На этот раз не было разрыва в сознании, никакого ощущения страха… только медленно и размеренно колотилось сердце. Обострились, казалось, все органы чувств. Телл чувствовал запах хлорки, розовых дезинфекционных кубиков, лежащих в писсуарах. Он видел крохотные трещинки в краске на стенах и ободранные места на трубах. Он слышал стук своих каблуков, когда направлялся к первой кабине.
Кроссовки были почти засыпаны трупиками мертвых мух и пауков. Сначала их было всего ничего. Насекомым не от чего было умирать, когда кроссовок здесь не было, а кроссовок не было в кабине, пока он не увидел их там.
– Но почему я? – спросил Телл четким и ясным голосом в тишине.
Кроссовки не сдвинулись с места, и никто ему не ответил.
– Я с вами не знаком, никогда с вами не встречался, я не принимаю наркотики, которые вы продавали, и никогда не принимал. Так почему же я?
Одна из кроссовок дернулась. Послышался шорох от движения мертвых мух. Затем кроссовка – это была та, незашнурованная – опустилась на место.
Телл резким толчком открыл дверцу кабины. Одна петля заскрипела, как в настоящем готическом романе ужасов. И вот он перед ним. Таинственный гость, распишитесь в журнале, пожалуйста, подумал Телл.
Таинственный гость сидел на унитазе. Одна рука вяло лежала на коленях. Он был именно таким, каким Телл видел его в своих снах, за одним исключением: целой была только одна рука. Вторая кончалась темно-коричневой культей, к которой прилипло еще несколько мух. Только сейчас Телл понял, что он раньше не обращал внимания на брюки хозяина.кроссовок. Разве не замечаешь спущенных на ботинки брюк, если заглядываешь под дверцу кабины. В них что-то беспомощно комичное, или просто беззащитное, или одно в зависимости от другого. Телл не видел брюк хозяина кроссовок потому, что они были подняты, пояс затянут и «молния» прорехи застегнута. Брюки были старомодного фасона, с широким клешем. Телл попытался вспомнить, когда вышли из моды расклешенные брюки, и не смог. Хозяин кроссовок носил синюю рабочую рубашку, причем ни каждом кармане был вышит земной шар. Свои волосы он зачесывал направо. Телл заметил, что в проборе тоже лежали мертвые мухи. Пальто, о котором говорил Джорджи, висело на крючке обратной стороне двери. На опущенных плечах тоже лежали мертвые мухи.
Послышался звук, напоминающий скрежет ржавой дверной петли. Его издали сухожилия в шее мертвого мужчины, понял Телл. Хозяин кроссовок поднимал голову. Теперь он смотрел на Телла, и Телл увидел без особого удивления, что если исключить два дюйма карандаша, торчащего из правой глазницы, это то же самое лицо, которое смотрело на него каждое утро во время бритья. Хозяин кроссовок был Теплом, и Телл был хозяином кроссовок.
– Я знал, что ты готов, – сказал сидевший на унитазе самому себе хриплым монотонным голосом человека, не пользовавшегося своими голосовыми связками в течение долгого времени.
– Нет, я не готов, – ответил Телл. – Уходи прочь.
– Ты готов узнать правду, вот что я имел в виду, – сказал двойник Телла, и Телл, стоящий у входа в кабину, увидел круги белого порошка вокруг ноздрей Телла, сидящего на унитазе. Значит, он не только торговал кокаином, но и употреблял его сам. Он зашел сюда, чтобы сделать маленькую понюшку.
Кто-то открыл дверцу кабины и вонзил карандаш ему в глаз. Но кто убивает людей карандашом? Скорее всего тот, кто совершает преступление не раздумывая…
– Ну, это можно назвать импульсом, – сказал хозяин кроссовок своим хриплым и монотонным голосом. – Самое знаменитое в мире преступление, совершенное импульсивно.
И Телл – тот Телл, что стоял у дверцы кабины, – понял, что произошло на самом деле. Не важно, что там думал Джорджи. Убийца не заглядывал под дверцу кабины, а хозяин кроссовок забыл накинуть крючок. Два совпадения, которые при иных обстоятельствах привели бы только.к поспешному извинению и уходу. На сей раз это кончилось убийством, совершенным экспромтом.
– Я не забыл накинуть крючок, – хрипло произнес хозяин кроссовок. – Он был сломан.
