над холмами, лесами, мелкими реками. Три круглые, толстые и мощные башни выступали вперед из зубчатых стен — Южная, Надвратная и Красная. Стража заранее заметила приближение отряда, и мост стал опускаться. Скрипели железные цепи.
Ожидая, Джейн пыталась осмотреться. Бросила взгляд на ров — широкий, до половины наполненный мутной, черной водой. От воды тянуло болотной гнилью, а чуть дальше, в зарослях осоки, во рву плавали утки.
— Вернулись, наконец-то вернулись! — вопил с барбакана какой-то увалень — одноглазый, рябой, уродливый. — Приветствую вас, милорд граф, и вас, сэр Уил!
— Победа, милорд? Вы вернулись с победой? — кричали какие-то люди со стен и со двора. — Как там турнир в Бедфорде? И что это за дамочка рядом с вами?
Была поднята железная решетка. Зацокали копыта по деревянному мосту, и отряд въехал в первый двор замка. Повеяло резким запахом мочи и нечистот, так, что Джейн заставила лошадь идти быстрее. Здесь, на первом дворе, располагались, насколько она могла судить, конюшни, погреба, кухни и жалкие, покосившиеся лачуги — очевидно, жилища наемников.
Двор был вымощен старыми, разрушающимися каменными плитами, сквозь трещины в которых летом, несомненно, растут трава и сорняки. Донжон, занимавший основную площадь первого двора, был, вероятно, много старше всего остального в замке — осевший, почерневший от времени, с узкими-узкими окошками в зубцах наверху. Подняв глаза, Джейн содрогнулась: на верхней площадке донжона ветер раскачивал труп повешенного.
— С нами крестная сила! — Ее рука вновь поднялась для крестного знамения. — Что же это такое?
Уильям нахмурился. Глянув вверх лишь одним глазом, он сразу понял, кто именно там повешен. Никто иной, как Гарри Лимбах, крещеный иудей, у которого он недавно занимал деньги…
— Что тут случилось? — спросил Уильям.
Наемники загалдели, размахивая руками:
— Этот христопродавец требовал денег, сэр! Посмел явиться аж сюда со своими вымогательствами! А ведь его не раз предупреждали, чтоб он нам не докучал! Мы давно поклялись освободить вас от него и вот представился случай разделаться. Чтоб не приставал к христианам… А свиту его пинком выгнали вон!
— Снять его сейчас же, — распорядился Уильям, досадуя на то, что его не в меру верные слуги именно теперь преподнесли ему подобный сюрприз, — снять, говорю же вам! Не хватало еще таких украшений для нашего замка!
— Снять-то снять, — отозвался старый граф, — а в целом ребята поступили верно. Проходу не было нам от этого еврея!
Джейн не смотрела на супруга, но к горлу подступало невыносимое отвращение. Не в привычках благородной леди было жалеть крещеных иудеев, однако, изучив немного Говардов, она подозревала самое худшее: наверняка они не хотели отдавать долгов. Какая низость! А эти его люди — настоящая орда бандитов! Она, направляясь сюда, все-таки надеялась, что ей окажут какой-то прием. Как бы не так — ее разглядывали дерзко, жадно, непочтительно, будто Уильям не жену привез, не даму из рода Бофоров, а какую-нибудь девку для развлечения. На миг ей даже стало страшно. В каком месте она очутилась, среди какой банды и притом совсем одна…
Уильям, будто угадав эти мысли, прикрикнул:
— Ну-ка, всем обнажить головы и стоять смирно перед госпожой!
Удивленный гул пробежал по толпе наемников. Уильям грозно продолжил, дождавшись, пока они стащат с голов войлочные шляпы и колпаки:
— Да, так и есть. Эта молодая дама — новая леди Говард, будущая графиня Ковентри. Она из рода Бофоров, дочь самого герцога Сомерсета, дама благородная и знатная, так что…
Одноглазый увалень, ухватившись за стремя Уильяма, дерзко ухмыльнулся:
— Так чья же все-таки она жена? Вы на ней женились или, может, ваш отец? Что-то непонятно.
Рассвирепев, Уильям так ударил нахала носком сапога, окованного железом, в грудь, что тот отлетел на несколько шагов назад и рухнул на землю, разбив голову.
— Я на ней женился, придурок! И если кто-нибудь еще посмеет ухмыляться в присутствии моей супруги, тот живо закачается вон там на донжоне, вместо Гарри!
На него теперь поглядывали испуганно. Да и Джейн впервые видела мужа в такой ярости. То, что он вступался за нее, гордости не вызывало. Наоборот, стало еще неуютнее, чем прежде. Он так необуздан. Каково же иметь такого грубияна и, наверное, убийцу, супругом?
Дальше все было так же скверно. Внутреннее убранство замка Джейн нашла кошмарным. Камины дымили и чадили, повсюду гуляли сквозняки, по длинным холодным галереям бродили собаки и мочились в каждом углу. Да, особенно удручали неприятные запахи. Полы были устланы несвежим, грязным, а то и полусгнившим тростником, сальные свечи отвратительно коптили, поэтому все — потолочные стропила, оружие на стенах, старые драпировки — потемнело от чада. Мебель была старая, разномастная и самая скудная. Если что и было хорошего, так Джейн подозревала, что оно награблено. Все свидетельствовало о беспутной жизни хозяев, их безалаберности и бедности. Джейн не сдержалась:
— Сколько лет род Говардов владеет этим замком?
— Король Джон[92] сделал нас графами, — ответил Уильям, — за то, что мы верно ему служили.
— Неужели столь знатный род за двести пятьдесят лет владения графством не нажил никакого богатства?
— Э-э, все дело в том, что король Гарри Третий[93] на время отобрал графство у Говардов и здорово нас ограбил.
— За что?
— За то, что мы сражались на стороне Монфора.
Именно это Джейн и подозревала. Это в крови у Говардов — злоумышлять против королей и быть заодно с мятежниками. Но, конечно, же, объяснения Уильяма были нелепы. Вовсе не потому замок был так страшен и беден, что двести лет назад король покарал Говардов. Причина в другом. И сколько ж сил потребуется, чтобы хоть немного исправить все это… «Надо, чтобы мне поскорее прислали денег, — беспокойно подумала Джейн. — Пусть до самих Говардов мне особенного дела нет, но не могу же я сама все время жить в таком ужасном месте. Нужно сделать хоть что-нибудь, иначе я здесь не выдержу. Да, надо, чтобы брат прислал мне денег из моего приданого…»
Повар был скверный, еда — никудышной, да и вообще, все казалось таким грязным, что Джейн брезговала есть. Впрочем, страшная усталость и вовсе притупила чувство голода. К счастью, она поняла, что в замке у них с Уильямом будут отдельные покои, так что можно будет как следует отдохнуть. Уильям сам проводил жену в отведенные комнаты, распахнул перед ней низкую дубовую дверь, окованную полосками железа:
— Здесь жила моя мать, леди Изабелла. С тех пор сюда мало кто входил. Вам понравится здесь, Джейн, уверяю…
Он впервые назвал ее по имени и ему действительно хотелось, чтобы ей понравилось. Джейн переступила порог: повеяло не