Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Откуда ты сам?
– Из Поморья.
Здоровы же вы врать, господин королевский шут…
– А давно в Ортане?
– Больше пяти лет.
Вот это была правда, и Кантор тут же прекратил расспросы. Тем более что король опять встал… и так далее.
«Если Жак здесь больше пяти лет, значит, встречались мы до того. И расспрашивать его дальше не стоит, чтобы не засветиться самому. Хотя меня, конечно, сложно узнать… но мы могли видеться в ситуации, что ни на кого другого не подумаешь… Как же все их ненавидят, этих шестерых… Принимаешь эту ненависть, и самому убить хочется. Со всех сторон скорбь и ненависть, горе и ярость. Даже у пьяного вдрызг восемьдесят третьего паладина… Надо будет спросить Элмара: они что, пронумерованы? А вот от Жака идет только страх. Надо же так бояться… Видать, у парня действительно фобия. Разве нормальный человек может так бояться? Интересно, что чувствуют король и его кузен Элмар? Сидят в амулетах, и не прослушаешь их… И если по лицу первого паладина легко понять, что он чего-то ждет и нервничает, то по непробиваемой физиономии его величества хрен догадаешься, что под ним шатается трон, что он без пяти минут безработный… а то и покойник, хотя он тоже наверняка чего-то напряженно ждет и нервничает не меньше, чем его кузен. Встает и садится, вызывает очередного гостя, лицо спокойно, голос не дрогнет… Молодец, мужик. Достоин уважения. Если бы еще не пытался всех подставлять и использовать, цены б ему не было. Где же все-таки я мог видеть этого Жака? Или стоит попытаться вспомнить, где я мог его слышать? Может, так будет легче? И ведь зацепиться не за что… Ладно, еще сузим круг поисков…»
– Жак, а в Эгине ты был?
– Нет.
– А в Голдиане?
– Тоже нет.
– А в Лондре?
– Был.
Соврал. Итак, милый друг, нигде ты не был. Только в Мистралии. Значит, там я тебя и видел. И не до эмиграции, а после. Мне было семнадцать, когда я уехал, ты еще моложе, значит, в то время был совсем сопляком, а я тебя видел уже взрослым. Где?
Кантор глубоко и надолго задумался, перебирая в памяти последние полгода своей прежней жизни – с момента приезда на родину до ареста. Нет, не вспоминался ему этот трусливый врун. И ведь видел Кантор его именно таким – насмерть перепуганным, как сейчас. Вернее, сейчас Жак уже успокоился, а вот вначале… Может, в лагере? Нет, не может быть, в лагере они все были стрижены наголо, а этого он помнит таким, как сейчас, лохматым. Не был же он охранником – в самом деле, какой из него охранник?.. Да и не было в лагере охранников-иностранцев, кто бы им это доверил? В группе беженцев? Может быть… Хотя все равно никак не вспоминается…
Король в очередной раз поднялся, все опять почтительно замолчали, и в наступившей тишине Кантор услышал внезапный металлический лязг. Он быстро стрельнул глазами по сторонам, убедился, что никто больше ничего не услышал, и, украдкой оглянувшись, встревоженно всмотрелся в темноту галереи. Если кто-то неподалеку только что натянул тетиву арбалета, то этот кто-то может быть только там. Наверху. На темной галерее. Сам Кантор засел бы именно там. Оттуда прекрасно простреливается весь зал, а стрелка не видно, до тех пор пока он не высунется за перила. Один или несколько? Для кого? Какие у них стрелы? Чего ждут?
