– Что вы, ваше высочество! – возмутился старый дипломат.
– Шучу я так. Увы, неудачно.
Разливаю в бокалы рубиновую жидкость.
– За здоровье нашего государя! – поднимаю бокал.
Толстой незамедлительно меня поддержал и также пожелал здоровья моему батюшке, внимательно осматриваясь по сторонам.
«Как будто у врага находится», – мимоходом заметил я сам себе, наливая новую порцию, после чего позвонил в колокольчик и попросил слугу принести нам легкий завтрак.
– Так о чем бы вы хотели побеседовать, ваше высочество? – наконец спросил меня Петр Толстой, медленно выпивая второй бокал вина.
– Ведь, насколько мне не изменяет память, вы уже восемь лет были послом в Царьграде. Вот об этом я и хотел бы поговорить.
– О моем посольстве в Османской империи? – изумился старый дипломат.
– Нет, что вы, дорогой Петр Андреевич. Я хотел бы поговорить об османах в целом, а не о вашей миссии, – засмеялся я.
– Простите мне мои седины, ваше высочество, а то я уж было подумал о том, что вам интересна вся та рутина, которой мы занимались у этих нехристей, – тут же отошел Толстой, удобнее располагаясь в кресле. – Так о чем же вы хотели узнать, царевич?
– А давайте вы сами расскажете то, что знаете, а если у меня появятся какие-нибудь вопросы, мы сразу же поговорим об этом? – с улыбкой предлагаю послу, готовясь слушать все то, о чем имею лишь смутное представление человека XXI века.
– Что ж, коли так, то разговор предстоит долгий, – сказал Петр Андреевич, разламывая пополам принесенный пирожок с черникой. – С чего же мне все-таки начать…
– Начните свой рассказ со своего назначения, ведь, насколько я помню, вам тяжко пришлось в первые месяцы пребывания при дворе султана? – участливо поинтересовался я у посла.
– Да, пожалуй, и вправду лучше начать рассказывать с моего прибытия в Адрианополь, – согласился со мной дипломат, запивая пирожок глотком вина.
«Не зря говорят: позволь старикам вспомнить молодость, и они расскажут тебе все, что ты захочешь, даже не подозревая об этом», – улыбнулся я про себя, наполняя бокал посла новой порцией вина. Сам же я предпочел налить себе ягодного морса, запасенного слугами с момента отправления в этот дипломатический поход.
– После того как в семисотом году России и тогдашнему послу в Царьграде Егору Украинцеву удалось очень выгодно заключить мир с Портой, наш государь пришел к выводу, что нам нужно иметь в Османской империи своего человека, причем человека, наделенного полномочиями и способного принимать решения от лица правителя, но не в ущерб оному, конечно, – немного покряхтев, начал свой рассказ Петр Толстой. – В силу того, что я уже имел некий опыт на дипломатическом поприще, да еще к тому же, будучи «волонтером», пару лет в Италии изучал морское дело, попутно овладев итальянским языком, узнал азы кораблевождения и навигации… – начал перечислять свои заслуги перед самим собой пожилой дипломат.
Я же стоически все это вытерпел: мне необходимы знания, а они, увы, никогда не даются легким путем. Так что пришлось мне немного подождать, пока Петр Толстой продолжит свое повествование с интересующей меня информации.
– …И вот вызвал меня наш государь-батюшка к себе и дал наказ ехать в Эдирне, основывать там постоянное посольство, при этом особо велел «с чужестранными министрами обходиться политично», дабы в дальнейшем на них опора могла быть. Но увы, это так и осталось нашей мечтой… Эх, но об этом чуть позже расскажу, – вздохнул Петр. – Также в инструкции были предписания ответить на «статьи» нашего государя, описать «тамошнего народа состояние», «какое там управление» и «которые государства из приграничных соседей в первом почитании у себя имеют», «с кем хотят мир держать и войну вести и для каких причин», вот так-то.
