— Ах, вот как…
— Но раньше со мной никогда не происходило такого…
— Чтобы вы впали в депрессию, сидя на скамейке посреди площади?
— Нет-нет. Я не встречал раньше кошек.
— Дамокл, на этой планете живут миллиарды людей, а вы решили не уничтожать ее, чтобы спасти бродячего кота?!
— Вам это кажется странным?
— Еще бы!
— Что ж, значит, тот факт, что я говорю на вашем языке и мы можем обмениваться отдельными конкретными понятиями, вовсе не значит, что мы действительно способны понять друг друга.
— Вы отдаете себе отчет в том, что люди, когда узнают о вашей истинной сущности, захотят казнить вас за тот ущерб, который вы им причинили? Вы хоть осознаете свою вину в гибели более трехсот тысяч человек?
— Именно это нам и предстоит урегулировать, Орлан. Как бы там ни было, прошу вас отбросить ханжество. С моральной точки зрения, вы не вправе осуждать меня.
— Другими словами, вы хотите, чтобы я покрывал вас.
— Именно так.
— А если я этого не сделаю?
— Тогда, вероятно, возникнет угроза моей целостности, если позволите так выразиться.
— Но вы можете разорвать связь с этой телесной оболочкой и вернуться к себе домой.
— Нет, уже не могу.
— Позвольте вас спросить почему?
— Ну, естественно, из-за Министра.
— Это что-то новенькое. Что вы имеете в виду?
— Ничего, забудьте…
— Нет, объясните!
Было очевидно, что Дамокл не нуждался в моей помощи, что он просто что-то скрывал от меня, а еще более очевидным было то, что ключом к разгадке был кот, который мурлыкал у него на руках.
— Когда вы подвергли меня воздействию вашей атмосферы, вы не только стабилизировали мое состояние…
— …но и нарушили ваш ментальный контакт с домом?
— Вовсе нет.
— Что же тогда?
— Вы сделали меня проницаемым.
— Проницаемым? Вы хотите сказать — для эмоций?
— О, нет. Физически.
— То есть с точки зрения физиологии?
— Да нет же, Орлан. С точки зрения квантовой физики.
* * *
Через полчаса после этого разговора, разместив Дамокла и Министра в своей квартире, я принял участие в совещании у Президента.
— Орлан, ты уверен, что пришелец отменит нападение на Землю? — с сомнением спросил Президент.
У него были причины сомневаться — ведь он не знал Дамокла так, как знал его я.
— Абсолютно, — ответил я. — И мне нужно потолковать с Кордой.
— Потерпи, он скоро выйдет на связь… О чем ты говорил с инопланетянином?
— Именно это я и хотел бы узнать, но нужно, чтобы предварительно физик мне кое-что разъяснил.
— Откуда тогда ты знаешь, что пришелец отменит наше уничтожение?
— Он сам сказал мне об этом.
— И в чем же причина такого решения?
— Если я скажу вам это сейчас, господин Президент, вы примете меня за легковерного идиота.
— Ты и так легковерный идиот, Орлан, но лучше оставайся им и впредь. И в чем же дело?
— Дело в коте, сэр.
Пауза.
В этот момент к нашему каналу связи подключился Корда. Воспользовавшись правом старшего не здороваться, он с ходу начал:
— Действительно, Орлан, кошка Шрёдингера — это древний теоретический эксперимент, с помощью которого доказывался феномен неопределенности.
Это был ответ на вопрос, который я послал ему пять минут назад.
— Эй-эй, — вскричал Президент, — не так быстро, Корда!
— Извините, господин Президент, все это очень интересно, даже слишком интересно, — пробурчал физик и ушел в себя.
Индикатор его эмоций стал непроницаемо-черным. Только он мог так абстрагироваться от окружающей действительности. Наконец он вынырнул из своих размышлений и сказал:
— Судя по тому, что поведал Орлану Дамокл, его мир существует на горизонте событий черной дыры. В действительности… хм, хорошее выражение… ведь речь идет именно о действительности… В действительности же я не верю, что речь идет о какой-нибудь цивилизации или вообще о мире. Боюсь, что Дамокл сам по себе цивилизация.
— А как быть с тысячей трупов чужаков, которые мы подобрали? — ехидно осведомился Мако.
— Я так и знал! — пробормотал биохимик. — Что-то там было не так…
— Подождите, господа, — вмешался Длио. — Советник по биохимии, поясните свое высказывание!
— Инопланетяне слишком походили друг на друга, господин Президент. Разумеется, некоторые отличия между ними существовали, но лишь по части одежды. А их внутреннее строение было таким, словно речь шла о серийной продукции. Я уже говорил, что это не имеет смысла. Естественно, когда имеешь дело с инопланетными существами, невольно ожидаешь каких-нибудь аномалий. Но в данном случае, если учесть еще и полное отсутствие у них ДНК, это было действительно странно.
— Копии? — предположил Президент.
— Отнюдь, — вмешался Корда. — Вовсе не копии. С точки зрения квантовой физики, Дамокл живет в другой реальности. Поэтому ему недоступно понятие времени, и по этой же причине он способен так легко управлять нашим пространством. По крайней мере, 99 процентами известного пространства Вселенной. Он живет в переменном мире с n-измерениями. Эвклиду никогда не удалось бы провести две параллельные линии на его планете. Разумеется, этот мир вряд ли можно назвать планетой в нашем обычном понимании.
— И поэтому он не может забрать туда кота, — догадался я.
— Не знаю, как остальные, а я ничего не понимаю, — сказала Мальбар.
— Корда! — воззвал Президент.
— Сэр, мы никогда не задумывались над возможностью того, что некая цивилизация может адаптироваться к жизни в мире, где нет определенных физических ограничений.
— Каких ограничений?
— В основном, принципа неопределенности. И некоторых уровней энергии. И того факта, что законы теории относительности и взаимного тяготения там не действуют. Точнее, действуют не совсем так, как у нас…
— Что означает неопределенность? — спросил Президент, он всегда стремился придерживаться строгой методики рассмотрения сложных вопросов.
— Технически она означает, что если измерение какой-либо переменной величины частицы дает дисперсию величин дельта-а, то измерение второй переменной даст дисперсию дельта-б, которая будет обратно пропорциональной дельте-а.
— Но какое отношение это имеет к кошкам? — воскликнул программист.
— Тихо, Мет! — приказал Президент.
— Я просто хочу сказать, сэр, что сейчас время не позволяет нам прослушать курс лекций по квантовой механике, о теории относительности и взаимного тяготения, n-измерениях, опытах Ашфара, демонстрациях Угмаряна, телепортации и принципе дополнительности, — продолжал Корда. — И уж тем более о всех тех открытиях, которые мы сделали за последние семьсот лет в отношении некоторых из этих теорий, и о том, что теперь у нас есть все математические основания полагать, что Эйнштейн был прав.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});