Минуту спустя половина вопросов отпала. Кантор четко ощутил нацеленную в него стрелу. И не одну. Но выстрела не было – либо мешал восемьдесят третий паладин, либо стрелять собирались только в случае какого-нибудь безобразия. «А ведь безобразие начнется, – подумал Кантор. – И скоро. Что тогда? Тогда, кто бы это безобразие ни начал, первую стрелу – вернее, несколько – получит наш друг из солнечной Мистралии, бедный дон Диего Тенорио, которого так боится господин Хаббард…» Вот уж влип, ну за каким хреном было соглашаться? Послал бы куда подальше Элмара вместе с его кузеном, пусть бы садился и сам эманировал, если такой хитрый… У них проблемы, а ты тут сиди, подставляйся! Что бы такого сделать? Проверять новую кольчугу как-то желания не возникает… Под стол нырнуть, что ли? Да, пожалуй, так будет лучше всего. Нырнуть под стол, а там пусть попробуют достать. Это проще, чем подавить эманацию. Да и полезнее для дела. Все-таки кому на хрен нужен переворот в Ортане? Пусть лучше этот король будет, хоть он и чересчур хитрый, но все же не такая сволочь, как те шесть господ. Опять же, в свое время помог… Ради такого дела не так уж тяжело посидеть под столом.
Кантору стало смешно. Надо же, сидит тут, решает ни много ни мало, а судьбу целого королевства! Смотри, товарищ Кантор, не возгордись! Интересно, король заметил арбалетчиков или нет? Вообще-то мог, но, с другой стороны, они пока прячутся, и их не видно… сказать или не надо?
Пока мистралиец размышлял и колебался, поднимать ли шум, он сбился со счета и не заметил, как прошли все пятнадцать выступлений. Понял Кантор это, только когда король, поднявшись в очередной раз, дал слово своему шуту, неисправимому вруну и трусу господину Жаку. Тот неохотно встал, видно было, что говорить шуту очень не хочется и вся эта церемония его раздражает. Да и трудно ему было говорить – голос не слушался и дрожал, парень явно собирался в ближайшее время расплакаться.
– Зачем? – срывающимся голосом выговорил он. – Зачем ее? Если я вам чем-то мешал, ну, убили бы меня… Но ее-то зачем? – Он замолчал, пытаясь восстановить дыхание, потом промямлил: – Простите… я… не могу.
И сел. А Кантор подскочил на месте, словно его скорпион укусил. Он вспомнил. Вспомнил этот дрожащий от слез голос, который когда-то повторял это самое «не могу» раз сто, наверное. Да, это он. Человек, которого не существует. Плод его больного воображения. Сукин ты сын, товарищ Амарго…
А еще Кантор мгновенно сообразил, что будет дальше, для чего Элмар передвинул меч на правую сторону, кто этот меч возьмет и что с ним сделает… Стало ясно, кто будет основной мишенью для засевших на галерее стрелков. Мистралиец поспешно коснулся плеча королевского шута и ощутил только ткань камзола.
Жак обернулся.
– Ты без кольчуги? – спросил Кантор, хотя вопрос был лишним.
– А зачем? – пожал плечами парень, всхлипнул и отвернулся.
М-да, действительно, в данном случае и кольчуга вряд ли помогла бы… Кантор перегнулся через Жака и, уже не заботясь о приличиях, дернул за рукав Элмара.
– Что? – отозвался тот, наклоняясь навстречу.
– Скажи королю, что на галерее прячутся стрелки, – шепнул Кантор. – И еще скажи, что Жак без доспехов.
Элмар, не задавая лишних вопросов, тут же повернулся к кузену, но было поздно. Король встал и произнес:
– Слово предоставляется нашему гостю из солнечной Мистралии дону Диего Тенорио.
Кантор поднялся, судорожно соображая, что сказать, и увидел, как Элмар наклонился к королю, как его величество резко меняется в лице и кратко что-то приказывает, торопливо расстегивая камзол… И тут зазвучала музыка. Обещанный государственный гимн Мистралии, знак уважения к иностранному гостю… Бездарное творение маэстро Морелли, старого засранца… на стихи, которые написал лично господин президент в свою честь… Убил бы за такую песенку! Задушил бы своими руками! За такие стихи вообще надо на месте расстреливать! И это государственный гимн – позорище!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});