Читать интересную книгу Удивительная жизнь Эрнесто Че - Жан-Мишель Генассия

Через семь дней и шесть ночей было принято решение освободить Йозефа Каплана. Ему позволили принять горячий душ, выдали зеленую рубашку, серый костюм (он оказался велик) и подбитые гвоздями ботинки. Парикмахер побрил арестанта, и конвойный отвел его в чистую камеру, где он провел несколько часов. После обеда Йозефа без всяких объяснений выставили за ворота тюрьмы. Он оказался на Бартоломейской, поднял голову, увидел небо и улыбнулся.

«Какая потрясающая синь!» – подумал он и увидел бегущую к нему Хелену. Она беззвучно плакала, прижимая его к себе, ощупывала лицо, как делают слепые, целовала, а он гладил ее по голове.

Они простояли, обнявшись, несколько долгих минут, потом Хелена стала задавать вопросы, но Йозеф не хотел отвечать. Ни Хелена, ни Тереза ничего не узнали о том, что ему пришлось вынести. Йозеф ненавидел нытиков (ему никто не всадил нож в сердце). Он и сам не знал, что заставляет его молчать – страх или нежелание выглядеть жертвой.

Возможно, и то и другое.

– Я здесь, мы снова вместе. Это главное.

Йозеф захотел вернуться домой пешком. Больше всего он сейчас нуждался в движении, глотке свежего – вольного – воздуха и свидании с любимым городом. Он шел, медленно переставляя ноги, и поддерживал правой рукой левую. Выглядел Йозеф осунувшимся и усталым, и Хелена с трудом сдерживала слезы.

– Не расстраивайся, дорогая, все дело в этом ужасном костюме. Где Эрнесто?

– Уехал. Улетел в Аргентину.

– Вот как…

Хелена не смотрела на отца.

– Поговорим? – мягко спросил он.

– Незачем. Слова его не вернут.

– Думаю, это к лучшему. У вас все равно ничего бы не вышло.

– Теперь мы этого не узнаем. Кстати, он очень тебя любил.

– Мне Эрнесто тоже нравился, но тебе он не подходил. Ты молода, Хелена, у тебя вся жизнь впереди.

Йозеф обнял дочь за плечо, и они медленно пошли по улице. Горестные события последних дней причинили им много боли и горя, но теперь они ощущали умиротворение и покой. Ни Хелена, ни Йозеф больше ни разу не заговорили о случившемся: чтобы жить дальше, нужно было забыть и его «случайный» арест, и ее «банальное» расставание с любимым человеком.

* * *

Йозеф изменился. Многие вещи, казавшиеся раньше не важными, приобрели для него особое значение. Он настаивал, чтобы семья непременно собиралась вместе хотя бы раз в неделю. По воскресеньям они сходились за обеденным столом, приезжал даже Людвик, урывая время от общения с любовницей (он мог видеться с Магдой, только когда «Спарта» играла на «домашнем» стадионе «Лента», потому что ее болван-муж не пропускал ни одного матча любимой команды). В «прежней» жизни Йозеф был равнодушен к торжествам, теперь он хотел праздновать все дни рождения, именины, годовщины и прочие даты. «Будем отмечать!» – так он говорил.

– Семья – все равно что хор: стоит выбыть одному, остальные начинают фальшивить.

Услышав эту фразу, Тереза и Хелена удивленно переглянулись, но дни рождения превратились в священнодействие, их праздновали в Каменице или в Праге, и Йозеф всякий раз замечал:

– Оно того стоит, разве нет?

Семья приросла одним человеком: 13 апреля 1967 года родился Антонин, розовый спокойный мальчик с ясными карими глазами. В свидетельстве о рождении, в графе «Отец», Хелена попросила поставить прочерк. Вопросов никто задавать не стал. Ее приняли в Школу кино и телевидения, и заботы о мальчике взяла на себя Тереза – у Хелены попросту не было времени. Тереза окончательно переехала из Каменице в Прагу и была совершенно счастлива. Йозефу удалось найти надежного помощника, молодого компетентного, преданного делу врача, которому он надеялся со временем передать все дела.

9 октября 1967 года семья праздновала девятнадцатилетие Хелены. По этому случаю Йозеф перенес воскресную встречу на вечер понедельника, все пришли вовремя, и никто никуда не торопился. Тереза полдня простояла у плиты, готовя праздничный ужин, а Йозеф занимался Антонином, купал и пеленал его. Хелена появилась последней, около семи, ее одежда была перепачкана известкой и краской (съемочная группа готовила декорации), она приняла душ, дала бутылочку сыну, и все сели за стол. В конце Йозеф торжественно внес в комнату шоколадный торт, и Хелена задула девятнадцать свечек – все сразу, с одного захода. Каждый член семьи поздравил ее, расцеловал и вручил свой подарок. Тереза связала лиловый свитер:

– Знаю, это не слишком оригинально, но красивый свитер лишним не бывает.