Так вот, приехал я в Эдирне к тогдашнему султану Мустафе Второму в конце августа семьсот второго года. Как и ожидал наш царь Петр Алексеевич, трудно там оказалось дела вести, много нахлебников и недалеких людей возле ног султана возлежало. Да к тому же османы предложили возместить убыток их греческих купцов от ограбления запорожцами, а потом и вовсе покинуть Османскую империю. Но, как вы понимаете, ваше высочество, уехать я не мог: клятву государю на кресте давал, что выполню его поручение, да и само мое пребывание сильно важно для нас было в силу того, что нужно было знать намерения басурман.
– И как же вы там остались, Петр Андреевич? – поинтересовался я у захмелевшего посла.
– А пришлось сделать небольшие уступки им, часть убытков от запорожцев покрыть, – ответил Толстой.
– Но ведь, насколько я знаю, потом-то деньги из казны на выплаты убытков купцам не поступали, – заинтересовался я.
– Да, не поступали, – сказал посол и как-то странно на меня посмотрел. – Непросты вы, ваше высочество, ох не просты. Хотя так даже и лучше, – чуть слышно сам себе сказал Петр Толстой, мотнув головой. – Как же мне удалось добиться того, что мы больше не выплачивали за наших запорожских казаков деньги? – перепрыгнул со своей мысли посол.
– Я очень хотел бы узнать это, – честно признаюсь ему.
Что делать, в школе не слишком сильно уделяли внимание тонкостям политики Петра, да и потом в военной истории больше по битвам и баталиям прыгали.
– Ну что ж, думаю, можно приоткрыть эту небольшую тайну. Хотя какую тайну? Так, хитрость небольшая. Дело в том, что я получал от азовского воеводы Ловчикова известия о набегах крымских татар на русские пограничные поселения. Естественно, я тоже кое-какие приятные сюрпризы воеводе делал, но это уже лишнее и к нашему делу не относящееся. Так что у меня имелось много сведений в обидных книгах, куда я и записывал все данные от воеводы. Как видите, ваше высочество, никаких секретов здесь, как оказывается, и нет вовсе, – заключил посол, бросая в рот горсть чернослива.
– Почему же? Есть здесь секрет – секрет ведения дел послом. Ведь именно из таких мелочей и складывается вся ваша работа. Или я неправ? – мягко возражаю дипломату.
– Правы, ваше высочество, еще как правы.
– Оставим, пожалуй, обсуждения оных действий, господин посол, давайте лучше вы продолжите свой рассказ, – немного грубовато прервал я старика.
– Как вам будет угодно, – кивнул посол. – Тем более что я каждый год составлял для Посольского приказа статейные записки. А они, насколько я помню, на пятистах листах не всегда умещались, так что, если вы захотите больше узнать об этом, просто дайте знать нужному приказу, и вам их доставят. Что-то я опять отвлекся.
– Ничего-ничего, Петр Андреевич. Я вас слушаю с превеликим вниманием.
За окном каюты солнце перевалило за полдень. «Время-то как быстро летит».
– Мое посольство нельзя назвать прогулкой. Хотя бы уже потому, что в первый год моего пребывания в Османской империи я имел возможность наблюдать за большими внутренними потрясениями этой страны, которые закономерно завершились янычарским бунтом, после которого и был свергнут с престола Мустафа Второй.
– А не могли бы вы сказать мне, почему произошел этот бунт? Не на ровном же месте они взбунтовались, – поинтересовался я.
– Да, не на ровном месте, как вы выразились. Дело даже не в том, что у султана не было никаких способностей к управлению страной, а в том, что он даже не желал заниматься государственными делами, позволив одному своему приближенному – шейх-уль-исламу Фейзуллах-эфенди, захватить в свои руки всю власть. Он, пользуясь своим влиянием на Мустафу, посадил на все важные государственные и духовные должности своих сыновей и родственников. При этом Фейзуллах отправлял любого нелояльного ему человека в глухие уголки Антиохии, – пояснил мне посол.
– А откуда, позвольте поинтересоваться, у вас такие сведения? – изумился я услышанному.
– Ну, я не просто так ем свой хлеб, ваше высочество. Так что сведения обо всех малозначащих людях я собирал, не жалея денег, да и государь наш велел хорошенько разузнать про устройство Османской империи.
– Понятно, продолжайте, прошу вас, – попросил я Толстого.