— Черт побери, да вы красотка! — бухнул Макс и смутился.
Юная сирена рассмеялась. У нее оказался глубокий низкий смех, который заставляет мужчин оборачиваться. Макс расплылся в улыбке. Кошмар, который он застал в магазине детских игрушек, постепенно отступал.
— Занятный комплимент, — сказала девушка с ирландским акцентом. — Ты тоже неплох.
Макс заметил, что она оглядела его с явным интересом. Зеленые глаза чуть прищурились, утопая в густых ресницах. Настроение Макса еще немного улучшилось.
— Я говорил совершенно искренне, — сказал он, протягивая девушке руку. — Меня зовут Макс. Макс Десевиль.
Девушка пожала руку, смеясь.
— А меня зовут Бонд. Джеймс Бонд, — поддразнила она. — Что ж, приятно познакомиться, Макс. Я — Анджела.
Несколько секунд они смотрели друг на друга, не выпуская рук.
— Что ж, Макс, чем могу быть полезна? — спросила девушка низким голосом, по-прежнему глядя ему в глаза.
— Так сразу и не скажешь, — медленно протянул Макс, многозначительно оглядывая изящное тело Анджелы, словно художник — натурщицу. — Думаю, ты можешь быть очень, очень полезна.
На другое утро он проснулся с такой чудовищной головной болью, которая могла бы свалить и носорога.
— Боже! — простонал Макс, приоткрывая один глаз и пытаясь сориентироваться в пространстве. — Я умер и попал в ад!
— Вот уж спасибо за комплимент!
Анджела приподнялась на локте, заглядывая Максу в лицо. Ее непомерно большие груди ткнулись ему под мышку, мягкие волосы кружевом накрыли плечо и щеку.
Открыв второй глаз, Макс осторожно повернул голову к девушке. Тушь образовала под ее глазами серые круги, губы были розовыми и опухшими от жадных поцелуев. Постепенно события предыдущего вечера стали возвращаться к Максу.
— Я не хотел тебя обидеть, ангелочек. Просто голова раскалывается, — пожаловался он, погладив Анджелу по плечу.
Поцеловать ее он не решился, потому что во рту было так сухо и противно, словно накануне он не просто напился, но и вылизал пепельницу.
— Ты чудо, детка, — сказал Макс, разглядывая большую грудь девушки. И как ему удалось подцепить такую красотку? — Я так паршиво себя чувствую! Словно вчера кто-то вломился в мой номер и врезал мне по голове кувалдой. Вот сюда, по затылку. Боже, ты выглядишь возмутительно свежей! Я что, надирался один? Как получилось, что мне плохо, а ты такая довольная и явно не мучаешься похмельем?
Анджела рассмеялась. Взяв руку Макса, она провела его ладонью сначала по своей груди, а потом положила себе между ног.
— Ты знаешь, какое самое лучше лекарство от похмелья?
— Ради всего святого, женщина, не добивай умирающего! — взмолился Макс. — Имей хоть каплю сострадания!
Лизнув свою ладонь, Анджела с хитрым видом спустилась вниз и плотно обхватила ладонью член Макса.
— Просто расслабься и закрой глаза. Я дам тебе небольшую фору.
К тому моменту, как Макс приехал на вечеринку к Джерри, его желудок кое-как перестал судорожно дергаться при мысли о еде, а в голове перестало стучать — да и то после нескольких таблеток аспирина. Однако сам Макс по-прежнему выглядел неважно: помятым и измученным.
— Эй, приятель, что с тобой стряслось? — спросил Джерри, завидев Макса в холле и бросаясь навстречу. — Ты паршиво выглядишь! — Он отхлебнул выдержанного шаблиза прямо из бутылки.
— Я себя и чувствую паршиво, — пожаловался Макс. — Так надрался прошлым вечером! — Он принялся пробираться вслед за Джерри сквозь толпу свежих, ароматных и богато одетых ньюйоркцев. Всюду сновали официанты в униформе, разнося гостям напитки.
— Кажется, выпивкой не ограничилось, — подметил Джерри. — Обычно спьяну ты сразу клеишь девицу. И кто та счастливица? Утром не испугался? Держи! — Он протянул Максу бокал с шампанским.
— Девочка оказалась настоящей нимфой. — Макс попытался хлебнуть алкоголя, и его едва не стошнило. — Боже, до чего же мне плохо! Боюсь, я никогда больше не смогу пить! У тебя нет колы?
— Жидкой или в порошке? — осклабился Джерри.
— Жидкой, — вяло ответил Макс, даже не улыбнувшись. — Только не диетической. Мне нужен сахар, и побольше. — Он помассировал пальцами виски. — До чего же музыка орет, кошмар!
Джерри достал из бара кока-колу, налил полстакана, а остальное пространство заполнил колотым льдом.
— Брось, Макс, эту музыку слушают только на предельных децибелах. Это же самый крутой диджей в городе! Я заказал все самое лучшее, приятель, вот так-то! Классная вечеринка, да? Или ты даже не заметил?
Как раз в этот момент мимо них прошла высокая брюнетка в мини-платье яркого апельсинового цвета. У нее были длинные ноги и высокие сапоги на шнуровке.
— Привет, Катя! — Джерри кивнул брюнетке и улыбнулся. Девушка послала ему воздушный поцелуй и растворилась в толпе.
— В общем, кончай ныть и жаловаться на головную боль. Можешь взять себе обезболивающих в аптечке, что висит в ванной, только не гунди! Отличная тусовка, парень! — Джерри хлопнул Макса по спине, отчего тот едва не поперхнулся колой. — Скоро Новый год! — Джерри звонко чокнулся бутылкой «Бекс» со стаканом друга. — Рад, что ты заехал!
Макс залпом осушил стакан.
— Я тоже рад, — пробормотал он, чтобы не казаться невежливым.
Макс уныло приплелся в помещение, где кипело основное веселье. Это была огромная комната с гигантским окном, открывающим вид на ночной город, и зеркалами во все стены. Зеркала делали зал просто бесконечным, а многократно отраженные люди казались сборищем фанатов на каком-нибудь гала-концерте. Поймав свое отражение, Макс ужаснулся и пожалел, что не надел что-нибудь более подобающее случаю. В застиранных джинсах «Дизель», растянутом свитере, который одолжил ему в аэропорту Генри, он казался деревенским жителем среди горожан.
Мрачно покачав головой, Макс подошел к изящно сервированному столу, заинтересовавшись блинами с икрой и крем-сыром. Толпа раздалась при его приближении, откатившись куда-то в сторону входа. На мгновение Макса пронзила мысль, что люди шарахаются от него, потому что их сразил запах перегара. Однако догадка не подтвердилась — гости двигались к дверям целенаправленно.
— Это она! — воскликнул какой-то юнец в дорогом костюме, спешно поправляя галстук. — Я же говорил, что она придет!
— О ком ты? — спросил Макс, торопливо откусив блин. Икринки весело лопались на зубах. Желудок почти не протестовал. — На кого все пялятся?