Людвик купил ей «Набережную туманов», и Хелена, обожавшая этот фильм, ужасно обрадовалась книге: она сможет внимательно прочесть первоисточник и понять, как сценарист работал над адаптацией. Йозеф протянул дочери завернутый в белую бумагу сверток размером с обувную коробку. Внутри оказался транзисторный приемник «Филлипс» в пластиковом кремово-зеленом корпусе.

– Тебе удалось! – воскликнула именинница и кинулась отцу на шею.

– Только не спрашивай, как я раздобыл эту капиталистическую технику, – засмеялся Йозеф. – Думаю, мое «дело» пополнилось еще одним доказательством неблагонадежности старого доктора Каплана. Надеюсь, он будет работать бесперебойно, ведь ближайшая гарантийная мастерская находится за «железным занавесом».

Приемник весил около трех килограммов, две металлические антенны позволяли ловить длинные и средние волны. Хелена попросила показать, как он работает, Йозеф нажал на одну из пяти кнопок, раздался треск, и он повернул левое колесико, поймав несколько станций. Один диктор что-то говорил на немецком, другой на английском, оперная музыка, дискуссия на незнакомом языке – скорее всего, на венгерском, реклама мебельного магазина на Больших Бульварах на французском.

– Это «Радио Люксембург», – сказал Йозеф.

Звуковой сигнал оповестил о начале девятичасового выпуска новостей:

«Главная новость часа: наши источники подтверждают факт гибели в Боливии Эрнесто Гевары…»

Первой мыслью Хелены было: «Нет, не может быть, это не мой Эрнесто».

Йозеф прибавил звук, и они склонились над приемником, напряженно вслушиваясь в каждое слово.

«…Обстоятельства смерти по-прежнему не ясны. Наш корреспондент сообщает, что вчера Че попал в окружение и был расстрелян в упор из автомата солдатом боливийской армии…»

«Тут какая-то путаница, погиб не он, а его однофамилец», – думала Хелена.

– «…В марте этого года Че с группой из двадцати товарищей по оружию проводил боевую операцию на высокогорных плато. Несколько недель спустя наступление захлебнулось, их окружили боливийские рейнджеры, которых, по данным некоторых источников, обучало ЦРУ. Эрнесто Че Геваре было тридцать девять лет и…»

Мир вокруг Хелены завертелся с бешеной скоростью, перед глазами замелькали какие-то расплывчатые картины, в ушах зазвучал истошный крик, позвоночник обдало волной жара, и она потеряла сознание.

Хелена больше никогда не праздновала свой день рождения. Она вычеркнула эту дату из календаря и лет десять не могла не то что назвать, но даже написать число, месяц и год, в который родилась.

Мое имя Хелена Каплан, и мне одной известна истина. Он уехал чуть меньше года назад и ни разу не подал о себе вестей, но все это время я сохраняла безумную надежду на новую встречу. Мне скажут – «это нелепо», но разве можно перестать надеяться, когда внутренний голос твердит: «Не сдавайся, еще не все потеряно». Я верила, что он вернется и заберет меня и Антонина. Нас разлучили, но наша любовь не угасла по приказу сверху, и Рамон останется со мной навсегда.

На факультете ходили слухи о партизанской войне в Боливии, но газеты о ней не пишут, и никто не знал, что он там. Если подумать, эта политически абсурдная и неподготовленная затея была заведомо обречена на провал, а ее участники – на смерть, как кавалеристы, бросающиеся с саблями наголо на пулеметы. Героическое и глупое поведение. Эрнесто остался один. Они позволили ему убить себя и пальцем не шевельнули, чтобы помочь. Как будто хотели избавиться от него, потому что мертвый Гевара им куда полезней живого. Ни один мало-мальски здравомыслящий человек никогда бы не сунулся в это осиное гнездо, вглубь страны, где почти никто не говорит по-испански. Местные индейцы относились к нему как к опасному мечтателю. Разве человек с его опытом мог ввязаться в подобную авантюру, не имея ни денег, ни оружия, ни медикаментов, ни средств связи, повести несколько десятков оборванцев в бой с боливийской армией, которую, как всем известно, поддерживает ЦРУ? Это было не сражение, а охота на человека, запрограммированное убийство. У Рамона не было шансов выпутаться, обмануть судьбу, он пожертвовал собой ради счастья других, остался верен своему представлению о борьбе, вышел с ружьем против всего мира.

Да, правда в том, что он покончил с собой.

* * *

Людвик ликовал. Успех был скромным, но он был. Сторонники нового секретаря Коммунистической партии Чехословакии Александра Дубчека и президента Свóбоды были близки к успеху. Они выдвинули программу глубинного реформирования политической жизни страны: отмена цензуры, свобода прессы и передвижений, ограничение полномочий полиции, отказ от государственного регулирования экономики и жесткого административного централизма, участие рабочих в управлении предприятиями, введение федерализма.