Читать интересную книгу Король казино - Фридрих Незнанский

Исправить допущенную ошибку.

Правильно. Тот не ошибается, кто ничего не де­лает...

Хотели как лучше, а получилось, как всегда?

Турецкий и Лиля посмотрели друг на друга и гром­ко расхохотались.

И он еще смеется! — сказала Федотова.

Не смеюсь, а плачу, — нахмурился Турецкий.

Саня, давай, я помогу тебе. Ты пиши, а я тут же внесу твое спецсообщение в компьютер.

К вечеру спецсообщение было готово.

Вот что значит соавторство, — улыбнулся Турец­кий, — уложились в двенадцать страниц. И фабула отлично изложена. И доказательства в стройную сис­тему уложили. Спасибо, помощник!

И Турецкий от полноты чувств вдруг крепко обнял женщину и поцеловал в губы.

Ты что делаешь, Турецкий? Дурачок... Бабник... Дверь-то хоть закрой...

В ожидании Ларисы Саргачев нервно расхаживал по комнате. В последнее время Лариса Ивановна много пила, с вина она перешла на более крепкий напиток, француз­ский коньяк, но Саргачев подозревал ее в худшем, в упот­реблении наркотиков. Симптомы, хорошо ему известные по Афгану, были налицо. Расширенные зрачки, ненор­мальное оживление, разговорчивость, смех без видимой причины, а утром вялость, собачья тоска в глазах. Боль­шой, невыносимой ломки пока не было, но и она, похо­же, не за горами. Следов от уколов на руках Саргачев не видел, вероятно, Лариса применяла «царскую смесь», чи­сто российское изобретение, когда в равных долях сме­шиваются кокаин с героином и смесь высыпается в рот.

Саргачев не имел привычки рыться в вещах своей жены, но в этот вечер, машинально зайдя в кабинет Ларисы, он открыл ящик письменного стола, и подо­зрение подтвердилось. В ящике лежали пакетики и с героином, и с кокаином, и было их немало. Саргачев, потирая ладонями лицо, покинул кабинет, вошел в сто­ловую, налил полный бокал коньяку и выпил.

Иногда Саргачев жалел, что не свел счеты с жизнью тогда, придя домой после встречи с бывшими своими друзьями, бывшими своими подчиненными, для кото­рых его слово являлось законом, братьями по оружию, «русскими волками». Остановила его от последнего шага тогда Лариса, сообщив о смерти матери. А с другой сто­роны, как бы жила она, ведь, по сути дела, единствен­ным верным человеком остался для нее он, Валерий Сте­панович Саргачев. И она понимает, чувствует это.

Валерий подошел к окну. На воле, вдоль песчаной дорожки, мерцали желтоватые фонари. Было пустын­но, дул ветер. Сквозь ветви деревьев блеснули фары и потухли, оставив лишь тусклый свет подфарников. Приехала. А вот и сама идет по дорожке, зашла в подъезд особняка.

Лариса Ивановна как-то странно глянула на Вале­рия, прошла в гостиную и села в кресло. Она сидела, уронив руки в подол строгого костюма, сидела долго, молчала, потом, словно очнувшись, налила немного ко­ньяку, выпила, остановила взгляд на Саргачеве.

Их всех ожидает расстрел!

Саргачев промолчал.

Ты слышишь? Их наверняка расстреляют! — громким шепотом повторила Лариса.

Всех? Откуда ты знаешь?

Всех, чином не ниже подполковника. А знаю это от своего друга, первого вице-премьера.

Сколько человек?

Двадцать девять.

Саргачев с сомнением покачал головой.

Ты беседовала с премьером?

Он меня не принял.

Значит, ты беседовала только с первым вице-пре­мьером?

Все они, как он выразился, блатные, «шестер­ки». И решение об их участи принято на самом верху!

Почти полночь, — глянул на часы Саргачев. — Где ты пропадала?

Я была на кладбище. У папы с мамой...

Саргачев вгляделся в ее глаза и понял, что она при­няла наркотики, причем доза была порядочная.

И ты все время просидела у могил?

Нет. Я еще ездила на отцовскую дачу. Там хорошо.

Лариса вновь потянулась к бутылке.

Тебе нельзя пить, Лара.

Она поднялась и направилась в кабинет.

