— Я просил? — возмутился Ершов.
— Да! Кроме того здесь наброски договора. Тебе нужно будет получить разрешение всех, или большинства европейских стран на «принуждение Японии к миру». Считай, что едешь на курорт, поправить здоровье.
— Что-то Вилкокс оттуда, из этого санатория, слинял, приехал сюда.
Адреналинчику захотелось. Тебя тоже в Европу ничем не заманишь.
— С моей-то рожей!?
— Кому интересен белый человек в европейской одежде бегло говорящий по-английски? Другое дело весь татуированный или с ирокезом…, или, как ты, с жуткими шрамами на лице, бритый наголо. Нужно возбудить интерес публики. Например, рассказы любовниц (светских львиц) о боевой раскраске в нетрадиционных местах; возможно, длинные ногти разрисованные сценами пыток врагов; китайская косичка с бриллиантовой герцогской короной на конце, — понесло Ершова.
— Бриллиантовая корона на конце? Это что-то!!! — нескромно захихикал Гусев.
— На конце косички, — поправился Николай.
Ершов замолчал. Настроение у него скакало от пугающей депрессии до истеричного смеха. С головой происходили жуткие неполадки. Она постоянно болела, Ершов слышал непонятные, посторонние шумы.
— Марта уезжает, — признался он Володе.
— Сделай ей предложение, и поезжайте вместе в свадебное путешествие по Старому Свету.
— Предложение? — растерялся Николай, — Володя, я не уверен, что у нас всё так серьезно.
— Коля! Маленькая просьба, вместо соляра закажи в США обычную нефть, а то они возят мазут, в результате мотористы замучались парафиновые пробки керосином промывать, а коксовые пробки — это полный песец.
— Разгильдяйство, твою мать!!! Соляр им плохой! — Ершов сразу воодушевился. Он любил разговоры о железе.
— Коля, Клячкину передай, чтобы он организовал сбор средств жертвам японского феодализма. Фотографии и письма ему передай, про ужасы зверей-японцев он сам придумает.
— Володя, ты до летнего поджога порта, что планируешь делать?
— Захват Окинавы. Восстановим королевство Рюкю, захваченное японцами пятнадцать лет назад, хотя король Сё Тай находится в плену, в Японии. Я договорился с вербовщиком из Австралии, которому мы сбывали китайских кули и японских пленных с Кауаи, в первых числах мая он приведет свои суда на Окинаву. Разведка доложила, что там небольшие гарнизоны, мы справимся. Японцы сразу завербуются на строительство железной дороги в Австралию, иначе, без оружия их вырежут рюкюсцы, они ведут партизанскую борьбу против японских захватчиков и ради этой борьбы создали искусство каратэ.
— По поводу каратэ — это твои фантазии, — покровительственно рассмеялся знаток боевых искусств.
— Наплевать. Слушай дальше. В трехстах километрах от Окинавы и в шестистах от Японии расположены острова Бородино. Там я оборудую пиратскую базу. В бумагах координаты для Сергея, пусть он организует снабжение топливом. Я собираюсь захватывать японские пароходы. К июню жду новый японский флот на Гавайях. К этому времени мне понадобятся твои новые торпеды, с запасом хода на четыре километра. Катера в океане, как выяснилось неэффективны.
— Собираешься стрелять с берега?
— У нас нет береговой артиллерии, и японцы подходят достаточно близко.
— Думаю, без меня работы по торпедам и катерам остановились. Сам выбирай: или новые торпеды, или моя поездка в Европу.
— Я рискну. Европа!
* * *
Николай увез в США и Европу не только рекомендательные письма, но и множество фотографий страшных разрушений, плачущих жителей и бесконечных рядов одинаковых могил. Ершов попросил европейских переселенцев написать своим знакомым и родственникам письма, и обещал передать их лично.
Общественное мнение в Европе нужно было формировать в правильном направлении.
* * *
Через два дня после отъезда Ершова пароход привез в Гонолулу Франческу и Клаудию. Отдуваться за Николая пришлось Гусеву. Просто удивительно, насколько богата фантазия сплетников. Гусев не мог убедить Франческу, что Николай и Марта не были любовниками, что их совместные прогулки на рынок — это просто прогулки на рынок, а во время пары встреч в госпитале
— Ершов совершенно вне подозрений. Доказательства бесстыдной связи были у Франчески самые веские: «все говорят».
— Я жалею, что не предупредила мисс Клаудию о его моральном падении во Владивостоке, — гневно заявила Франческа.
— А я жалею, что Николай дает тебе слишком много карманных денег. Иначе сидела бы ты, вместе со своей училкой, во Владике и не создавала лишних хлопот мне здесь, — не выдержал Володя. Он бывал недостаточно деликатен с дамами.
— Отец часто повторяет: «Если меня рядом нет, обратись к дяде Володе, он поможет». Он неправ?
— Прав. Прав! Тысячу раз прав! Тем более тебе не нужно возводить на отца напраслину. Его чуть не убили. Дважды! Ты должна пожалеть отца и промолчать о его маленьком, безобидном увлечении, а не распалять ревность Клавы.
— Но все говорят…
— … что немощный, тяжелораненый Ершов, изображал из себя донжуана…, ха! Три раза ха-ха!
— Отец действительно был так сильно ранен?
— Да. И, к тому же, потерял много крови. Жаль, что у меня связаны руки, не могу испортить имидж страны местью. Знаешь, Франческа, у господ президентов и премьер министров руки по локоть в крови, а нам приклеят ярлык: «Империя зла» — сто лет не отмоешься, — с огромным сожалением произнес Гусев, и добавил, — Я бы всю эту шайку под корень!
— Императора Японии и премьера? — не поняла Франческа.
— И их тоже, — согласился «миролюбивый, не любящий убийств» Гусев, — Но, увы, мы готовимся с Робертом в поход, где пострадают, в основном, простые солдаты и матросы.
* * *
Ждать результатов вояжа Ершова по США и Европе Гусеву и Вилкоксу казалось глупым. Полтора месяца в пути туда, еще полтора обратно, да пару месяцев на подкуп чиновников и лоббирование соответствующего заявление МИД или госдепа, а там, смотришь уже японо-китайская война.
Петька организовал прощальный банкет для всего комсостава. Самогон, отфильтрованный через активированный уголь, ничем не уступал традиционному дорогому биологическому способу: коагуляции сивушных масел с помощью молока и яичного белка, и окончательной очистке свежеиспеченным ржаным хлебом. Разве что, времени уходило на это много: три недели. Опытные спецы, умеющие по обычной бумажке, без термометра, определить температуру кипения в 80 градусов, считали главным — отделить первач и сивушные масла на стадии перегонки.
Как бы то ни было, но самогон был лучше привозного вискаря, однозначно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});