не помешал ей выйти замуж за Мориса Мейерсона. Он был противником сионизма. Но ради жены согласился переехать в Палестину, которая тогда мало напоминала благословенную землю, описанную в Библии. Это было пустынное и унылое место. Еврейские переселенцы гибли от малярии и голода, отчаявшиеся уезжали. Оставались самые упорные. Работа была крестьянская, но переселенцы радовались этому: они считали, что евреи должны вернуться к исконному делу – возделыванию земли.
Наделенная от природы сильной волей и железным здоровьем, Голда выдерживала каторжный труд и спартанские условия жизни в сельскохозяйственном поселении – кибуце. Здесь все работают на равных. Здесь все едят вместе и детей воспитывают сообща:
«А Морис заболел. Климат, малярия, пища, тяжелая работа в поле… Потом я часто спрашивала себя – а не приспособился бы Морис к кибуцу и физически, и эмоционально, если бы я была внимательнее, проводила с ним больше времени. Но мне в голову не приходило, что я обделяю мужа, когда готовлю для ребят, вернувшихся с дежурства, или учусь на курсах птицеводов».
Темперамент, энергия и целеустремленность Голды привели ее в политику, а ее муж желал самой обычной семейной жизни:
«Я поняла, что мое замужество оказалось неудачей. Я горько сожалею о том, что хотя мы с Морисом и остались супругами и любили друг друга до самой его смерти, мне все-таки не удалось сделать наш брак удачным.
Трагедия была не в том, что Морис меня не понимал, – напротив, он слишком хорошо меня понимал и знал, что не может ни создать меня заново, ни переделать. Я оставалась сама собой, а из-за этого у него не могло быть такой жены, в которой он нуждался».
ООН поделила Палестину на еврейскую и арабскую части. Но палестинским арабам соседние арабские страны даже не дали шанса создать свое государство. Египет и Иордания поделили эти территории между собой. Арабам, которые оказались на территории Израиля, настоятельно рекомендовали уехать: когда сбросим евреев в море, вернетесь. Так началась трагедия палестинских беженцев.
«В апреле 1948 года, – вспоминала Голда Меир, – я стояла на хайфском побережье и буквально умоляла арабов Хайфы не уезжать. Никогда этого не забуду. Мы говорили:
– Не убегайте! Вы этим навлечете на себя бедность и унижение. Оставайтесь в вашем и нашем городе!
Арабы бежали, потому что их руководство убеждало их, что это самое умное. Бежали, потому что до смерти боялись, как бы их не сочли изменниками «арабского дела».
Это действительно была трагедия. Арабам, оставшимся в Израиле, жилось легче, чем тем, кто уехал».
Она искренне верила, что евреи и арабы могут жить в одном государстве. Глава правительства Давид Бен-Гурион полагал, что палестинские арабы – это потомки древних евреев, вынужденных когда-то перейти в ислам:
– Нет никаких сомнений в том, что в их жилах течет много еврейской крови, крови тех евреев, которые в трудные времена предпочли отказаться от своей веры, лишь бы сохранить свою землю.
Вернувшись из Москвы, в 1949 году она стала министром труда. Она должна была найти кров и работу для сотен тысяч иммигрантов, прибывавших в еврейское государство.
Став затем министром иностранных дел, Голда Меир много раз предпринимала попытки начать разговор с арабскими дипломатами:
«Я часто бывала в здании Организации Объединенных Наций, и не было случая, чтобы я не попыталась завязать контакты с арабами – и, увы, не было случая, когда бы мне это удалось. Увидев издали египетского президента Насера, я подумала: а что будет, если я просто у нему подойду и начну разговаривать? Он был окружен телохранителями, да и у меня были телохранители, так что ничего бы из этого не получилось. Завидев израильтянина, арабский дипломат немедленно выходил из комнаты».
Бесплодные попытки договориться ожесточили ее. К тем, кто нападал на Израиль, она не питала жалости. Она исходила из того, что Израиль может и должен полагаться только на себя и на свою военную силу.
Больше всего она боялась проявить слабость, уверенная в том, что это смертельно опасно для еврейского государства. Один раз не ответишь ударом на удар – и шакалы разорвут тебя на части. Соседние арабские государства не могли уничтожить Израиль с помощью военной силы, они вооружали боевые группы террористов, которые брали в заложники мирных граждан, захватывали школы и пассажирские автобусы.
Голда Меир всегда отказывалась исполнять требования террористов:
– Если мы один раз это сделаем, ни один израильтянин в мире не будет чувствовать себя в безопасности.
Она твердо считала, что уступки террористам только порождают новый террор:
«После каждого злодеяния я получала потоки соболезнований. Тем не менее считается, что мы должны прийти к соглашению с убийцами, как это сделали другие государства, и позволить фанатикам-самоубийцам шантажировать нас и поставить нас на колени».
Она возглавляла правительство, когда в сентябре 1972 года палестинские террористы взяли в заложники израильских спортсменов, которые участвовали в мюнхенской Олимпиаде. Западногерманские власти действовали настолько неумело, что позволили террористам убить всех заложников. Арестованных террористов выпустили из тюрьмы, когда другая боевая группа захватила западногерманский самолет.
Для Израиля освобождение террористов было ударом. Голда Меир с нескрываемой горечью говорила:
– Похоже, в мире за решеткой уже не осталось ни одного террориста. Всех отпустили. Все капитулировали перед ними. Все, кроме нас.
В роли министра иностранных дел ей сложнее всего было иметь дело с немецкими дипломатами, она не могла забыть гибели евреев от рук фашистов. Она отказывалась говорить по-немецки, хотя учила язык в американской школе. Когда принималось решение об установлении дипломатических отношений с Федеративной Республикой Германия, ей пришлось пережить, как она сама выразилась, «тяжелую внутреннюю борьбу сердца и ума». Знавшие ее люди говорили, что она была цельной натурой и потому ей трудно давались внутренние компромиссы.
Ее непреклонность и язвительность сочетались с теплотой и сердечностью. Но в политике она знала только две краски – черную или белую. Если человек ей нравился, она его поддерживала, прощая любые ошибки и неудачи. Если ей кто-то не нравился, она не успокаивалась до тех пор, пока он не исчезал из ее поля зрения. Ее сотрудники делились на два лагеря: почитатели ею восторгались, несогласные считали ее амбициозной и мстительной.
Голда Меир предпочитала высказываться прямо и откровенно. Она обладала даром видеть мир в черно-белом свете, без всяких там полутонов, которые только мешают политику принимать быстрые и решительные меры. Выступая в кнессете, Голда Меир сказала:
– У нас нет иного выбора, кроме как наносить удары по террористическим организациям повсюду, где мы сможем их обнаружить. Это наш долг перед нами самими и перед миром. И мы исполним свой