Не ходи, Лариса!

Ты знаешь?

Я обо всем догадался давным-давно.

В таком случае...

Лариса не договорила, снова села в кресло, вытащи­ла из кармана два пакетика, тут же смешала, высыпа­ла в рот и запила коньяком.

В таком случае, — повторила она — уходи, Сар­гачев. Я хочу побыть одна.

Я не могу тебя оставить.

Ты добрый. Я знаю. У тебя была славная идея: поставить меня на путь истинный. Но не получилось.

Прошу тебя, ложись в постель.

Надоел ты мне, Валерий Степанович, — вдруг очень спокойно и равнодушно сказала Лариса Ивановна.

Саргачев ничего не ответил, закурил, несколько раз глубоко затянулся.

С некоторых пор ты перестал быть «русским вол­ком» и оказался обыкновенным русским бараном.

И снова промолчал полковник, лишь отхлынула от лица кровь и мелко задрожали руки.

Что еще сказать, чтобы ты ушел... Я тебя никог­да не любила и не люблю. Я любила когда-то Павлова. И если бы могла, ушла бы, нет, умчалась к нему. Мы были одного поля ягоды...

Саргачев встал и быстро вышел.

Он почти доехал до своего дома на Кутузовском, но вдруг, круто развернув машину, помчал назад.

Затормозив возле ворот дачи, не выходя из маши­ны, он спросил у подошедшего постового:

Лариса Ивановна не выезжала?

Выехала.

С охраной?

Лариса Ивановна выехала одна. За рулем была сама.

В какую сторону уехала?

Постовой махнул влево, в сторону от Москвы.

Саргачев гнал машину с большой скоростью. Вые­хав на шоссе, ведущее в Звенигород, он еще издалека увидел сверкающие мигалки патрульных машин, си­луэты людей, и сердце у него сжалось. Его остановил патруль ГАИ:

Ваши документы?

Саргачев протянул удостоверение.

Что случилось? — спросил он с тайной надеждой.

Разбилась Стрельникова Лариса Ивановна, вице- премьер правительства, товарищ полковник, — пони­зил голос капитан ГАИ.

Жива?

Какое там жива... — махнул рукой капитан, — проезжайте, товарищ полковник!

У Саргачева еще несколько раз проверили докумен­ты, теперь уже люди в штатском, пока он не пробрался к месту трагедии. Он лишь увидел запрокинутое белое лицо Ларисы, край окровавленной одежды, безжизнен­ную белую руку, а потом перед глазами полковника возникли темные спины сотрудников в штатском. По­дошла машина «скорой помощи», и снова зашевели­лись спины, хлопнула дверца, и «скорая», в сопровож­дении патрульных машин с мигалками, умчалась в сто­рону Москвы.

К Саргачеву подошел капитан ГАИ, тот самый, что первым остановил его, попросил прикурить.

Что все-таки произошло, капитан? — щелкая за­жигалкой, спросил Саргачев.

Столкновение.

Не вижу второй пострадавшей стороны...

Ищи ветра в поле, — помолчав после глубокой затяжки, ответил капитан...

Вечерние московские газеты сообщили о несчастном случае, происшедшем на Звенигородском шоссе, в ре­зультате которого погибла вице-премьер Российской Фе­дерации Стрельникова Л.И., а через три дня она была погребена на Новодевичьем кладбище с подобающими почестями.

Был вечер. Турецкий и Саргачев сидели на скамей­ке возле Патриарших прудов.

На той же скамейке на газете стояла бутылка конь­яка и лежали на бумажных тарелочках бутерброды с колбасой и сыром.

Помнишь? — спросил Александр.

Лебедей нет, — откликнулся Саргачев.

Улетели, знать...

Или убили...

Некоторое время они молчали, глядя на пустую воду.

Что собираешься делать?

Уеду.

Куда?

В Чечню.

И снова воцарилось молчание.

Пойду, — сказал Турецкий.

Будь здоров, Саша.

Будь здоров, Валера.

И Турецкий, не оглядываясь, зашагал прочь.

Через три месяца он прочел в «Красной звезде» со­общение о том, что полковнику внутренней службы Саргачеву B.C. за проявленное мужество и храбрость присвоено звание Героя России. Посмертно.

КАМО ГРЯДЕШИ, РОССИЯ?!