— Кто этот молодой человек? — тихо и с расстановкой спросил более щепетильный из свидетелей. — Мне кажется, я где-то его видел. Здешний ли он?
— Мне об этом ничего не известно, — сказал Брайдлсли, который, подобно всем другим жителям Англии тех времен, отвечал на вопросы этих малых с почтением, какое оказывают в Испании инквизиторам. — Он не здешний, точно, не здешний. Я его никогда не видывал; ручаюсь, что это дикий, необъезженный жеребенок; однако он не хуже моего знает толк в лошадях.
— Теперь я припоминаю, что видел лицо, похожее на него, в собрании иезуитов в таверне «Белой лошади», — сказал Эверетт.
— А мне помнится… — начал было капитан Дейнджерфилд.
— Полно, полно, господа, — произнес повелительный голос Топэма, оставим ваши воспоминания. Мы знаем, чем они могут кончиться. Но заметьте себе, что вы не должны гнать зверя, пока вас не спустят со сворки. Этот красивый молодой человек любезно отдал свою лошадь палате общин. Ручаюсь, что он знает, как обходиться с вышестоящими, и вряд ли у него хватит денег, чтобы заплатить издержки за взятие под стражу.
Эта речь заключила разговор, который Певерил счел за лучшее дослушать до конца, ибо исход его мог решить его участь. Теперь разумнее всего казалось незаметно оставить город и кратчайшим путем ехать в отцовский замок. Отправляясь к Брайдлсли, Джулиан расплатился в гостинице и захватил сумку, в которой лежало все необходимое, так что ему не нужно было туда возвращаться. Он решил проехать несколько миль, не останавливаясь даже для того, чтобы накормить лошадь, и, хорошо зная местность, надеялся достигнуть замка Мартиндейл прежде почтенного мистера Топэма, седло которого должны были еще набить волосом и который, вероятно, будет ехать осторожно, избегая тряски.
Рассуждая таким образом, Джулиан поспешил в Уоррингтон — место, которое он хорошо знал; однако, не останавливаясь там, он переехал Мерсей по мосту, построенному одним из предков его друга графа Дерби, и направил свой путь к деревне Дишли, находящейся на границе Дербишира. Он мог бы доехать туда быстрее, если б лошадь у него была получше. Дорогою он не раз проклинал важную чиновную особу, отнявшую у него отличного коня, чем и утешался, пробираясь наугад по дороге, знакомой ему теперь лишь весьма поверхностно.
Наконец возле Олтрингема Певерилу пришлось остановиться, чтобы поискать тихого и уединенного места для отдыха. Он увидел несколько домиков; лучший из них служил в одно и то же время трактиром и мельницей; и вывеска, на которой был изображен кот (верный союзник хозяина в защите его мешков с мукой) в ботфортах, как у сказочного Кота в сапогах, для пущей важности играющий на скрипке, возвещала приезжим, что Джон Уайткрафт соединял в одном лице два честных ремесла — мельника и трактирщика — и, без сомнения, взимал дань с публики и в том и в другом качестве.
Подобное место для путешественника, желающего остаться неизвестным, обещало если не лучшее, то по крайней мере надежное убежище, и Джулиан остановился у вывески «Кот со скрипкой».
Глава XXI
Настало время зла, кровавых планов —
Ждем что ни день напасти от смутьянов.
Отвэй
У дверей таверны под вывеской «Кот со скрипкой» Джулиана приняли с тем вниманием, какое обыкновенно оказывают постояльцам в гостиницах низшего разбора. Оборванный мальчишка, исполнявший должность конюха, отвел его лошадь в прескверную конюшню, где, однако же, не было недостатка ни в корме, ни в подстилке.
Убедившись, что о лошади, от которой зависел успех его путешествия и, может быть, даже его безопасность, как следует позаботятся, Певерил вошел в кухню, служившую также гостиной и залой маленькой харчевни, желая узнать, чем могут накормить его самого. Он очень обрадовался, услыхав, что в доме находится всего лишь один проезжий; однако радость его уменьшилась, когда ему сказали, что он должен либо уехать без обеда, либо разделить с этим постояльцем единственное во всем трактире блюдо, состоящее из форелей и угрей, которых хозяин наловил в ручье, заставлявшем вертеться колесо мельницы.
По особенной просьбе Джулиана хозяйка согласилась прибавить к обеду еще одно питательное кушанье, а именно — яичницу с ветчиной, чего она, быть может, и не стала бы делать, если б зоркий глаз Певерила не открыл висевшего в закопченном углу свиного окорока, частью которого ей волей-неволей пришлось пожертвовать.
Хозяйка, плотная бабенка лет тридцати, чья миловидность и опрятность делала честь выбору ее нежного супруга, веселого мельника, стояла в своих владениях у огромного старинного очага, на котором готовились яства для ублаготворения утомленных путников. Сначала добрая женщина, казалось, вовсе не была расположена хлопотать ради Джулиана, но красота, статность и любезность нового гостя скоро привлекли ее внимание, и, занимаясь стряпней, она то и дело бросала на него ласковые и жалостливые взгляды. Густой запах яичницы с ветчиной уже наполнил комнату, а шипение сковородки сопровождалось бульканьем воды в горшке, в котором варилась рыба. Стол накрыли чистой полотняной скатертью, и все было готово к обеду, которого Джулиан ожидал уже с некоторым нетерпением, когда в комнату вошел постоялец, который должен был разделить с ним трапезу.
К великому своему удивлению, Джулиан с первого же взгляда узнал в нем того самого худощавого и бедно одетого незнакомца, который так услужливо давал ему советы, когда он в первый раз торговался с Брайдлсли. Недовольный навязанным ему обществом, Джулиан был особенно раздосадован при виде человека, который мог иметь некоторые притязания на знакомство с ним, в то время как обстоятельства требовали от него величайшей осторожности. Поэтому он отвернулся от посланного ему судьбою сотрапезника и, притворившись, будто смотрит в окно, решил без крайней необходимости не вступать с ним в разговор.
Незнакомец между тем пошел прямо к мельничихе, погруженной в хозяйственные заботы, и спросил, зачем она жарит яичницу с ветчиной, когда он велел приготовить ему одну только рыбу.
Хозяйка с важностью повара, занятого своим делом, некоторое время не удостаивала своего гостя ответом, притворяясь, будто не слышит его выговора, и наконец недовольным повелительным голосом сказала:
— Если вам не нравится ветчина из моего собственного борова, откормленного горохом и отрубями, если вам не нравится яичница из свежих яиц, которые я своими руками принесла из курятника, — тем хуже для вашей милости; быть может, найдутся люди, которым они понравятся.