхта с алыми парусами взволновала обоих, у генерала увлажнились глаза. Они дошли до «Авроры» и повернули назад. Генерал читал стихи: «Пускай остыла в жилах кровь, но в сердце не остыла нежность. О ты, последняя любовь, ты и блаженство, и безнадежность!». Ирина почувствовала к нему жалость, как к ребенку. Незаметно для себя стала рассказывать ему историю своего замужества…

Надо сказать, что в характере Ирины было некоторое сходство с материнским. Вылетевшее слово обретало силу закона. Вот и тогда, сгоряча объявив матери, что выходит замуж, она решила действовать. Самым простым выходом был фиктивный брак, подходящую кандидатуру можно было найти среди школьных товарищей, но это было унизительно. Брак для Ирины накрепко был связан с любовью, даже в таких обстоятельствах она не могла пойти на компромисс.