Да, конечно, крючок был сломан. Но это не имело никакого значения. А карандаш? Телл был убежден, что убийца держал его в руке, когда открыл дверцу кабины, но не как орудие убийства. Он держал его лишь потому, что иногда хочется что-то держать в руке – сигарету, связку ключей, ручку или карандаш, чтобы что-то вертеть в руках. Телл подумал, что, возможно, карандаш вонзился в глаз хозяина кроссовок еще до того, как убийца решил воткнуть его туда. Затем, по-видимому, убийца тоже покупал кокаин и знал, что находится в кейсе. Он закрыл за собой дверь, оставив жертву сидеть на унитазе, вышел из здания, нашел… нашел что-то…
– Он пошел в скобяной магазин, что в пяти кварталах отсюда, и купил слесарную ножовку, – произнес хозяин кроссовок. И Телл внезапно понял, что у него теперь не его лицо, а человека лет тридцати, смутно напоминающего индейца. У Телла были светлые волосы и такими же сначала были волосы трупа, но сейчас они стали матовыми, черного цвета.
Внезапно Телл понял кое-что еще – когда люди встречаются с призраками, они всегда сначала видят самих себя. Почему?
Да по той же причине, по какой водолазы останавливаются во время подъема. Они знают, что, если будут подниматься слишком быстро, у них в крови начнут выделяться пузырьки азота и это может привести к мучениям, даже к смерти. И здесь людям угрожала кессонная болезнь, воздушная эмболия.
– Восприятие меняется после того, как вы минуете то, что является естественным, правда? – хрипло спросил Телл. – Именно поэтому жизнь была для меня последнее время такой необыкновенной. Что-то внутри меня собиралось с силами, чтобы… ну, чтобы встретиться с вами.
Мертвец пожал плечами. Мертвые мухи веером посыпались вниз.
– Расскажи мне об этом, Капустная Голова, – попросил он. – У тебя ведь есть голова на плечах. II Ночные кошмары.
– Хорошо, – сказал Телл. – Расскажу. Он заплатил за слесарную пилу. Продавец положил ее в пакет, и он вернулся обратно. Он ничуть не беспокоился. В конце концов, если кто-то уже обнаружил вас, он сейчас же узнает об этом – у двери будет стоять целая толпа. По крайней мере так он считал. Может быть, и копы успеют приехать тоже. А если все будет выглядеть нормально, он войдет в кабину и заберет кейс.
– Сначала он попытался перепилить цепь, – произнес хриплый голос. – Когда это не получилось, он отпилил руку.
Они смотрели друг на друга. Телл внезапно понял, что видит сиденье унитаза и грязные белые плитки на задней стенке позади трупа… труп превращался наконец в настоящего призрака.
– Теперь ты понимаешь? – спросил он Телла. – Понимаешь, почему этим человеком стал именно ты?
– Да. Вы должны были рассказать кому-то о случившемся.
– Нет. История – дерьмо, – произнес призрак, а затем улыбнулся такой злобной улыбкой, что Телла охватил ужас. – Но иногда знание приносит какую-то пользу… если ты все еще жив, конечно. – Труп замолчал. – Ты забыл спросить своего друга Джорджи о чем-то важном, Телл. Об этом он вряд ли честно тебе рассказал бы.
– О чем именно?
– спросил Телл, но он больше не был уверен, что ему действительно хочется это знать.
– Ты не спросил его, кто был самым крупным моим покупателем на третьем этаже. Кто остался должен мне почти восемь тысяч долларов. Кого мне пришлось перестать снабжать кокаином. Кто отправился в клинику для больных наркоманией на Род-Айленде и вылечился через два месяца после моей смерти. Кто теперь даже слышать не хочет о белом порошке. Джорджи тогда здесь еще не было, но, мне кажется, он все равно знает ответы на все эти вопросы. Знает, потому что слышит, о чем говорят вокруг него. Ты заметил, что в присутствии Джорджи ведутся разговоры, словно его даже и нет рядом?
Телл кивнул.
– И хотя он чуть заикается, в мозгу у него никакого заикания нет. Я думаю, что он все знает. Он Никогда не расскажет об этом, Телл, но думаю, что он знает.
Лицо снова начало меняться, и теперь черты, выплывающие из первобытного тумана, стали мрачными и резко очерченными. Черты лица Пола Дженнингса.