По ее щеке скатилась слеза, а затем еще одна, застав Мэрилин врасплох. Мэрилин не была эмоциональной, она отказывалась быть такой. Просто не могла себе этого позволить. Она закрыла свои эмоции на замок, когда с браком было покончено. Ведь эмоции слишком дорого обходились.
Звук приближающихся шагов заставил ее выпрямиться и стереть с лица слезы. И она почему-то не удивилась, что непрошеным гостем был Джон.
— Я читал о твоем отце. Мои соболезнования.
Он стоял на некотором расстоянии от нее и смотрел на воду. Небо было безоблачным и ярко-голубым, практически не ощущалось ветра.
— Спасибо.
Паром, который путешествовал от Бремертона до Кедровой Бухты, направлялся к пирсу. Мэрилин сконцентрировалась на нем, вместо того чтобы смотреть на Джона. Он не уходил, а ей хотелось побыть одной. Если она не возобновит разговор, вероятно, он догадается и уйдет.
— Прости, что говорю об этом сейчас…
— Тогда и не стоит, — попросила Мэрилин.
— Ты не оставила мне выбора. — К чести Джона, надо сказать, что его голос звучал так, словно он извинялся. — Если бы ты сказала мне о ребенке, мы могли бы…
— Мы могли бы что?! — закричала она. — Избавиться от него?
Ее гнев поразил Джона. Он застыл, а затем поднялся по проходу, чтобы встать прямо перед Мэрилин.
— Нет, Мэрилин, мы смогли бы разобраться, как цивилизованные люди. А ты обманула меня. Ты позволила мне думать, что все хорошо.
Она склонила голову и посмотрела на свои ноги.
— Ты ошибаешься. Все в порядке. Я собираюсь растить моего ребенка.
— А вот здесь ты ошибаешься — это не твой ребенок, этот ребенок — наш.
— Нет. — По ее позвоночнику пробежал холодок.
— У отцов тоже есть права.
— Сколько это будет стоить? — Мэрилин похолодела внутри.
— Что? — Джон нахмурился, очевидно сбитый с толку.
— Сколько тебе нужно денег, чтобы оставить меня и моего… меня и ребенка в покое? — потребовала она ответа.
Джон смотрел на нее долгим, пугающим взглядом.
— Ты хочешь заплатить мне, чтобы я не участвовал в жизни ребенка? Именно это ты предлагаешь?
Мэрилин кивнула.
— Ни за что! — Голос Джона звучал зло и раздраженно. А затем он абсолютно озадачил ее, спросив: — Кто сказал тебе?
— Сказал мне что? — Должно быть, есть нечто такое, что она смогла бы использовать против него.
— Если ты не знаешь, тогда не думаю, что тебе стоит вручать еще одно оружие против меня.
Ее мысли бешено закрутились вокруг всего того, что она знала о Джоне, а информация была довольно скудна. Джон работал шеф-поваром, был талантливым фотографом и получил в наследство от дедушки невероятный участок земли. И это, пожалуй, все, что Мэрилин знала о нем — за одним маленьким исключением. Он поразительный любовник. Эта последняя мысль заставила ее живот напрячься.
— Когда ты сделал мою фотографию?
Джон не ответил, но продолжал стоять на своем месте.
— Я видела снимок в Сиэтле. Это я, Джон. Думал, я не смогу узнать себя?
Подняв глаза, она увидела, что Джон усмехается, будто смущенный тем, что Мэрилин узнала нечто нежелательное. Ну что ж, она узнала, и это ей не нравилось.
— Я не думал, что ты когда-нибудь увидишь тот снимок, — признался Джон, сунув руки в карманы.
— Конечно, ты не думал. Ты преследовал меня, Джон? Когда ты сделал фотографию?
Джон опустился на скамью в нескольких шагах от нее и неотрывно смотрел на водную гладь и выступающие вершины горы.
— Мы взрослые люди. И должны суметь прийти к соглашению по поводу ребенка.
— Если ты не хочешь денег, тогда что тебе нужно?
— Мой сын, — ответил Джон. — Или моя дочь.
— Почему? Почему мой ребенок важен для тебя? Это мужская гордость? Или месть? Или что?
Джон покачал головой:
— Ребенок есть ребенок, и это — куда больше того, что я ожидал от жизни. — Его голос излучал злость. — Я многое бросил за эти годы, но не собираюсь уходить от своей плоти и крови.
Вот теперь Мэрилин по-настоящему начала бояться. Его интерес к ребенку был не тем, чего она ожидала. Она абсолютно неправильно поняла его в тот раз перед Рождеством. Основываясь на своем прошлом опыте, она поверила, что Джон не захочет иметь с ребенком ничего общего.
— Хорошо, — с неохотой проговорила Мэрилин. — Давай поговорим. Как ты хочешь участвовать?
— Я хочу совместную опеку.
— Ни за что в жизни! — Ее реакция была бурной и немедленной. — Я не могу сделать этого.
— Почему?
— А что ты знаешь об опеке над младенцем?
— Так же много, как и ты. — Джон пожал плечами.
— Ты работаешь по ночам, — заспорила Мэрилин.
— А ты работаешь днем. Это отличная договоренность. Наш ребенок будет с родителем все время.
Желудок Мэрилин скрутился в огромный узел.
— Это слишком сложно, мы постоянно будем перевозить ребенка из одного дома в другой.
— Ты спросила, чего хочу, — я ответил, — продолжил Джон. — Совместная опека под номером один в моем списке, но еще я хочу присутствовать в больнице, когда ребенок родится.
— Ты хочешь быть там? И по какой это причине?
Он проигнорировал ее вопрос.
— Ты уже выбрала, кто будет присутствовать при родах?
— Моя мать.
— Хорошо, пусть твоя мать идет с тобой, но после того, как ребенок родится, я хочу первым взять его на руки.
— Нет!
Все становилось слишком сложным, слишком безрассудным. Мэрилин хотела, чтобы он оставил ее в покое. Сегодня она уже прошла через одно тягостное событие и не была готова разбираться со вторым. Она устало спросила, добавив в голос нотку сарказма:
— Ты хочешь чего-нибудь еще?
— О да, в моем списке еще несколько пунктов.
— Я этого и боялась.
— И твой ответ будет таким же, верно?
Оглядываясь назад, Мэрилин понимала, как была наивна, полагая, что Джон такой же, как Клинт, и потребует избавиться от ребенка. Она была еще наивней, считая, что Джон может захотеть не иметь к ребенку отношения.
— Почему ты не можешь быть таким, как другие мужчины? — с раздражением пробормотала Мэрилин. Как Клинт, например.
— Я? — отозвался он. — А почему ты не можешь быть такой, как другие женщины, которые используют ребенка в качестве инструмента и способа манипулирования мужчинами?
— У тебя достаточно искушенная точка зрения на женщин.
— Не искушеннее твоей на мужчин.
Тут он ее сделал.
— Ладно, — примирительно проговорила Мэрилин.
Он позволил разговору прекратиться на мгновение, а затем повернулся к ней.
— Мэрилин, мы можем прийти к компромиссу? Ты позволишь мне быть частью жизни ребенка? Быть отцом моему ребенку?
То, что он задал этот вопрос в тот день, когда она похоронила отца, было иронией, которую она никогда не забудет.